Кукла по имени «Жизнь»
Шрифт:
— Хотела бы я знать, все ли богатые, могущественные люди такие же, как этот…
— Наверняка. Во всяком случае, все те, кто сами сделали свое состояние, а не унаследовали его. Вторые, может, и отличаются от Берроуза.
— Это было ужасно, — продолжила Прис, — выключать Линкольна. Видеть его лишенным жизни, словно бы мы еще раз убили его. Тебе не кажется?
— Да.
Позже, выруливая к мотелю, Прис спросила:
— Как ты думаешь — ЭТО единственный путь сделать огромные деньжищи? Быть как он? — Несомненно, Сэм К. Берроуз каким-то образом изменил ее: она была рассудительной девушкой.
Я ответил:
— Не спрашивай у меня. Я получаю в лучшем случае триста пятьдесят в месяц…
— Но кто-то должен же им восхищаться.
— Я знал, что раньше или позже ты скажешь это. Как только ты произнесла «но», я уже знал, что за этим последует.
Прис вздохнула:
— Значит, я для тебя — открытая книга…
— Нет, ты — величайшая загадка, с какой я когда-либо сталкивался. Один-единственный раз и получилось-то, когда я подрубился. Мол, Прис собирается произнести: «Но кто-то же должен восхищаться им». Ты именно это и сказала.
— Готова биться об заклад: ты веришь также, что я постепенно возвращусь к тем чувствам, которые испытывала, пока не отброшу «но». Просто восхищаться им — и точка.
Я промолчал — так оно и было.
— Ты заметил, — спросила Прис, — что я в состоянии стерпеть выключение Линкольна? Если я это вынесла, смогу вынести все. Мне даже понравилось, хотя я, конечно же, и виду не подала.
— Вот уж ври, да не завирайся!
— У меня возникло очень приятное ощущение силы, предельного могущества. Мы дали ЕМУ жизнь, а потом взяли обратно — щелк! Вот так просто. Однако моральное бремя, как бы то ни было, не лежит на нас. Оно пусть гнетет Сэма Берроуза. Он не должен будет испытывать угрызений совести — он просто-напросто получит от нас во-от такого пинка. Вот к чему все это приведет! Посмотри-ка, в чем здесь странность, Льюис: мы действительно хотели идти по такому же пути. Я не жалею, что мы свернули с этой дорожки. Мне жаль, что эмоционально мы в глубокой яме. Мне противно быть тем, что я есть. Неудивительно, что я в этом говнище в вашей компании, а Сэм Берроуз — на вершине. Ты можешь видеть разницу между ним и нами — это настолько очевидно…
Она закурила и некоторое время молчала, держа сигарету в руке.
— Как насчет секса? — немного спустя спросила она.
— Секс? Еще хуже, чем даже выдергивать штепсель у милейших симулакров.
— Я хочу сказать, что секс меняет тебя. Опыт полового сношения.
Слыша, что она говорит, я ощутил, как кровь застыла в моих жилах.
— Что не так? — спросила она.
— Ты меня пугаешь.
— Почему?
— Ты говоришь так, будто… Прис закончила за меня:
— Как будто я была там, высоко. Глядела вниз на свое собственное тело. Да, так оно и есть. Это — не я. Я — душа.
— Как говорит Бланк: «Покажите мне!»
— Не могу, Льюис, но это все же правда. Я — не физическое тело во времени и пространстве. Платон был прав.
— А как насчет нас, остальных?
— Ну, это — ваше дело. Я воспринимаю вас как тела, значит, возможно, так оно и есть. Может, это все, чем вы являетесь. Ты-то сам знаешь это? Если нет, ничем помочь не могу. — Она выбросила сигарету. — Я лучше пойду домой, Льюис.
— Ладно, — сказал я, открывая дверцу машины. Все окна в мотеле были темными, и даже большая неоновая вывеска выключена на ночь. Семейная пара средних лет, держащая это заведение, несомненно, уже посапывала в своих уютных кроватях, заботливо укрытая одеялами.
Прис сказала:
— Льюис, я все время ношу в своей сумочке диафрагму. [13]
— Такую, которую ты можешь поставить себе вовнутрь или такую, которая должна находиться в грудной клетке и ты с ее помощью делаешь вдохи и выдохи?
— Не валяй дурака. Это очень серьезный для меня вопрос, Льюис. Секс, я хочу сказать.
— Ну что же, тогда изобрази-ка мне что-нибудь из области смешного секса.
— Что ты имеешь в виду?
— Ничего. Всего лишь ничего. — И я стал закрывать дверцу машины за собой.
13
Прис путает диафрагму с мембраной.
— Я собираюсь сказать нечто банальное. — Прис опустила стекло с моей стороны.
— Нет, не собираешься, потому что я не собираюсь слушать. Ненавижу банальные высказывания смертельно серьезных людей. Оставайся-ка ты лучше туманной душой, подсмеивающейся над страдающими скотами. В конце концов… — Я поколебался. Да что за чертовщина такая! — В конце концов, я могу честно и здраво ненавидеть и бояться тебя.
— Что бы ты ощутил, услышав банальность? Я ответил:
— Договорился бы на завтра с госпиталем, чтоб меня кастрировали или как там они еще это называют.
— Ты подразумеваешь, — медленно произнесла Прис, — что я желанна и сексуальна, когда я в ужасном состоянии, когда я становлюсь бессердечной и начинаю шизовать. Однако, если я становлюсь СЕНТИМЕНТАЛЬНОЙ, ТОГДА я даже не могу рассчитывать на то, чтобы понравиться.
— Не говори «даже». Этого чертовски много.
— Возьми меня в свою комнату в мотеле, — предложила Прис, — и оттрахай.
— Это дело, как ты его по-своему назвала, — нечто, во что я не могу вляпаться. Так вот — оно оставляет желать лучшего.
— Да ты просто трус. — Нет, — возразил я. — Да.
— Нет. И я не собираюсь доказывать свою правоту таким путем. Я действительно не трус. В свое время я переспал с женщинами всех сортов. Честно. Нет такой вещи в сексе, которая могла бы меня напугать: я для этого слишком стар. Ты говоришь о ерунде, которая может испугать разве что желторотого мальчишку, впервые в своей жизни узревшего упаковку контрацептивов.
— Но ты все-таки так и не оттрахаешь меня.
— Нет, — согласился я, — потому что ты не просто равнодушна. Ты жестока. И не ко мне, а к себе самой, к своему физическому телу, которое ты презираешь и утверждаешь, что оно — не ты. Ты помнишь тот спор между Линкольном — я имею в виду, между симулакром Линкольна и Берроузом с Бланком? Животное стоит очень близко к человеку. Оба состоят из плоти и крови — это именно то, чем ты пытаешься не быть.
— Не ПЫТАЮСЬ — я не состою из плоти и крови. Это не я. Это — всего лишь видимость, оболочка.
— Значит, следуя твоей логике, ты — машина.
— Но у машин есть проводка. А у меня — нет.
— Итак, что же?.. — спросил я… — Ты думаешь, что являешься — чем?
Прис ответила:
— Я-то знаю, что я такое. Шизоидная личность. Обыденное явление в нашем веке, как истеричная личность — в девятнадцатом. Это — форма глубокого, проникающего, коварного психического помешательства… Хотелось бы мне измениться, но что поделаешь… Ты счастливый человек, Льюис Роузен, ибо ты старомоден. Я буду иметь с тобой дела. Боюсь, что язык, которым я говорила о сексе, груб. Я отпугнула тебя своими словами. Мне очень жаль, прости меня.