Куда убегает ваш утренний кофе?
Шрифт:
В глубине души я знала, что у меня на самом деле «слабая воля», поэтому они имеют основание чувствовать превосходство надо мной. Что у меня слабая воля, мне твердо внушили в детстве — каждый раз, когда я не выполняла то, что обещала — это было из-за моей слабой воли. Так объясняла мама. В некотором смысле она была права: если бы у меня была сильная воля, я бы просто наотрез отказалась давать такие обещания, которые не хочу выполнять. Я же нехотя обещала и всячески избегала делать. Я всегда ощущала разлад между правильностью — и самой собой. Я делала «как правильно» только по принуждению и ощущала себя закоренелой и нераскаявшейся преступницей. Я не ощущала своими те представления о правильном, которые мне внушали, и с детства привыкла к образу себя: плохой девочки, нарушительницы, лживой и безвольной. Этот образ был отчасти переработан в экстремистский бунт против системы.
МВ закончил Гарвард и работал математиком. Он был сетевой экстремист. АЧ говорил про него, что он бы с удовольствием поднял обоссанную жвачку с пола и разжевал, если бы это увидел его отец. Руки у него были все изрезаны, снизу доверху. Он объяснил однажды, что ему просто всегда очень нравилось резать кожу. По другой версии, он делал упражнение, разработанное Алистером Кроули
Судя по количеству шрамов, МВ забывал постоянно. Он был похож на медведя, потому что всегда смотрел исподлобья, и по выражению глаз нельзя было сказать, злится он или нет. Ещё он был похож на Лени Рифеншталь. Ещё у него была борода и длинные волосы, и то и другое какое-то неудачное, но он носил их всё равно, наверно потому что был против системы. Ещё он был за педофилию, легализацию наркотиков и резкое увеличение рождаемости. Детей у него было сначала двое, потом трое, потом четверо. Он любил лозунг Soсialistishes Patienten Collectеive — «Kill! Kill! Kill! For inner peace and mental health!» Это был лозунг официальной организации, которую создали пациенты психиатрической лечебницы в ФРГ. Я тоже любила этот лозунг. Кое в чем мы очень понимали друг друга. Он научил меня всему — андеграундной музыке индастриал, андеграундным журналам Ресерч, и Карренту 93, и Сайкик ТВ, и Бойду Райсу, и Церкви сабгениев, и ещё очень много чему он меня учил, что я забыла. Он знал очень много разных фактов. Ещё он был левый революционер, против собственности и за анархию. Математиком он был приличным и вполне успешным, так что постоянно ездил в разные страны. Они вообще с ЮФ не так давно вернулись из Америки, где долго жили, и он страшно ругал всё американское и просто балдел от Горбушки, где можно было купить пиратскую копию всего на свете. Он был против копирайта. Ещё он ненавидел Микрософт и из принципа никогда не пользовался виндовсом. У него стоял линукс. Также он ненавидел кодировку вин, и держался евразийской КОИ-8. Ещё он очень уважал философа Дугина и всегда соблюдал партийную дисциплину.
Однажды я его спросила, почему он все время ругается, просто постоянно с кем-то ужасно ругается, обещает срать на чьи-то могилы, топчет ногами и атакует в сети. Он подумал и грустно ответил: «Это должно быть потому, что я — сетевой экстремист.» Он был очень умный.
«Убежденности в истине жизни ищут многие, многие же и находят. Каждый находит в чем-то своем — необходимость видеть природу бытия так же, как и прочие, умирает вместе с отмиранием труда как товара. Рабы индустриального общества, презренные wage slaves, рассматривают спектр взглядов искателей как единую точку и называют его носителей „экстремистами“. Они неправы. Нельзя говорить об экстремизме маргиналов, когда творческое начало расы полностью маргинализовано. Экстремизм мертв. Мертвы и те, кто противостоят „экстремизму“, не видя целой вселенной радужных расцветок, высвобождающей себя из пут астрального детерминизма. Детерминизма вынужденного труда, тотального рынка и массовых убийств. Наши убийства будут строго индивидуальны.
„Human relationships must be grounded in passion, if not terror“.»
Цитата из одной статьи МВ.
