Кукловод. Книга 2. Партизан
Шрифт:
— Я так понимаю, в штабе фронта не прислушались к вашим рекомендациям, ваше высокопревосходительство? — поинтересовался Рогозин.
— Не в штабе, а лично командующий, — задумчиво поправил ротмистра Брусилов. — Господин ротмистр, насколько может быть достоверной информация, полученная от поручика Чиркова? Только хорошенько подумайте, прежде чем ответите.
— Что именно вас интересует?
— Все. Но в особенности то обстоятельство, что они сумеют помешать маневру Макензена. Я могу быть уверенным, что немцы не смогут перебросить резервы на участок нашей армии?
— Но вы сами только что…
— Я помню,
— Сведения абсолютно достоверны, ваше высокопревосходительство. В случае если бы Чирков хотя бы усомнился в чем-то, он должен был указать на это условной фразой. Но в его донесениях пока встречаются только знаки, свидетельствующие о том, что нам следует верить написанному. А в преданности поручика и в его профессионализме я не сомневаюсь. Мы вместе уже не первый год.
— Благодарю. Итак, Петр Николаевич, что мы имеем? — Брусилов вновь обратился к начальнику штаба. — Передовые части нашей армии без труда сдерживают не такое уж и упорное наступление на перевалах и под Козювкой. В случае если Макензен все же решит начать переброску войск на наш участок фронта, сделать ему это будет довольно проблематично. Во всяком случае, у нас появится время, чтобы на это среагировать. Хотя я и уверен, что этого не случится. Германцы основательно увязли в этом прорыве, тем более что успели достигнуть кое-каких успехов.
— Алексей Алексеевич, я не думаю…
— Мое решение и моя ответственность, Петр Николаевич. Я не могу стоять в стороне и наблюдать за тем, как обрушится фронт из-за халатности и близорукости командующего.
— Но у нас фактически нет времени на проработку всей операции. Прорыв может произойти в любой момент.
— Понимаю. — Брусилов нажал на кнопку вызова и, когда в кабинет вошел адъютант, приказал: — Немедленно известите командиров корпусов, что я назначаю совещание на семнадцать ноль-ноль. Кроме этого, вызовите на совещание командира и начальника штаба Четвертой дивизии.
— Слушаюсь, — лихо мотнув головой, словно конь на водопое, адъютант тут же скрылся за дверью.
— Что вы задумали, Алексей Алексеевич? — удивился Ломновский.
— Ничего особенного. Как говорят у нас на Руси — или грудь в крестах, или голова в кустах. Разумеется, Корнилов для этого подошел бы куда лучше, у него настоящий талант увлекать людей в атаку, даже самую безнадежную. Но и Антон Иванович не многим ему уступит. Хотя его «Железных стрелков» изрядно разбавили, костяк там крепкий. Деникин как раз закончил формировать свою Четвертую дивизию, и она полностью укомплектована.
— То есть вы хотите отправить Радко-Дмитриеву подкрепление?
— Чтобы он раздергал на латание дыр еще и дивизию Деникина? Нет уж, увольте. Разрозненное введение в бой отдельных подразделений приведет только к тому, что противник будет иметь возможность их уничтожить по отдельности. Необходимо собрать единый кулак и нанести решительный удар. Только так, и никак иначе.
— Но… Вас могут отдать под суд.
— Петр Николаевич, нас следует расстрелять, если мы, зная то, что знаем, не предпримем контрмер. Положить сотни тысяч жизней русских солдат в прошлом году только ради того, чтобы в этом откатиться обратно, опять же теряя людей, за которых мы отвечаем перед богом. Я не имею возможности переубедить Иванова. Уверен, что если обращусь непосредственно к главнокомандующему,
— Но Антону Ивановичу раньше приходилось биться только с австрияками, а они германцам в подметки не годятся, — вновь проявил нерешительность Ломновский.
— Ерунда. Я верю в него, да и в его начальника штаба. Марков из молодых, да ранних, ему бы на плечи генеральские погоны, а кое-кого в отставку. Ну да ладно. Я понимаю, что вы сейчас считаете мои действия авантюрой, на деле же это маневр. Да, дерзкий, неожиданный, но маневр. И вместо того чтобы препираться, давайте лучше за оставшиеся три часа до начала совещания попробуем придумать какой-нибудь удобоваримый план.
— За три часа?
— Ну, не дает нам Макензен времени на раскачку, что ты тут поделаешь, — откинувшись на спинку кресла, развел руками Брусилов.
— Могу я хотя бы поинтересоваться, как вы это видите, Алексей Алексеевич? — сдаваясь, поинтересовался начальник штаба.
— С наступлением темноты Четвертая дивизия грузится в эшелоны и перебрасывается под Горлицу. Вот в этот лесной массив. — Брусилов раздвинул шторы, прикрывающие висящую на стене карту, и указал место сбора дивизии. — Германцы ведут воздушную разведку, поэтому ночную переброску не обнаружат. Артиллерийскую бригаду дивизии мы усилим парой батарей полевых гаубиц. Все орудия установим на железнодорожных платформах. Так что артиллерия пойдет в последнюю очередь и выдвинется из Самбора на рассвете. Вместе с ней отправится и вновь сформированный ракетный дивизион.
— Если я правильно понимаю, то вы хотите использовать предложение Шестакова, касающееся подвижной батареи.
— Да. Только в больших масштабах. И в основном ставку лучше бы сделать на ракетный дивизион. Если вы помните, то эти снаряды просто ужасающе воют. Так что при всем своем маломощном заряде они сыграют свою роль в психологическом плане. Хотел я их использовать для прорыва на перевалах, ну да чего теперь-то. После короткой артиллерийской подготовки в дело вступает Четвертая дивизия. И я очень надеюсь, что за ней закрепится название «Железной», так же как за отдельной бригадой, на базе которой она была создана. Вот такой план. Вчерне.
— Хм. Я бы еще предложил усилить дивизию Деникина хотя бы одной кавалерийской бригадой, — помяв подбородок и не отрывая взгляда от карты, задумчиво произнес Ломновский. — Можно взять казаков у Каледина. Он как раз неподалеку, и бригада вполне сможет добраться до места сосредоточения самостоятельно. Тут только половина конного перехода.
— Ну что же, разумно. Остается подумать, как этой идее придать удобоваримый вид. И боюсь, что чуть ли не самым сложным будет решение вопроса с железнодорожным транспортом.
— Ну что, друзья, позвольте вас поздравить. Наше концертное выступление пришлось германцам по вкусу. Правда, железку уже к утру восстановят, но это им мало чем поможет.
Передал телефонную трубку Репину, который сразу приложил ее к уху, и тут же на его лице появилась кислая мина. Вот так всегда, чуть что интересное, так сразу же трубку из рук рвут, а как муть какая, бери и слушай. Поэтому он, так же как все, внимательно посмотрел на Шестакова. Не дал послушать, так пусть хотя бы расскажет.