Кукла в волнах
Шрифт:
— Привет, Виктор Михайлович, — услышал я его бодрый голос, — как у вас дела?
— Да вроде ничего, нормально! — ответил я без энтузиазма.
— Мне кажется, что ты там засиделся, — продолжил Крутов, — лагерь скоро будут сворачивать, давай-ка, собирайся домой.
— Разрешите мне здесь побыть ещё пару дней.
— А что такое?
— В общем-то, ничего серьезного. Так, кое-что уладить.
— Ну, если ничего, тогда один день тебе даю. Кстати, знаешь новость про твоего приятеля Тернового?
— Нет, откуда?
— Пришел приказ — его переводят служить в гарнизон Могочу Читинской области, — замполит помолчал, — видимо, особисты постарались.
— Но ведь ничего не доказано, они ничего не смогли найти! — возмутился я.
— Надо было назначить крайнего, хотя бы даже в виде зампотеха.
— Он ещё не знает? — спросил я.
— Можешь ему сказать. Пусть тоже собирается и едет сюда для получения документов.
«Все получилось так, как я и думал, — решил я, — жертва Наташи ни к чему не привела, Сергея всё равно наказали. Но какая сволочь Кравченко! Ведь он знал заранее о решении по Терновому и все равно воспользовался Наташкой».
— Слушай-ка, — не закончил ещё разговор Крутов, — тут у нас слухи ходят, что ты жениться собрался.
— На ком? Вроде никому из женского пола не давал обещаний.
— Болтают, на какой-то официантке из летной столовой. Я, правда, в это не поверил, говорю им: «Что-что, а Лихачев парень с головой. Зачем ему официантки? Еще скажете, что собрался жениться на «Пепси-коле». Но сам понимаешь, дыма без огня не бывает. Или у тебя что-то серьезное?
— Да так… — замялся я, — ничего особенного.
Я соврал Крутову, не собираясь посвящать его в свои отношения с Илоной. Но как об этом узнали в Азовске? Совершенно непонятно!
— А от кого пошли все эти сплетни обо мне? — поинтересовался я у замполита батальона.
— Официантки болтают между собой. Ты же знаешь, для них выйти замуж за офицера — это как для золушки получить шанс. Любой из таких счастливиц страшно завидуют. Но, между нами, я надеюсь, ты знаешь, что почти все они бляди? Одна половина спит с летчиками и техниками, другая — с солдатами. Мужику-то ведь что главное? Урвать своё! Зачем ему связываться с потаскушками, которых поимел весь гарнизон? Вот они и переходят из рук в руки. Как переходящее знамя, — Крутов хмыкнул, ему понравилось это сравнение, — ладно, заболтался я. Смотри, держи ухо востро! А Терновому передай — пусть собирается.
Разговор прервался, я положил трубку на телефонный аппарат. Признаться, разговоры о женитьбе были мне совсем не нужны. Илона нравилась но… Здесь много всяких «но». Любовь с моей стороны к ней так и не возникла. Привязанность, симпатия, это да, но не любовь. Да и о женитьбе, честно говоря, пока не думалось.
Судьба сама должна была всё сделать за меня — так безапелляционно решил я. Не буду её подталкивать, несмотря на пример с Наполеоном, о котором мне говорил Сергей Николаевич.
О нашем замысле с Волчатниковым я доложил майору Шахно. Он только усмехнулся, произнеся: «Ну-ну!», тоном человека глубоко сомневающегося в удачном исходе чьей-то затеи. А в отношении Тернового он посочувствовал: «Жалко парня, но ничего не попишешь. Возмущение в армии выражается, сам знаешь как — шевелением пальцев на ногах».
Терновой, которого я нашел в автопарке, выслушал новость о своём переводе довольно равнодушно, по крайней мере, внешне, он только сплюнул под ноги. А когда я спросил его о Наташе, то криво ухмыльнулся, ответил расхожей пошловатой шуткой: «Между нами всё порвано — сказала одна нога другой».
Вскоре я увидел и Наталью, которая пришла в автопарк с заплаканными припухшими глазами — новости у нас распространяются быстро. Она не стала подходить к Сергею, лишь при взгляде на него её лицо накрыла тень, она нахмурилась и ушла в свою комнату в домике автопарка.
Предупредив Гуторина, что возьму одну из КПМок и буду находиться возле пункта управления инженерно-авиационным обеспечением, я выехал на полёты. Машина, на которой я подъехал к дежурному инженеру, обычно всегда выделялась для обеспечения летных смен и потому не могла вызвать подозрений. Водителю я разрешил выйти из кабины. Он улегся возле левого колеса на пожелтевшей траве, положив под голову пилотку.
На центральной стоянке уже стояли зачехленные самолеты эскадрильи, летавшие во вторую смену. В воздухе еще осталось несколько «Сушек».
Из домика дежурного инженера неожиданно появился Волчатников, которого я ожидал увидеть со стороны КДП, и с ним один из инженеров эскадрильи. Это был чернявый мужчина, довольно высокого роста, с большим горбатым носом. Наверное, из армян или грузин. Они забрались в кабину и сели рядом со мной, а я передвинулся на пустое место водителя.
— Смотри, Вахтанг, внимательно, — сказал Волчатников, обращаясь к инженеру, — сейчас будет садиться последняя тройка.
— У меня глаз зоркий, как у орла, — с кавказским акцентом сказал Вахтанг, — всё, что нужно увидим Серёжа.
Затем, обращаясь ко мне, Волчатников сказал:
— Витя, давай выйдем на минуту. Ты извини нас, Вахтанг, мы немного посекретничаем.
Недоумевая, что за секреты у комэски, я спрыгнул с подножки автомобиля и обошел его спереди. Мы отошли в сторону.
— Знаешь, Виктор, — сказал Волчатников, заговорщицки понизив голос, — мне, конечно, неведомо, кто творит эти дела, но догадываюсь почему. Короче, мне сказали, что у поврежденных самолетов, после того как их ремонтировали в ТЭЧ, кое-что пропадало. Ты, знаешь, что в каждом катапультируемом кресле устанавливается НАЗ?
— НАЗ? — переспросил я, смутно что-то припоминая.
— Ну да, НАЗ — «носимый аварийный запас», необходимый летчику в случае катапультирования в неизвестном районе. Туда, помимо питания и передатчика входит медицинская аптечка.
— Ну и что? Эти аптечки украли что ли?
— Не совсем так. В последнее время их, по опыту войны в Афганистане, стали комплектовать «промедолом», как мне объяснили ребята, это обезболивающее лекарство в шприц-тюбике. Допустим, ранили кого-то, через одежду вкатываешь ему «промедол» и человек избегает болевого шока. Пока все понятно?