Каждый, кто переживает свою непохожесть на нормальных людей, как вину и недостаток, одновременно подозревает, что на самом-то деле это его огромное достоинство. В этом убеждении бываешь совершенно одинок, пока не набредешь на подходящую идеологию. Я как раз набрела на подходящую идеологию и людей, которые её транслировали. Я их поняла примерно так: мы — выродки и извращенцы — с самого начала были не такие как все. Поэтому система справлялась с нами не так эффективно, как с привычным материалом — обычными людьми. Обычные люди не конфликтуют с системой, они являются её частью, шестеренками в механизме. В них система постоянно воспроизводится — её правила, запреты, наказания, рекомендованные мысли и чувства, стандартные представления из популярного набора и так далее. Почти все ощущают полную свободу выбора. Они не замечают тюрьму, а значит никогда не освободятся. Нарушить этот транс консенсуса может разве что сильный шок, смертельное оскорбление, отвратительная правда, слишком неприятная, чтобы в нее добровольно поверили. Это было всё то, что мне нравилось: угрожающие, пугающие, возмутительные, оскорбительные и извращенные вещи, которые система ещё не переварила. Эти вещи нравились мне по ощущению, в них чувствовался заряд, которым можно что-нибудь подорвать. Мои экстремистские друзья поделились ими со мной. Страшные суставчатые машины из мертвых животных, не вполне умершие существа, полусъеденные другой машиной, живут темной механической жизнью, формально прикидываясь живыми. Девушки Чарли Менсона, которые писали на стенах «Свиньи» кровью своих жертв. 39 веб-дизайнеров, которые написали 39 записок, о том, что улетают с планеты Земля, сняли 39 одинаковых пар ботинок, приняли 39 смертельных порций яда, надели на головы 39 пластиковых мешка и организованно покинули эту планету ради вечной жизни на священной комете, которая пролетает мимо нас только один раз за вечность. Американский подросток-вампир на электрическом стуле, лет 14, который ловил взрослых неприятных людей и пил их кровь вместе со своей подружкой. Индастриал и нойз — чудесная музыка — грохот, скрежет и удары — какофония из невыносимой становится невероятной и перерастает в чистый восторг: это слишком прекрасно для нормального человека, он этого не может вынести. Хаотический грохот растерзает его слух, он будет страдать, если заставить его слушать мучительный скрежет. Странные люди, которые приходят от нойза в дикий восторг, очевидно, ненормальные. Их бодрит страшный скрежет, и чем страшнее, тем им веселее. Они не ощущают себя жертвой звукового насилия, как обычные люди, а вместо этого отождествляются с насильником и агрессором, и разделяют с ним удовольствие тотального террора. Так чувство неполноценности конвертируется в агрессию.
Дорогая сестра, здравствуй, у нас тут опять жара, людям снятся кошмары, они просыпаются в холодном поту, поддерживая равновесие внешних и внутренних температур, по бокам тропинок пахнет мёртвыми зверьками, песок набивается между пальцев ног и в целом мир как-то особенно непереносимо сверкает. А как у вас, наверное, снова ночь, ты опять упираешься лбом в какую-нибудь железку, видно далеко, и нет никакой возможности закрыть глаза, всё правильно и удивительно резко.
Я впервые по-настоящему обратила внимание на ЮФ, когда она заговорила о высшей расе.
А надо сказать, что на ЮФ стоило обратить внимание. Во-первых, она была красавица — МН как-то назвала ее «черная роза», и было похоже. ЮФ — еврейка с большими глазами, большим носом и кокетливой родинкой над красивыми губами, из-за них у нее бывает такой вид, будто ее только что унесло отсюда ветром. А иногда, наоборот, как будто сейчас ее немедленно поцелуют. Она двигается как-то угловато, как подросток и вообще, она в большой степени действительно подросток. МВ, ее муж, забрал ее себе прямо из школы, она росла и менялась до тех пор, пока не стала этой школьницей, и тут он забрал ее себе, и бережно хранит, такую же школьницу, как раньше. Сейчас ей уже сколько-то за тридцать, у нее четверо детей, а ее так и принимают на улице за десятиклассницу или студентку, или за ровесницу старшей дочери. Она думает такими же молодыми мыслями, как много лет назад. Ее мысли очень быстрые, у них гибкая талия, и они похожи на Першинги. Я ещё не говорила? Она тоже очень умна, как и МВ. А так же то, что называется «смарт». В диалогах, особенно на письме, ей нет равных — она неожиданна, остроумна, ее чувство юмора безупречно, а если она пожелает совершенно уничтожить кого-нибудь, то ей хватит для этого нескольких убийственных слов. Она пишет плохие стихи, но многим нравится. Кроме стихов, она рассуждает на околополитические темы и злобу дня — это у нее от мужа, который в злобу дня безумно влюблен. Как и муж, она умеет как следует ругаться пидарасами на очередных одиозных персонажей масс-медиа или знаменитостей тусовки. Но это всё фигня, а вот когда она пересказывает свои разговоры с детьми, это получаются настоящие шедевры. Если вы их не видели, то не сможете себе представить, что в этом жанре бывает нечто по-настоящему великолепное. Ребенок у нее получается совершенно дикий, без купюр, — это каннибал, агент хаоса, саблезубый и прекрасный. Ей с ним ужасно интересно, и разговор выходит гораздо содержательнее, чем у взрослых — только и лопаются и радостно хрустят на зубах разнообразные шаблоны. Она всегда в разговоре с ребенком исходит из соображения, что никто никогда не угадает, что ещё придумает этот ее собеседник, пока он сам не сообщит. Поэтому его очень интересно слушать. И было бы скучно и нечестно отвечать на его действительно новые мысли что-то, что вам и так заранее было известно. Получается безумно смешно и интересно.
