Куэнкэй
Шрифт:
Впрочем, сам он тоже не имел права касаться мыслью других охотников, и не знал, о чем сейчас думают они, увидевшие чужаков впервые. Зато Куэнкэй-Ну мог безбоязненно, не нарушая обычая, оглядывать соплеменников прямым зрением, и ясно видел ошеломление, проступавшее в их позах, особенно у молодых «ра».
Чего-чего, а ждать куарай умеют – предельно понизив в себе чутье и слившись с мефа. В таком состоянии они становятся частью природы, их невозможно отличить от растений и кустарников, от камней. Необходимое умение, которое оттачивается каждой удачной охотой до совершенства. Самые опытные охотники удерживают себя в таком состоянии при необходимости очень и очень долго, например, поджидая жертву в засаде, и наблюдая лишь внешними глазами,
Куэнкэй-Ну же просто думал. Он уже пережил новизну встречи с гацу, и его ум был занят иными мыслями. Его остро интересовало, откуда пришли гацу. И почему они пришли. Что заставило их уйти из своих охотничьих территорий и появиться здесь – нехватка пищи? Получается, они еще более прожорливы, чем сами куарай? А может, они более неразумны, и не умеют выжидать, когда запас пищи восполнится сам собой? Неужели где-то есть места, где этих гацу больше, чем самих куарай? А этот способ появления гнезда – с неба… Очень опасный способ. Они могут появляться и исчезать, безнаказанно истребляя пищу куарай на их территории. И на территориях других племен. Имея такой способ перемещения… да… мысль была важной, и Куэнкэй-Ну сосредоточился на ней полностью… имея такой способ перемещения, нет необходимости выжидать восполнения пищи … Можно просто отправиться в другое место… и снова, еще и еще… нет необходимости иметь охотничью территорию, если территорией является вся мефа …
Куэнкэй-Ну почувствовал усталость. Мысли о месте чужаков в мефа были слишком новыми для него, слишком важными и всеобъемлющими, он почувствовал себя так, словно вдруг оказался на незнакомой охотничьей территории, полной снующей вокруг незнакомой живности. Причем оказался без самки, без помощи охотников племени, и охота потеряла смысл, так как обездвиженная пища не может ждать вечно. Эти мысли нужно было разделить с вождем, с другими куарай, иначе его голова просто лопнет от раздумий…
Но сейчас не тот момент, чтобы нарушать раздумья вождя. Подобный поступок для безголосого будет означать лишь – собственную смерть.
Воины наблюдали. Вождь выжидал, время шло. А решения все не было. Куэнкэй-Ну догадывался, почему вождь медлит. Для куарай действия, которые происходят на мертвом пятне леса, кажутся совершенно бессмысленными, и они не понимают, как истолковывать увиденное. И вроде бы по всем признакам чужаки неразумны, безмозглая пища, но пища и сама должна питаться, а эта творит что-то совершенно непонятное, и вся ее суета похожа на глупую суету червотоков в норах водяных деревьев.
В отличие от чужаков, оставшихся у гнезда, у этих мысленный фон не был заглушен, и непрерывно множился. Куэнкэй-Ну уже начал привыкать, что мозг у этих существ парный, и маленький мозг рядом с большим мыслит самостоятельно. Именно он сейчас мысленными сигналами будоражил всех куарай без исключения. Призывал их, как раньше Куэнкэй-Ну, призывал убить пищу. А большой мозг гацу переполняли странные обрывочные образы, непонятно связанные друг с другом.
Было и кое-что новое. В какой-то момент неожиданно для себя Куэнкэй-Ну вдруг обнаружил, что из общего мысленного фона чужаков выделяется отдельный мыслепоток, принадлежавший не живым гацу, а мертвоживущему гиганту, глубоко вцепившемуся в землю всеми могучими лапами. И до Куэнкэй-Ну дошло, что тот все-таки еще не умер, а лишь изменился, как меняется прорастающее яйцо внутри пищи. Что же способна вырастить такая тварь? Эта мысль насторожила охотника.
