Куэнкэй
Шрифт:
При упоминании особенного гацу – стража, Ошарсайя-Да вмешался в его рассказ:
– Прав твой «ну», Бодоруй-Да. Тот чужак достойно сражался. Он был ловок и стремителен, он успевал там, где не успевали медлительные неживые стражи. Другие гацу были не опаснее новорожденного потомства. Мы смогли бы сломить и этого чужака, но он скрылся в гнезде. Гнездо не пустило нас дальше, ушло в небо. А у нас нет троп в небо, как у гацу-из-гнезда.
– Покажи схватку со стражами гацу, – потребовал Бодоруй-Да у вождя мантулис. Сейчас, после
– Да, – согласился Ошарсайя-Да, – смотри.
Он слегка наклонил крупную голову, сосредотачиваясь, и воскресил память недавней схватки…
Схватка впечатляла. Мантулис прибыли к гнезду чужаков со многими сильными воинами, и потеряли большую часть так быстро, что едва успели отступить. Затем гнездо ушло в небо, оставив своих неживущих, и сражение, не ведущее к добыче пищи, потеряло смысл. Мантулис ушли, а стражи чужаков остались, преследовать они их не стали. И сделать с ними ничего нельзя, как убить тех, кто и так мертв?
Заявление Ошарсайя-Да озадачило Куэнкэй-Ну. Он помнил, как мимоходом справился с первой встреченной мертвоптицей чужаков, и полагал, что так же можно справиться и с неживыми стражами. Возможно, так как стражи больше мертвоптиц, мантулис стоило попробовать объединить усилия, ударить по каждому слившимся сознанием лапы … Впрочем, у них просто не было времени сообразить. Зато это время оказалось у Куэнкэй-Ну. Еще одно преимущество, ведущее к возвышению? И впрямь, может, у него какой-то особенный жоэстэ? Тогда нужно выбрать удобный момент и воспользоваться этим преимуществом. Куэнкэй-Ну краем сознания отметил в небе одну из мертвоптиц, бесцельно парящую над лесом. Охотники не обращали на них внимания, потому что эти создания не несли ни пользы, ни опасности. Судя по направлению ее движения, она должна была пройти как раз над охотниками, но сейчас была еще далековато, и трогать ее было рано…
– Незнакомый враг. Опасный враг, лишь кажущийся безобидным, – глубокомысленно заключил Бодоруй-Да.
– Велика мудрость твоя, о вождь, – подхватил Куэнкэй-Ну. – Гацу свободно и стремительно перемещаются на большие расстояния. Это тревожит. У нас могут летать только самки, недолго. Пока они добираются до усыпленной охотником пищи, полёт съедает много сил. Если пища очень далеко, самке приходится делать отдых. В такой момент она уязвима. В мефа водится много опасных созданий. Не все из них годятся в качестве пищи, многие и сами – охотники. Без разума – как многолап. А гнездо гацу летит по небу, и там у него нет врагов. Опустились, захватили добычу, улетели. Безнаказанно. Очень опасно. Наши леса оскудеют. Наши племена ослабеют. Даже если мы застанем их в момент охоты в нашей мефа, никакое племя не может позволить себе такие потери при каждой встрече со стражами гацу. А пустая нора – это еще хуже. Мы не может туда войти. Пока не можем. А они – могут. В любой момент. Они придут и нападут, когда мы не будем ждать. Теперь мы непрерывно должны наблюдать за норой, мы всегда должны быть на прыжок впереди.
Вожди задумались. Куэнкэй-Ну терпеливо ждал, когда их мысли сложатся в ответы и вопросы. Им и в самом деле было над чем подумать.
– Что предлагаешь ты, сообразительный «ну»? – с сомнением поинтересовался Ошарсайя-Да, сжимая и разжимая мощные когти передней лапы, словно разминался перед новой битвой, и тщательно пряча внутри растущее недовольство многосмысленной, неопределенной ситуацией.
– Лишь мудрые вожди способны увидеть решение таких проблем, а я лишь «ну», – Куэнкэй-Ну слегка поджал лапы и опустил хвост, приняв позу почтения.
Лесть пришлась по вкусу обоим вождям. Куэнкэй-Ну тонко почувствовал момент, когда следует остановиться с сомыслями, не подрывая авторитет старейшин. И они это тоже отлично поняли. Ошарсайя-Да опустил устрашающую лапу на почву, перестав демонстративно терзать воздух.
– Что же до неживых стражей… – неуверенно и кротко добавил Куэнкэй-Ну, – мы сможем с ними справиться, даже легче, чем с живыми чужаками. Смотрите…
Куэнкэй-Ну показал хвостовым жалом на мертвоптицу – та как раз в этот момент медленно, как бы растерянно, пролетала над группой охотников. Затем коснулся ее мыслью, так же, как и первую. Полет странного создания тут же надломился, птица отвесно упала вниз, с сочным чавканьем влепившись во влажную почву недалеко от охотников.
– Как ты это сделал? – Ошарсайя-Да внезапно рассвирепел, его костяной гребень вздыбился, мантулис присел на задние лапы и хвост, вскинув передние, и широко распахнул когти, словно собрался тут же разорвать Куэнкэй-Ну на куски. Плохо дело. Куэнкэй-Ну не понял причины его ярости, но инстинктивно прижался грудью к земле, в позе смирения, покорности, и просьбе о защите.
Бодоруй-Да послал вождю мантулис свое недовольство, напоминая, что ванару этого «ну» принадлежит ему. Затем поторопил охотника с ответом:
– Говори.
– Я всего лишь коснулся мертвоптицы…
– Я пробовал! – с яростным шипением возразил Ошарсайя-Да. – Все воины били неживых жоэстэ! Они не падали, не умирали окончательной смертью. Они и сейчас там! И все еще способны нападать!
– А сможешь ли ты сам, охотник «ну», прекратить их нежизнь? – заинтересованно осведомился Бодоруй-Да.
– Еще не знаю. – Куэнкэй-Ну приподнялся на лапах, оторвав грудь от земли, совсем чуть-чуть, не оскорбляя вождей. – Но я могу попробовать. Вот на этом неживом, который стоит возле пустой норы.
Там и вправду до сих пор стоял небольшой (небольшой после мертвозверя, создавшего пустую нору, сам себя поправил Куэнкэй-Ну) неживой, тот, которого чужаки зачем-то отправляли в пустую нору. Про него все забыли и не обращали внимания. Он никому не мешал, не предпринимал никаких действий во время схватки, лишь стоял и тихонько жужжал о чем-то своем. Теперь же, когда Куэнкэй-Ну заговорил о нем, охотники удостоили его своим пристальным вниманием.
– Пробуй! – шипение Ошарсайя-Да вырывалось из пасти, как свист когтя, рассекающего воздух на пути к горлу соперника.
– Пробуй, – сурово повторил Бодоруй-Да.
Куэнкэй-Ну не стал медлить.
Пружинисто выпрямившись на лапах, он метнул в неживущего жоэстэ. Несъедобное создание вздрогнуло, в одном месте у него вырвался сноп горячих светлячков, вверх потянулась почти невидимая струйка дыма. Странная нежизнь в создании угасла.
Среди охотников, как мантулис, так и куарай, волной растеклось изумление.
– Мне нравится твой «ну», – Ошарсайя-Да успокоился так же внезапно, как и рассвирепел. – Мне не помешал бы такой охотник в моем племени. Он умён. Быстр. Его ванару сильна. Он станет хорошей опорой вождю.