В прекрасность ЮФ я врубалась медленно и бесповоротно. Она была настоящая принцесса. Кончилось дело совсем плохо: принцесса превратилась в идеал.
А тогда о высшей расе получилось у неё между делом, когда она «лечила» мягчяйшего СШ. Он был влюблен и называл её «учитель Ф». А она его и учила. Это от нее я услышала о «пути», по которому идет Настоящий человек. Я так тогда поняла, что Настоящий человек отличается от ненастоящего тем, что у него есть Цель. Какая-то очень важная Цель, к которой он и идет. Всё, что происходит в его жизни — это шаги по «Пути». «Путь» очень труден, он не знает заранее, как достичь цели, и все должен открывать сам. Он ошибается, ударяется, плутает, но неуклонно движется к Цели. Эта картинка мне, честно говоря, понравилась. Я бы сразу записалась в такие настоящие люди, но вот беда — я понятия не имела ни о какой цели. Потом я сообразила, что как раз могу начать её искать. Сразу очевидно: надо, чтобы выяснилось, что я и раньше на самом деле всё время шла к своей Цели, просто не догадывалась о том, какая она. Таким образом от страха оказаться в «низших» мне пришла в голову новая идея — что на свете может существовать такая цель, и такие принципы, которые я смогу назвать своими. Судя по тому, как я недолюбливала все принципы, какие знала, это должно было оказаться чем-то совершенно новым в мире идей. Нечто уникальное, как я сама. В отношении к самой себе мне всегда безнадежно не хватало чувства юмора. Так что я решила нажимать на то, что я необыкновенное существо в очень странном поиске, и имею право на самые дикие выходки, которые придумаю. Я начала эпатировать экстремистов! Это бывалые люди, их довольно трудно эпатировать. Но всё-таки можно. Мне удалось шокировать аудиторию идеей о превосходстве обывателя над любыми элитарными претензиями. ЮФ заметила, что это уже настолько эпатажно, что начинает совершенно сливаться с фоном. Мне начали осторожно объяснять, что мои новые идеи похожи на полную фигню. Я торжествовала: это случилось!
Экстремальность моих идей уже перестали понимать самые отчаянные экстремисты. Как выясняется, я понимаю то, что не понимает больше никто — а, значит, сама обладаю потрясающей, уникальной и сложной истиной, которую одна могу поведать миру, и то с огромным трудом, тонкими намеками, штрихообразно, в своих странных высказываниях, которые ставят всех в тупик. Это слишком сложная истина, чтобы её можно было формулировать в лоб, она требует особых средств выражения, может быть самых неожиданных, поиском которых я и занимаюсь, особенно когда меня окончательно перестают понимать или начинают подозревать в каких-нибудь гнусностях.
Решив, что я знаю истину, я не могла ударить в грязь лицом, поэтому старалась говорить только такие вещи, от которых у меня самой волосы вставали дыбом. Это был верный признак, что мысль хороша. Что потрясающего я могу сказать? Детоубийство, в котором ни одна женщина не должна себе отказывать, если стремится иметь детскую кожу? Укрепляющий эффект учебной некрофилии для ранимых подростков? Это было бы банально. Всё это выглядело слишком респектабельным в нашем кругу.
Я шокировала публику поклонением перед элитарными брендами, воспеванием поэзии безудержного потребления и презрением ко всякой серьезности. Серьезность нельзя воспринимать всерьез, это слишком напоминает идиотизм. Общение с совершенно серьезным человеком похоже на разговор с умственно альтернативным собеседником. Он тоже не понимает, что вариантов всегда гораздо больше, чем один. Чтобы педалировать единственную позицию, не признавая существование остальных, надо быть довольно тупым. Человек считается «кул», если не имеет твердого мнения ни по каким вопросам. Главное — это красота и живость, и самое живое и красивое сейчас — это всяческий треш: двухголовые учительницы, оживающие мертвецы, домохозяйки в плену у инопланетян, кровавые маньяки-людоеды и так далее.