Жгучее желание поделиться сомнения с соплеменниками пересилило осторожность и запрет. Понизив посыл до едва ощутимого ветерка, Куэнкэй-Ну испытал коготь-кулак на одном из «ра». Тот ничего не почувствовал. Получилось. Осмелев, Куэнкэй-Ну таким же способом коснулся сознания Бодоруй-Ша… и снова остался незамеченным.
Теперь Куэнкэй-Ну знал, что мертвоживущий смущает разум всех охотников без исключения, как молодых, так и зрелых. Зверь пытался мыслить, словно живое существо, но его мозговые волны были еще более туманны, чем мысли гацу, и абсолютно лишены образов. Тусклые, лишенные смысла сигналы ни о чем, не способные сформироваться в какую-то понятную для Куэнкэй-Ну картину. В то же время гацу с ним, судя по интенсивному мысленному обмену, явно как-то общались, находили смысл в его ответах, и побуждали его к новым действиям. Куэнкэй-Ну чувствовал, что за этот обмен каким-то образом отвечает малый, полуживой разум, соседствовавший с основным разумом у каждого чужака. Двойственное сознание. Как все-таки необычно.
Чувствуя трепет от собственной смелости и безрассудства, охотник испытал коготь-кулак на вожде, прошелся вскользь, рядом, не желая вызвать гнев Содоруй-Да прямым вниманием…
Куэнкэй-Ну охватило изумление. Негодование. Презрение. Потому что он уловил, что мудрейший находится в смятении. Словно слабый первогодок! И изо всех сил старался скрыть свое состояние от остальных охотников. Вождь не знал, что делать! Этого не может быть… авторитет мудрого рухнул в сознании Куэнкэй-Ну в один миг. Даже он, «ну», знал, что делать с гацу. А вождь находился в растерянности, не в силах прийти к какому либо решению.
Куэнкэй-Ну пренебрежительно фыркнул. Мысленно.
Этот сезон Охоты уже показал, что стадия бесполезного увядания застала вождя раньше, чем ожидали многие. Он не может нормально охотиться, не может оплодотворять самок. Яд в его хвостовой игле высох. Содоруй-Да пора уходить, а Бодоруй-Ша должен занять его место. И лучше – прямо сейчас, когда происходят столь важные для племени события, и когда от решения вождя, от его мудрости и дальновидности зависит многое.
Лично Куэнкэй-Ну не видел смысла продолжать наблюдение за гацу. Пусть вождь все еще думает, что преждевременные действия спугнут пищу, как это уже было однажды, но Куэнкэй-Ну считал иначе. С некоторых пор у него на все появилось собственное мнение. Он стремительно взрослел. Чужаки слишком непонятны, настолько, что не стоит стремиться их постигнуть. Бесполезная трата времени. Более того, для себя он уже пришел к выводу, что чужаки опасны, и что самым выгодным поступком для племени куарай будет их полное уничтожение. Хорошая пища, многочисленное потомство, отсутствие соперников на охотничьей территории куарай. Потому что если чужаки беспрепятственно уйдут сейчас, то позже могут привести с собой куда больше соплеменников, чем сейчас. И тогда, возможно, куарай будет справиться с ними уже непросто.
Оставалось лишь сожалеть, что мнение презренного «ну» вряд ли заинтересует вождя. Но его время, время Куэнкэй-Ну, еще придет.
И тут случилось то, что заставило Куэнкэй-Ну испытать страх, недоумение, и восторг одновременно. Более того, от изумления все куарай на миг раскрылись, испытав те же чувства, что и Куэнкэй-Ну. Всего на мгновенье, но молодой охотник это почувствовал.
Глава 8
Не шевельнувшись ни единой своей частью, мертвоживущий гигант проснулся, пробудился к новой странной нежизни – пробудился внутренне. Теперь, в измененном обличии, он выглядел еще более странно, чем раньше. У Куэнкэй-Ну не хватало жизненного опыта для описания того, что видят его глаза, и воспринимает его чутье, но он все же попробовал подобрать образы и определения увиденному.