Куда идем мы…
Шрифт:
Купчишка был человеком откровенно неприятным. Четвертый, если честно, надеялся получить от него заказ на какой-нибудь молебен — надо же «Святость» как-то восстанавливать — но еще за ужином отказался от этой идеи.
Их сосед слева оказался расистом, ненавидящим демонов, и гомофобом, считавшим всех монахов людьми нетрадиционной ориентации. На входящем в стоимость ужине он отсел на самый дальний конец стола и оттуда злобно зыркал глазами и все бурчал, мол, было хорошее место, но раз начали пускать всяких геев с домашними животными, то он отныне больше сюда не ногой.
Псих, естественно начал заводиться, и под конец ужина уже в голос требовал от «хозяина» дать ему команду «Фас!», но, слава богу, до рукоприкладства дело не дошло. Поев, постояльцы разошлись по номерам, изрядно недовольные друг другом.
— Кстати, Босс. — заявил Псих в номере, развалившись на кровати. — Скоро наша жизнь даст первую трещину — кончится мешок с деньгами. Сумма, которую система разрешила Штанским выдать нам на дорожку, уже на исходе. Еще на пару ночлегов хватит, не больше, а дальше переходим на подножный корм. У нас хоть палатка какая-нибудь есть?
— Не помню. — честно признался Четвертый. — Посмотри в хурджине.
— Ладно, — проворчал Псих. — Раз уж я влез в это дело, беру на себя обязанности завхоза. А то ты с твоими молитвами и тонкой душевной организацией нас быстро до долговой ямы доведешь. Начнем с инвентаризации.
И он начал рыться в вещах.
— А это что? — бухтел Псих. — А, понятно. О, это радует, и это тоже пригодится, а это что?
— Босс! — он повернулся к Четвертому, держа в руках передачку от Гуа: рясу и шапочку. — А это что за красота?
— А, это! — вспомнил монах. — Это тебе. Если нравится, можешь примерить.
— Что значит «если»?! — возмутился Псих, и повторил негодуя. — «Если!». Папка, можно сказать, в обносках ходит, а он такую красоту по мешкам прячет.
Он быстренько переоделся, напялил вышитую шапочку и поинтересовался:
— Ну как? Мне идет?
Но Четвертый не ответил. Он принялся читать выученную прошлой ночью сутру — как велела Гуа.
— ААААААА!!!! — в крике Психа не было ничего человеческого — Больно же!!! Больно!
Четвертый вздрогнул, но не прервал чтение.
— Сука!!! А!!!! Голова, сука!!! Не надо!!! Не надо!!! Босс, не надо! Не делай этого!
В это время раздался громкий стук в стенку, и купчина из-за соседнего номера заорал:
— Эй вы, гомосеки, вы что там творите?! Вы потише страсти предаваться не можете? Люди спят уже!
Из глаз Психа текли слезы, он орал, корчил страшные рожи, потом схватился руками за шапочку и разорвал ее прямо на голове. Но это не помогло — в шапку оказался вшит золотой обруч, который продолжал опоясывать его голову.
— Нет, Босс, не надо! Пожалуйста, не надо! Он сжимается и давит! Нет, нет!
Бум! Бум! Бум!
— Слышь ты, маньяк, я сейчас стражу позову! Не мучь животинку, скотина!
Псих выдернул свою иголку, немного увеличил ее и попытался подцепить обруч посохом. Но претерпел фиаско — золотое украшение как будто приросло к голове. Обезьян корчился, прыгал, как кузнечик, кувыркался. Лицо его побагровело и казалось, что глаза вот-вот выскочат из орбит.
В этот миг Четвертый дочитал сутру и замолчал.
Псих без сил рухнул на пол и простонал:
— Что это было? Ты че делаешь, гнида?
Вдруг он перехватил железный посох и кинулся на монаха:
— Сдохни!
Четвертый даже не успел ничего понять. Спасло его только то, что он на автомате сообразил вновь начать читать сутру. Псих истошно заорал, выронил посох, схватился за голову и упал на пол.
— Нет, нет, не надо! Не трону, клянусь! Слово даю!!! АААА! Слово! Ты знаешь мое слово, сволочь, я никогда, заткнись!
Бум! Бум! Бум!
— Все, голубки, вешайтесь, я уже заяву на вас пишу. А у меня, между прочим, зять — волшебник!
Не дочитав, Четвертый прервал чтение. Псих, мокрый как мышь, с трудом привалился к стенке.
В номере воцарилось молчание, даже купец перестал барабанить.
В полной тишине они просидели минут пять.
Потом Псих вздохнул и сказал:
— Пишет: «Интеграция с носителем завершена». Я так понимаю, снять этот девайс мне не удастся?
— Я не знаю. — честно сказал Четвертый. — Мне просто сказали прочитать сутру, когда ты переоденешься.
— Кто сказал? — тут же спросил Псих.
— Гуа.
— Это она комплект принесла?
— Да.
— Когда?
— Когда ты свалил. Сказала, что это для тебя и мне теперь легче будет с тобой договариваться.
— Вот гниды. — с чувством резюмировал Псих. — Босс, отпусти меня на пару часов.
— Зачем?
— Я знаю, где берлога Гуа. Выбью ей посохом мозги и вернусь.
Четвертый хмыкнул.
— Вообще-то это она меня этой сутре научила. Боюсь, как только ты появишься, она тут же начнет ее читать,
— Блин! — Псих в досаде бросил посох на пол и тот, звеня, покатился к стенке. — Все продумали, козлы! Похоже, меня теперь держат за бубенцы. Ну ок. Посмотрим, кто будет орать и плакать последним.
Он еще немного посидел молча, но его явно распирало изнутри. И Псих не выдержал.
— Послушай, пацан, я вообще-то сам вернулся. Добровольно. И что получил взамен? Ну ладно, хорошо, пусть ты не знал, что будет, потому и принялся читать сутру. Но почему ты, сволочь такая, не заткнулся, когда понял, что причиняешь мне дикую боль?