Куда исчезают поклонники?
Шрифт:
– Мою бабушку?
– Да. Для всех твоя бабушка была обычным ребенком. Конечно, она не слишком активно участвовала в общественной жизни школы и пионерской организации, но это ей прощали, так как девочкой она была слабенькой и часто болела. Ее пассивность списывали на болезненность. В то время как девочке просто было глубоко чуждо все советское.
– И что?
– Твоя прабабка, вместо того чтобы забыть все эти дворянские штучки, научила свою дочь гордиться своими предками. Она также свозила девочку в их родной город и показала ей их бывший дом, где теперь размещалась клиника для ветеранов
– Кого?
– На тот момент с Волги переселялись немцы.
– Ах, вот как, – пробормотала Вика. – Но ведь Лев Илларионович как раз и занимался немцами?
– Все верно. И судьбоносная встреча твоего дедушки и твоей бабушки как раз и состоялась в ту ночь, когда твоя бабушка явилась в поместье, чтобы сжечь его.
– Сжечь? Но зачем?
– Дворянская гордость, да и мать настойчиво внушала ей, что нельзя позволить подобного позора в их родовом гнезде.
– Позора?
– Не все немцы добирались туда, куда их посылали. Кое-кто нашел свой последний приют как раз в земле временного штаба по пересылке.
– Что? Их убивали?
– Некоторые умирали сами, – пожал плечами коротышка. – Не надо забывать, что в числе переселенцев были и старики, и маленькие дети, и беременные женщины. Без медицинской помощи кое-кто из этих бедняг просто не вынес тягот даже первого этапа своей ссылки.
– И бабушка все это увидела?
– Подозреваю, что да. Во всяком случае, того, что она увидела, оказалось достаточно для того, чтобы она возмутилась и решила прекратить это безобразие.
– Как же, интересно знать?
– Она подожгла дом. Но сама была схвачена с поличным.
– Кем?
– Вот в том-то и дело. Как истинной Барышевой, ей повезло. Схватил ее не кто иной, как ваш дедушка. Не скажу, что он влюбился в нее прямо при свете зарева пожара. Но что-то такое в его душе всколыхнулось. Во всяком случае он не только не выдал ее, но когда следствию стала ясна причина возгорания, твоей бабушке удалось исчезнуть. За содеянное дочерью ответила ее мать.
– Моя прабабушка?
– Да. Ее судили и расстреляли как зачинщицу и поджигательницу. К этому времени заступиться за нее было некому. А Лев Илларионович не смог или не захотел помочь матери своей любимой девушки.
Вика слушала, не в силах поверить в то, что слышала.
– Младшая Барышева осталась жить. А Лев Илларионович... Что тут сказать? Он нашел свою любовь. И терять ее не собирался. Разумеется, ни о каком браке речи даже не шло. Жениться на бывшей дворянке, да еще с такой нехорошей репутацией, это могло быть крахом для всей его карьеры. Лев Илларионович вел жизнь словно жук под микроскопом. Любое его действие рассматривалось специальным отделом через призму нескольких увеличительных стекол. Так что о такой неподходящей женитьбе нечего было и думать. Жена чекиста, потом советского разведчика должна быть кристально чиста, а прошлое безупречным. Твоя бабушка на эту роль никак не подходила.
– И он женился на Майе? Зачем ему было вообще на ком-то жениться?
– О-о-о! Это уже другая история. К нам она отношения не имеет. Но подозреваю, что Лев Илларионович сделал этот шаг осознанно. Майя была ему полезна во многих отношениях. И в первую очередь не она сама, а ее отец, который всегда, всю свою долгую жизнь поддерживал и продвигал любимого зятя.
– А моя бабушка?
– А твоя бабушка жила своей жизнью. Вышла замуж, родила ребенка и каждый божий день ходила на почту в ожидании писем от любимого человека. Вот это и была ее жизнь.
– Значит, моя бабушка не служила в разведке?
– Никогда! С ее-то происхождением! Это было бы просто смешно!
– Но как же так? Ведь она помогала Льву Илларионовичу.
– Она выполняла его маленькие поручения, не более того.
– Какие?
– Лев Илларионович под старость стал сентиментальным. У него было много бывших коллег, нуждавшихся в помощи. Увы, государство не всегда спешит оказать поддержку тем, кто в свое время пожертвовал для него молодостью, здоровьем и силами. Или не спешит, или эта поддержка оказывается ничтожна мала. А ваш дедушка заботился о тех ветеранах, кого знал лично и считал, что они такой заботы заслуживают.
– Что-то вроде благотворительности для своих бывших коллег?
– Вот именно! И ваша бабушка оказывала ему в этом посильную помощь.
– Например?
– Это она передавала морфий для безнадежно больного старика Зальцмана, которому иначе лекарства было бы даже не увидеть. Именно ваша бабушка, получив инструкции от вашего дедушки, что говорить и как действовать, явилась в секту брата Иоанна и брата Бенедикта и добилась, чтобы те выпустили из своих когтей вдову бывшего разведчика и друга Льва Илларионовича.
– Очень благородно!
– Благородно, но это не значит – служить в разведке. Повторяю, ваша бабушка там никогда не служила.
– А?..
– И, между прочим, брат вашего дедушки Льва Илларионовича – Эрнест тоже оказал своему брату несколько услуг аналогичного свойства.
– В смысле? – удивилась Вика.
– Эрнест Илларионович выполнял кое-какие мелкие просьбы вашего брата. Правда, не из чистого альтруизма, как ваша бабушка, а за вознаграждение. В числе прочего братья договорились, что Эрнест Илларионович возьмет к себе в семью одну старушку. После Гражданской войны она осталась совсем одна, плохо понимала, что происходит вокруг. И ей был необходим уход и присмотр. В благодарность Эрнесту и его семье фактически доставалась квартира старушки, которая в противном случае отошла бы дальним родственникам или государству.
И коротышка выразительно огляделся по сторонам.
– Эта самая квартира, между прочим.
– Мы поняли, – сухо произнесла Вика. – Но что же все-таки с моей бабушкой?
– Официально она числилась одним из информаторов вашего дедушки. Так бы он представил ее начальству, если бы оно заинтересовалось женщиной.
– Но никто не интересовался?
– Времена нынче другие. И к отставным ветеранам совсем не то внимание, как к действующему составу. Так что Лев Илларионович, похоронив свою нелюбимую жену Майю, смог наконец отдаться своей настоящей страсти. И лишь привычная осторожность помешала ему открыто воссоединиться с вашей бабушкой.