Куда идем мы… - 3
Шрифт:
– Ой, да кому ты нужен – покушаться на тебя?! – не выдержала хозяйка. – Я понимаю, паренек ваш – вот он действительно красавчик, не поспоришь. А ты, король свинарника, давно себя в зеркало видел? Пятак с кулак величиной, сверху раскидистые уши, вся рожа жесткой щетиной заросла. Кто же на тебя такого покусится-то, кроме такой же свиноматки? А устроил-то, а разнылся! «Ох, боюсь-боюсь…».
Выговорившись, бабулька немного успокоилась, и уже спокойным тоном продолжила.
– Но хотя, справедливости ради… Вам, конечно, повезло, что я одна живу, и в силу возраста уже о глупостях всяких не думаю. А то, знаете, были у нас уже эксцессы.
– Это какие такие эксцессы? – полюбопытствовал
– А такие! – отбрила его бабка. – А ты сам не понимаешь. Мы женщины вольные и самостоятельные. За годы свободы у нас от рабского почтения к мужчинам и следа не осталось, а вот желание отомстить вам за многовековое рабство никуда не делось, разве что выросло. Я-то, положим, такой дурью никогда не страдала, но бабы – они разные. Некоторые на всех мужчин как на законную добычу смотрят. Целые банды собирались – за границу локации в набеги ходили и мужчин оттуда себе для утех привозили. Места здесь дикие, Пограничье. А мужчин у нас везде не особо любят. Хоть сейчас и объявлена политика мирного сосуществования, но от старых привычек так просто не откажешься.
Старуха посмотрела на вытянувшуюся рожу свиноида и засмеялась:
– Хотя на тебя, тушенка ты перспективная, даже бандитки не польстились бы. Уж больно ты страшен. Я к чему это все, – перейдя на серьезный тон, повернулась она к Психу. – Ты там особо не разгуливай. Похоже, что никто из деревенских не видел, что вы вернулись, но рано или поздно прознают. Это ж деревня, здесь ничего не скроешь. И вот тогда возможны нюансы.
– Я вас понял, бабуля, – очень серьезно ответил Псих. – Считайте, мы уже ушли. Единственное – у вас ведра нет?
– Шутишь что ли? – удивилась фельдшерица. – Как это – в деревне да без ведра. Тебе чистое или помойное?
– Чистое, бабуль, – попросил Псих. – И веревку бы к нему. Подлиннее.
– Найду, – кивнула лекарша, вышла в сени и вскоре вернулась с нужными девайсами.
– Тот, это тебе, – пояснил Псих. – Это твое оружие в предстоящей операции. Пока я с этим дураком буду драться, твоя задача – пробраться в пещеру и воды из колодца набрать. Понимаешь?
Аутист кивнул:
– Тот понимает, потому что он неглупый. Тот наберет.
– Ну тогда пойдем, – кивнул Псих. – Сам слышал – мужчины здесь пользуются повышенным вниманием.
– Потому что не надо было сюда ходить. – пробурчал Тот, пригибаясь в низких дверях. – Куда идем мы? Куда идем мы?
дер. Большой Ларьяк
Нижневартовского сектора,
Ханты-Мансийский локации.
61°04' с. ш. 80°47' в. д.
– Господин! Господин!!! – стражник-лягушка поохранял выломанные двери совсем немного, и вот уже вернулся, громко крича. – Господин, там опять пришел этот Псих. Требует вас или воды, на выбор.
– Я так и знал! – нахохлился упавший духом Водяной Повелитель. – Ну и что мне теперь делать? Если пойду – опять ему проиграю. Я лучше здесь посижу, а ты пойди перекрой ворота к колодцу. Хотя он и их сломает, как разбил в щепки те, что на входе.
– Вы? Проиграли? – делано удивился стражник. – Это он вам проиграл! Это он бежал с позором из нашей пещеры, так и не набрав воды! Он ничего не смог противопоставить вашей ловкости и виртуозности владения багром.
– Не, ну так-то да… – польщенно улыбнулся хозяин. – Умею я им пользоваться, что уж греха таить!
– Я, честно говоря, думаю, – заявил прихлебатель, – что он и в первый раз случайно у вас выиграл. Просто сыграл свою роль эффект неожиданности. А сейчас, когда вы будете готовы, вы ему вломите так, что он будет бежать отсюда со всех ног, проклиная день, когда ему пришла в голову мысль вломиться в нашу пещеру. Вы кто? Вы – брат самого Князя, у вас крутость – врожденное качество! А он? Он – возомнивший о себе хам! Мартышка блохастая.
– Да, пожалуй, ты прав, – заявил приободрившийся водяной рантье. – Пойду я его выгоню. Дерзость должна быть наказана.
Он вновь облачился в лучшие одежды, взял свой багор и вышел из пещеры.
– Зачем ты пришел, Псих? – надменно спросил он. – Я же уже выгнал тебя.
– Выгнал? – приподнял брови обезьян. – Ну ладно. Я, собственно, пришел на прежних условиях. Дай мне немного волшебной воды и я уйду.
– Даже властители локаций не возьмут моей воды без оплаты! – пафосно закричал хозяин пещеры. – А ты, мой враг, погубитель моего племянника, не получишь ни капли! Даже за все сокровища мира!
– Ну тогда давай драться, – устало вздохнул Псих и крутанул посох.
И началась драка.
Еще до начала поединка обезьян решил немного поддаться сопернику, чтобы отвести его подальше от входа в пещеру и облегчить задачу Тоту. Однако быстро выяснилось, что этого вовсе не требуется. Водяной торговец не то сил накопил, не то просто собрался – но факт остается фактом, бился он отчаянно и практически не уступал своему сопернику. Псих даже пропустил два мощных удара, прежде чем понял, что на сей раз поединок идет на равных.
Тот, что с железным посохом, ястребом нападал, Тот, что с крюком волшебным, коршуном налетал. Был одному племянник, другому – наставник мил, Один за друга сражался, другой – за родича мстил. Ненавистью объяты, злобой опалены, Оба противника были в гневе своем страшны. Прах из-под ног их вился, дымным столбом вставал, Черной тучей клубился и небосвод закрывал. Мраком ночным оделась Западная сторона, Спрятало солнце лик свой и не взошла луна. Только сильнейший может слабого победить, Только слабейший может сильному уступить. Как же достичь победы, ежели силы равны, Если единой мощью соперники наделены? Яростью ослепленный, один кидается в бой, Хитрость свою и ловкость зовет на помощь другой… Но не отступит сила перед ловкостью ни на шаг, И головы не склонит перед противником враг. Шуму борьбы внимая, замерло все вокруг, Колотит тяжелый посох, жалит проворный крюк! Клики бойцов подобны звукам медной трубы, Ветер от их дыханья валит в лесу дубы, Эхо грохочет в скалах, гром гремит в горах, Духов тоска терзает, демонов гложет страх… Коль не на жизнь, а на смерть ведут противники бой, Должен один погибнуть, торжествовать другой. Кто же у них сумеет жизнь свою уберечь? Кому же из них придется в землю сырую лечь?