Кукла Яся

Джолос Анна

— Да потому что и они бандиты тоже! Волки в овечьей шкуре! Никому верить нельзя!

Знаем. Плавали. В колонии я это на отлично усвоила.

У Дымницкого звонит телефон. Он принимает вызов и встаёт с дивана. Прётся по направлению ко мне, очевидно, желая поговорить в другом месте, не при нас.

Отступаю вправо, чтобы пропустить его, но парень делает тоже самое.

Шагаю влево. Он одновременно с этим отзеркаливает.

Цирк.

— Отойди уже! — раздражается и, психанув, отодвигает за плечи, убирая с пути. —

Да, я слушаю, — исчезает в коридоре, оставляя меня наедине со своим другом.

— Так ты присядешь?

Вздыхаю и плетусь к дивану.

Сейчас опять начнет расспрашивать, а мне так не хочется рассказывать о себе… О!

На столе замечаю свой документ, удостоверяющий личность.

— Квартира закрыта изнутри, ключ у него. Так что не надо хватать щас паспорт и бежать со всех ног к двери, — предупреждает, словно прочитав мои мысли.

Сглатываю. Это здорово пугает.

— Я верну деньги, правда. И кошелёк этот дурацкий ему куплю…

— Никуда не берут на работу в нормальное место? — игнорирует мои обещания, продолжая неприятный разговор.

— Не берут, — отрицательно качаю головой.

— Сколько ты уже находишься в Москве?

— Три месяца, — складываю пальцы в замок и опускаю взгляд.

Как на допросе, ей Богу!

— Три месяца бродяжничаешь?

Бродяжничаешь!

— Кочую! — даю свою формулировку, и он усмехается.

— Не тот город для такого образа жизни выбрала. Тут очень опасно.

— Я в курсе.

Открыл, блин, Америку!

— Можешь пожить у нас, — на полном серьёзе произносит. — Работу тоже тебе организуем.

— И с чего вдруг такая щедрость? — не скрываю того, что его предложение настораживает. — Зачем тебе помогать мне? — в лоб спрашиваю. Чё тянуть кота за органы?

— Да чисто по-человечески.

— Не верю я в это…

— Мой друг, Данила, вырос в детском доме. Кое-что рассказывал о своей жизни. Думаю, твоё детство тоже не было радужным.

— Нормальное у меня было детство, — мой голос звучит грубо, но плевать.

— Мне кажется, ты сейчас в тяжёлой ситуации. Или я ошибаюсь?

— Справлюсь, — высекаю уверенно.

— Пожить можешь на балконе, там есть раскладушка. Большего предложить не могу. Другие комнаты заняты.

Складываю два и два.

— Твой кент будет против такого расклада, — моя очередь усмехнуться.

— Ничего, потерпит. Тем более, что это временно, верно?

— Ты сказал, что другие комнаты заняты. Сколько вас тут? — подозрительно прищуриваюсь.

— Трое.

— Три мужика. Отлично! Пожалуй, я выберу план Б. Уйти.

— За что в колонию загребли в четырнадцать?

Молчу.

— Кто тебя избил?

— Неважно.

— А не боишься, что найдут?

Боюсь, но разве ж можно в этом признаваться?

— Обворовала кого-то, как Кирилла? — выбивает страйк, и смысла врать я не вижу.

— Да. Один гелик, оставленный открытым по стечению обстоятельств.

— Ясно, — будто бы разочарованно выдыхает.

— Я… не хочу это делать. Мне просто… надо было что-то есть и…

Затыкаюсь, обрывая свою речь.

Глупое оправдание, Ясь.

— Если останешься в этом доме, знай, что воровства я не потерплю, — выдаёт строго.

— А ты, типа, главный, что ли?

— Типа да.

— Понятно. Про какую работу ты говорил? — так, чисто интереса ради уточняю. — Сразу предупреждаю: спать я ни с кем не буду!

— Чё за бред она несёт?

Это Дымницкий в комнату вернулся.

— Ярослава какое-то время поживёт с нами.

Пхах!

Вы бы видели лицо Кирилла, вытянувшееся от изумления.

— Ты спятил, Паровоз? — таращится на Илью во все глаза.

Еле сдерживаюсь, чтобы не заржать в голосину на всю квартиру.

— Ей некуда идти, — приводит весомый аргумент брюнет.

— И чё? Да на кой икс она нам тут нужна? — возмущается громко.

— Пусть переконтуется на балконе.

— Ты гонишь, Илюха! — качает головой. — Поселить в нашу квартиру воровку…

— А ты безгрешный можно подумать! — не могу удержаться от комментария.

— Вынесет хату к чертям, вспомнишь мои слова!

— Было б что выносить! — насмешливо фыркаю, осматривая максимально скромную обстановочку. — И вообще, он тут главный, — указываю большим пальцем на его товарища. — Не ты. Так что потерпишь, — внаглую цитирую слова Ильи, с нездоровым удовольствием наблюдая за тем, как стремительно багровеет от злости фэйс Дымницкого.

— Ещё раз возьмёшь мои вещи, вылетишь отсюда как пробка.

Возьму, не сомневайся.

— Тебе жалко, что ли?

Либо учуял запах, либо ходил проверять. Одно из двух.

— Я сказал, — цедит сквозь зубы и травит меня этим своим уничтожающим взглядом.

Клянусь, если бы им можно было поджечь, то я бы уже тлела пеплом на этом стрёмном совковом ковре.

— Братва? Вы дома? — внезапно орёт кто-то, хлопая дверью. — Короче, мы свезли на дачу Пинчука. Отпинали его маленько, в подвал бросили и закрыли. Пусть посидит, подумает. Пожрать есть чё? Я бы…

— Ты бы заткнулся, — обращается Дымницкий к вошедшему в комнату парню.

— О… — пучеглазится Лохматый, при виде меня. — Постойте-ка, — его губы растягиваются в улыбке, — это та самая девчонка с бензоколонки, да?

— Та, которая украла у Дыма кошелёк? — в проёме вырастает ещё одна мужская фигура.

— Чё за история? — басит непонимающе третий.

Кхм.

Все они, будто сговорившись, пялятся на меня, и в квартире в этот момент повисает страшно неудобная тишина. Знаете, только характерного звука сверчков для полноты картины не хватает.