Кубрик: фривольные рассказы
Шрифт:
Держать его в вертикальном положении какое-то время удалось только с помощью санитаров «скорой помощи». Потом все хором быстренько наклонили вперед шкаф, и ящик из него сам выехал.
В одно мгновение спасатели вывернули с той стороны замок ящика и вытолкнули его вперед вместе с ключом, после чего «скорая помощь» быстренько заставила мышцы Петровского ануса выплюнуть ключ.
– Андрей Антоныч, у Котова палец на ноге нарывает!
Это я обратился к старпому после утреннего построения на подъем флага.
Андрей Антоныч посмотрел на меня не без интереса.
Я понял, что требуются детали.
– Вчера
Интерес у Андрей Антоныча не проходил. Можно сказать, что он у него разгорался. Сначала выражение лица у старпома было почти сочувствующее, а потом – очень сочувствующее.
– Саня! – сказал Андрей Антоныч, – ты мне все это зачем говоришь?
– Я докладываю, Андрей Антоныч. Надо же человека в госпиталь вести.
– Не понял! Я его, что ли, поведу в этот ебаный госпиталь?
Я почувствовал в словах старпома некоторое раздражение. Я решил все еще раз объяснить.
– Он же на камбузе стоит, Андрей Антоныч. А там, если его в госпиталь увести, стоять больше некому.
– Значит, сам встанешь у бачка, если ты не нашел на это дело ему замену. Или у того бачка встанет непосредственный начальник товарища Котова, старшина команды снабжения. Или вы вместе с ним разделите это непосильное бремя.
– Но, Андрей Антоныч.
– Как я понял, оперировать у плиты его нельзя.
– Я, Андрей Антоныч.
– Я еще не закончил! Так вот, оперировать у плиты – то есть разрезать пальчик, вычистить, обработать, зашить и сверху на него непромокаемый гондон надеть– не получается. Правильно я понял? Хорошо! Значит, будете нести вахту. Вместо него. Люди на замену Котова у тебя есть?
– Нет!
– А ты думал, что я тебе людей нарожаю в темпе вальса?!! Ты зачем мне все это доложил? А? У нас кто назначен химиком, медиком, помощником командира и вечным дежурным по кораблю?
– Я, Андрей Антоныч!
– Вот и решайте поставленные перед вами задачи, искусно уклоняясь от ярких проявлений потомственной идиотии! Не хочешь оперировать его у плиты – в последний раз спрашиваю?
– Так. Андрей Антоныч! Я же не хирург!
– Зато я хирург! Я вам всем сейчас чего-нибудь ампутирую! Вырежу нахер! А старшине команды снабжения – особенно! Где эта пизда на колесах?
– Здесь!
– Давай его сюда!
Мичман Зуйко, испуганный еще в утробе, нарисовался перед старпомом в один миг.
– Зуйко! – сказал старпом.
– Я, Андрей Антоныч! – проблеял мичман.
– Есть такое выражение «выпиздень яйцеголовый»! А еще есть другое выражение: «лупиздень пустоголовый». Выбирайте для себя любое. А ущербное выражение лица при общении со мной лучше не иметь. УЧТИТЕ!!! Мне уже надоела эта страна, где никто на себя никакую ответственность не берет! Когда вы, товарищ Зуйко, в виде скупой и мутной капли у своего папаши на печальном харитоне уныло висели, я уже служил маме Родине в качестве старшего помощника командира. А теперь ответьте: почему я должен регулярно вам сопли подтирать? А? Неужели трудно хотя бы раз в день напрячь в себе ту козявку, что даже у дождевых червей считается мозгом? Вы у меня засохнете у этой плиты, если сейчас же не доставите на пирс дежурного медика, который в три минуты, в нашей амбулатории, сделает Котову уникальную операцию. На все про все у вас один час! Не уложитесь – будете у меня иметь вид бледной спирохеты, обожравшейся отечественными антибиотиками!
Через полчаса на пирсе был дежурный медик, нанятый мичманом Зуйко за бутылку спирта и банку прошлогодней тушенки.
Через десять минут Котову сделали операцию прямо у плиты.
Потом ему на палец надели свежий гондон.
– Андрей Антоныч, на экипаже надо провести агитацию по предстоящим выборам президента!
Зам имел вид запыхавшийся, обычный для того состояния, когда все в стране озабочены выборами президента.
А Андрей Антоныч имел вид вековой сосны, которой до нежной промежности все на свете выборы всех на свете президентов.
А я вообще никакого вида не имел, потому что я готовился получить от Андрея Антоныча очередных кюкздюлей под видом очень важных указаний на текущий день.
Казалось, Андрей Антоныч не слышит зама, но он внимательно на него посмотрел.
Когда Андрей Антоныч так смотрит, то в этом случае лучше забыть о том, что ты только что ему сказал, и сделать вид, что все вокруг просто отлично.
Но наш зам не столь чувствителен. Он подумал, что старпом его не услышал, поэтому он повторил про агитацию.
– Сергеич! – Андрей Антоныч наконец заговорил. Он был почти ласков. – Ты чего от меня все время хочешь?
Тут старпом сделал многозначительную паузу, после чего продолжил:
– В какой части агитации вы, наш замечательный заместитель, видите мое личное участие? Я должен отгадывать шарады, петь, плясать или же музицировать? Или я должен непрерывно рассказывать всем о том, как я люблю текущий момент? А может, мне напиться в хлам? Я что должен делать для успеха вашего предвыборного роения? Потеть под мышками? Ржать в голос? Скандировать что-то лохматое и ужасное? Или же мне следует идти строями, крепко древко сжав? Может, мне обернуться в какую-нибудь предвыборную ерунду и везде ею трясти? Вот почему, Сергеич, вы все время нам выдумываете жизнь? Когда я говорю «вы», я имею в виду не только тебя, счастливого и безудержного, но и всех тех, присосавшихся, которые всегда и всюду правильно себя ведут. Почему вам все время надо делать так, чтоб мы – нормальные люди – были заняты не своими прямыми обязанностями, а вашими – кривыми? Мне так кажется, что это все отвлечение. Вам надо нас отвлекать. Все равно чем, только чтоб мы ни на секунду не оставались без забот. И заботы эти должны быть мелкими, злобными и глупыми. И сами мы от таких забот должны непрерывно чуметь. Вот тогда на нашем фоне вы, наделенные от природы умом ящерицы – где бы ухватить, чтобы только сожрать, – будете выглядеть спасителями разлюбезного Отечества. И чтоб больше ты ко мне с выборами, агитацией, кандидатами и депутатами на пушечный выстрел не подходил. А то я не сдержусь и урою тебя так, что ты потеряешь к себе все остатки самоуважения. И ни одного матроса не получишь. И на Саню с надеждой не смотри. Я его сейчас работой загружу по самое адамово яблоко. Можешь на стенке свои плакаты уже сейчас начинать самостоятельно развешивать. Понял?
В общем, все плакаты у нас скоро были на стенках лично замом развешаны.
И на этом – все.
– Андрей Антоныч, к нам едет мама Хабибуллина! – Это я доложил старпому про маму Хабибуллина.
А узнал я про нее от Витьки-штурмана.
А ему позвонили с дальнего КПП, где ее, безо всяких разрешительных документов на въезд, только что высадили из рейсового автобуса, и теперь она сидит у них в дежурке, где ее уже успели напоить чаем. Вот это все я Андрей Антонычу и изложил.