Кучум

Софронов Вячеслав

— А ты с нами пойдешь? — Ермак спросил, хотя уже заранее предвидел ответ старца.

— Нет. Мне воинская брань не подходит. Ни для того я укрылся от людей, чтоб в круговерть земную с головой окунуться вновь. Мой подвиг в ином. И на этих землях человек с крепкой верой должен жить, чтоб были здесь мир и согласие. Каждому свой удел дан свыше. А мой удел — эта земля.

— Спасибо на добром слове. Оно, может, и лучше, что не пообещал понапрасну, не заверил меня. Только не знаю, как быть мне теперь. В поход нам без батюшки идти никак нельзя.

— Обратись

к господам Строгановым. У них в городках при каждой церкви и батюшка, и диаконы имеются. Может, вырешат тебе кого…

На этом простились, и Ермак неожиданно передумал ехать в дальние городки, а повернул коня обратно, откуда совсем недавно выехал. Он не мог объяснить своего решения, но после разговора со старцем Мефодием твердо понял, что далеко не все поддается объяснению и понятно человеческому разуму. Людские поступки зависят не только от воли человеческой…

* * *

И оказалось, не зря он ехал в городок, где стоял со своей сотней есаул Иван Кольцо. Тот успел уже оповестить остальных есаулов, которые немедленно явились на его зов. Небольшая площадь перед церковью была запружена казаками, а на каменных ступенях собрались походные атаманы, стоявшие с обнаженными головами.

Ермака заметили не сразу и он некоторое время слушал, как что-то выкрикивал в толпу низкорослый Савва Болдырь, привстав на носочки и взмахивая при каждом произносимом слове зажатой в руке шапкой. Не все слова долетали до атамана, но он понял, что Болдырь чистит господ Строгановых за дурную пищу, помянул, что выдали мало припасов для пищалей, не выполняют обещанного.

Но вот кто-то из казаков заметил Ермака и по рядам пронеслось:

— Атаман… Атаман приехал… Ермак Тимофеевич сам… Иван Кольцо, который, верно, и затеял весь этот сход, заулыбался и призывно замахал рукой, выкрикнул:

— А вот и сам атаман пожаловал. Мы уж и потеряли тебя. Выходи к казакам, скажи свое слово.

Ермак бросил поводья ближайшему казаку и стал проталкиваться к церкви, на ходу, приглаживая бороду, поправляя саблю, оглядывая пристально собравшихся, ждущих его слова. Он и не ожидал, что попадет на казачий круг, не был готов к нему и сейчас быстро прикидывал, что нужно сказать в первую очередь, а что пусть выложит Кольцо.

Когда он взобрался по ступеням, поклонился всем, то крики смолкли и все застыли в напряжении, ожидая, когда он заговорит.

— О чем разговор ведем? — спросил Ермак, чуть поворотясь к своим есаулам.

— Как о чем?! — чуть не подпрыгнул на месте все тот же Савва Болдырь. — Обманывают нас господа Строгановы…

— Тебя обманешь! Как же… — под общий смех ответил атаман. — Кого тут еще обмануть успели? — обратился ко всем казакам. — Выходи сюда, покажись всем. — Однако желающих не нашлось.

Иван Кольцо, более других удивленный таким оборотом, смотрел, широко распахнув глаза, на атамана. Болдырь немедленно спрятался за спины и что-то бурчал себе под нос,

недовольно поглядывая в его сторону.

— Можно мне сказать? — спросил Матвей Мещеряк, сделав два шага вперед, и, получив согласный кивок атамана, начал издалека. — Мы вот тут собрались все люди вольные, бывалые. Всякое видали, во многие земли хаживали.

— Ты, Матюха, кота за хвост не тяни. Говори о нашенских делах, — раздался чей-то голос из толпы.

— Я и скажу, погодь, — поднял тот перед собой руку, — мы привыкли с ворогом в поле встречаться, на просторе, а тут сидим, как мыши в норе, а кот вокруг ходит, облизывается, того и гляди сцапает…

— А ты хвост не высовывай! Вот и не сцапает! — прозвучал тот же насмешливый голос.

— Да не желаю я мышом быть, в норе сидеть. Или не бились мы с крымцами, с ногайцами, с поляками?! Тоска смертная сидеть вот так да ждать, когда враг нос покажет. Ладно, кинулись они на нас, отбились, а дале что? Пусть басурмане в иные земли идут? Другие крепости берут? А почему не ударить по ним, да не дать… — вставил он крепкое слово под одобрительные выкрики.

— Правильно Мещеряк сказал, — выступил вперед Ермак, — только об одном умолчал: как нам тем басурманам приглашение передать, чтоб нас дождались, сразились. Пока мы шель-шевель, квасу попили, руки помыли, а их поминай как звали и не сыщешь. Ушли в лес, не догонишь.

— Погнались бы, так догнали, — негромко высказался из-за спины атамана Никита Пан.

Ты, Никитушка, в лесу не мастак воевать, то мне точно известно, — легко повернулся к нему Ермак, — они нас мигом пощелкают по одному и прозвания не спросят. Нет, братцы казаки, не с руки нам из крепости вылазить, под удар становиться…

В казачьей толпе послышался неодобрительный ропот и раздались выкрики:

— Не желаем за стенами сидеть!

— Надоело!

— На простор хотим!

Ермак перемигнулся с Иваном Кольцо — и тот сделал шаг вперед, подняв зажатую в руке нагайку.

— На простор хотите? — крикнул он громко.

— Да! Хотим! Простор-р-р… — прокатилось по рядам.

— Айда на простор! Айда на волю гулять! — радостно выкрикивал Кольцо, сверкая васильковыми лукавыми глазами. — Есть у атамана задумка одна, да, может, не всем она по душе придется…

— Пущай говорит! Слухать желаем!

— В поход нам надобно идти, — указал рукой на восход Ермак, — через горы, в Сибирь. Там есть, где разгуляться. И мне сиднем сидеть надоело. Тоже воли хочется.

Казаки не сразу поняли задумку атамана и стали осторожно выкрикивать, спрашивая:

— На чем пойдем? Пешими не выдюжим, а коней нет.

— Через горы не пройти…

— Припасов совсем никаких…

Он слушал их и добродушная улыбка застыла на его широком лице, словно высеченном из тех самых горных камней, через которые он задумал повести свои сотни. И казаки, невольно смущаясь этой улыбки, будто он насмехался над ними, зная что-то главное и не договаривая, постепенно смолкли, застыли в ожидании ответа.