Кубок лунника
Шрифт:
Но все это – сущие пустяки.
Малика знала, что если немного потерпеть и не растрачивать попусту силы, она сумеет, пусть и стоя над бездной, повернуть события в ту сторону, которая нужна ей. Не Джин, не Нэйду, не графу. Ей, скромной ведьме из Пражена. А после этого – гори все синим пламенем! Как бы там ни было, никто не будет оплакивать ее, одинокую и свободную, и никто не придет к могильному холмику. Разве что в Академии при случае вспомнят, мол, преподавала здесь одна экзальтированная дамочка и сгинула бесследно.
Она закрыла глаза, напустила на себя вид
«Не получите вы ничего», – со злостью думала Малика, а в это время ланцет ловко вскрывал ей вены на руках. Все как положено, разрез вдоль, чтобы рана быстро не закрылась. – «никому Хаор не достанется, я уж постараюсь».
Коже стало горячо: кровь вялыми толчками лилась на землю, скапливалась там липкими лужами. Вновь раздался голос Нэйда; он опять читал заклинание. В дело пошло все – голос, интонация, жесты. Ведьмак плел вокруг себя сложнейший узор, который должен был одеть Хаора в плоть – вытянув все это богатство из нее, Малики Вейн.
«А от вас, граф, я такого не ожидала, как ни прискорбно», – мрачно думалось ведьме, – «не стоило тратить свою силу на то, чтобы удержать вас в пределах Этернии, катились бы куда подальше отсюда, и никто о вас бы не пролил и слезинки».
Нэйд умолк.
Нити, которые Малика продолжала придерживать, задрожали словно струны гитары, если по ним от души ударить всей ладонью.
– Хаор! – взвизгнула Джин и захлопала в ладоши как маленькая девочка.
– Хаор Ливори! – голос Нэйда предательски сорвался, – ты в моей власти, и ты подчинишься. Я возвращаю тебя в этот план бытия, и пребудешь здесь столько, сколько мне понадобится.
Да, неупокоенный дух ведьмака снова вступил в Этернию.
Малика не удержалась, открыла глаза. Прямо над ее грудью повисло небольшое облачко. Оно менялось на глазах, вытягивалось, обретая форму…
Сапога. Сперва одного, затем второго. Ног, одетых в бархатные штаны. Длинного кафтана…
– Йоргг, – ведьма, не выдержав, ругнулась. Хаор Ливори висел прямо над ней, и оставалось только вяло радоваться тому, что он хотя бы одет.
Перед глазами у Малики все завертелось. Словно чьи-то рты жадно припали к вскрытым венам, торопливо высасывая кровь – и вместе с ней жизнь. А, вот вы как? Ну, получайте!
Она крепко зажмурилась, дернула за нити, которыми Хаор был привязан к полотну, но то ли потянула слабо, то ли Нэйд успел вкачать в призрака слишком много ее собственных сил. Призрак взвыл, и рванулся подальше от мира мертвых так, что теперь уже заорала сама Малика. Чувство было такое, словно ее распиливали на части. Именно распиливали, затупившейся пилой.
Серые нити, за которые она все еще держалась, трещали, грозя оборваться. А если это произойдет – то уже никто и ничто не загонит Хаора обратно в посмертие, и не останется ничего иного, как одаривать его плотью. Стиснув зубы, Малика что есть мочи вцепилась в эти спасительные паутинки. Только бы не дать ему уйти, только бы не…
И вдруг случилось странное. Ведьма не видела, но очень явственно ощутила присутствие другой, чужой силы, которая могла принадлежать только существу потустороннему, неживому… То есть, Хаору.Сила имела привкус засахаренных фиалковых лепестков и пахла приторно-сладко. Хаор вяло шевельнулся, он еще с трудом ориентировался в происходящем, затем крутнулся волчком, отчего Малика снова взвыла, но путеводные нити удержала.
«Отпусти, отпусти, отпусти…» – почудилось ведьме, но она все еще держала, надеялась, что Нэйд отвлечется, а она в это время разделается с Хаором.
«Отпусти меня», – шелестел призрак, но…
Не Малике предназначались его слова.
Ведьма задрала голову: так ей было отлично видно всю троицу, Нэйда, лунника и Джин. На белом лице Нэйда застыло нечто близкое к недоумению, сплетенный узор силы по-прежнему парил вокруг него. Джин морщилась как от боли, но молчала. А лунник, стоя чуть позади, прикрыл глаза и как будто пребывал вне Этернии.
Внезапно лунный лорд содрогнулся всем телом, выходя из транса. Его желтые глаза поискали Малику, впились в нее как изголодавшиеся упыри в жертву…
Все произошло так быстро, что ведьма не сразу и поняла – а что же, собственно, творится вокруг.
Лунник усмехнулся. И, выбрасывая вперед руку, молниеносным движением вырвал Нэйду горло. Рот Джин открылся, глаза испуганно расширились – но это все, что она успела сделать. Словно в кошмарном сне Малика наблюдала, как голова сумасшедшей ведьмы подлетела в воздух, а затем с глухим стуком упала в заросли ирисов. Что-то темное и горячее плеснулось на Малику, легкие вытолкнули из горла вопль, и в это мгновение бледное, полупрозрачное лицо Хаора Ливори оказалось напротив ее собственного.
«Я увидел то, что хотел. Я сделал то, что хотел… но устал и хочу спать», – требовательно и очень четко произнес давно умерший ведьмак, и Малика отлично знала, что именно означают эти слова.
– Я… дам тебе… покой, – беззвучно выдохнула она, – прости нас.
И, стиснув зубы, все-таки дернула за серые и липкие, как паутина, нити.
Ничто более не удерживало Хаора Ливори в пределах Этернии. Малику обожгло холодом, тканая основа мира разошлась, раскрылась в скорбной улыбке – и призрак скользнул туда, на прощание мягко тронув Малику за плечо.
«Копай здесь, здесь, здесь…»
Глаза слипались.
Наверное, она потеряла слишком много крови.
А руки по-прежнему были привязаны, и невозможно было пошевелиться.
Тогда Малика заплакала, но не от боли, нет. В те минуты ведьма думала о том, что никто не будет ее вспоминать.А это обидно до слез.
Ну душе у Малики было пусто как в пересохшем колодце. Тихо, темно, холодно и пусто.
За высокими окнами Академии плыл в зное летний Лугнас, а она мерзла так, будто оказалась у ледника Солнечной горы, да еще и на ветру.