Куклы Сатила. Разработка сержанта М

Черняк Виктор

— Сегодня ночью меня трясло, дом ходуном ходил. — Начальник поежился.

Сток не верил: чтобы Эмери ошибся! Но отчего сейчас этот человек уверяет, что его трясло ночью. Выходит, все же земля дышала, надрывно хрипела, даже тяжело кашляла, так что прыгали дома, скакала посуда на кухнях, стонали несущие конструкции зданий, и корни деревьев ощущали, как пронизанная ими почва уходит то вниз, то вверх, то стремится уползти в стороны.

— Но… сегодня ни одна газета не сообщала о землетрясении.

— Его и не было.

Сток

сглотнул слюну: издевается? Может, начальник имел в виду, что трясла лихорадка, бросало в жар, отравление, перепил — мало ли что. Но он же сказал: дом ходуном ходил. Если дом начальника ходил ходуном, то отчего бы не заскакать дому Стока, а раз так — нет ничего естественнее, что и дар Эмери распустил руки, обычное механическое сотрясение.

— Извините. — Сток с отвращением взирал на жирную куклу в безупречном костюме с галстуком в красных огурцах, с таким же платочком в кармане. — Вы говорите, землетрясения не было, и вы же говорите, что ваш дом трясло… наверное, я чего-то не понимаю? Что-то упускаю из вида?..

Начальник заискрился превосходством:

— У вас неполная информация, только и всего, знаете, сколько бед случается из-за неполной информации?

Только сейчас меня уверяли, что я не кукла; прошла минута — и я обратился в марионетку, надо мной подтрунивают, выказывают превосходство, тычут носом в очевидное, подсовывают мне мои же слабости. Сток привык гнуться за годы службы; сам того не сознавая; первый раз выходя на работу, человек заключает тайный союз с дьяволом: князь тьмы гарантирует сытость, требуя в оплату за полный желудок расчет часами, днями, годами жизни.

И все же Сток предпочитал простые соображения туманным догадкам, тренированно улыбнулся, будто ничего не произошло, будто его не унизили, — а может, никто и не хотел поддеть Стока? Нервы подвели, с кем не случается? И, превозмогая гнев, повторяя мысленно «будь спокоен, не взрывайся», уточнил:

— Неполная информация?..

— Естественно! — Начальник, как дитя, радовался превосходству. — Землетрясения не было — это правда! Но дом ходил ходуном — и это тоже правда! Абсурд, на первый взгляд… Только если не знаешь тонкостей. Не обращали внимания — по городу разъезжают желтые машины, напоминающие мусорки, еще более неуклюжие, со стальными коленами телескопических ног?

На прямые вопросы Сток привык давать прямые ответы, хотя нереальность, никчемность беседы казались очевидными:

— Не замечал.

— В этом и фокус. Сейсмические службы разработали передвижные установки для испытания прочности зданий. Сегодня перед рассветом одна такая машина, разбросав крепежные лапы-станины, трясла мой дом, проверяли способность противостоять продольным и поперечным напряжениям, а также…

Дальше Сток не слышал. Бу-бу-бу… Подробности не интересовали. Одна машина трясла дом начальника, а другая или другие? — дом, где жил Сток. Такое вполне могло

случиться.

Голос начальника выплыл из монотонного гула в ушах:

— Признайтесь, вы больны?

Сток поморщился, — ничуть.

— Странно… вы внезапно бледнеете, как блудница-малолетка, забеременевшая вне закона, перед объяснением с разгневанными родителями.

Сток желал одного: примчаться к дому, выспросить у дежурной, не долбило ли сегодня в предрассветные часы желтое чудище грунт перед домом.

— Мне кажется, — заметил начальник, — вы здесь и… одновременно где-то еще, у вас раздвоение, а может, и растроение личности…

— Расчетверение, распятерение… — с готовностью поддержал Сток.

Начальник поправил треугольник синего платка, торчащего из нагрудного кармана:

— Не печальтесь! Раздвоение, или расчетверение, или расшестерение, как вы изволили выразиться, штука не такая скверная, как раз это и означает, что вы не кукла. Куклам не свойственно раздвоение личности, и в этом их существенное отличие от думающих существ.

Что вы понимаете в куклах? Откуда вам знать, мучает ли их раздвоенность? И как ведут себя куклы по ночам в постелях одиноких мужчин?

Сток поднялся. Начальник оторвал массивный зад от кресла, приветливо махнул сотруднику открытой ладонью.

Сток стремительно выбежал к лифту, спустился в гараж, сунул в прорезь стального рта карточку идентификации; массивные створки расползлись в стороны: «ланча» ждала хозяина. Сток нырнул в кресло, откинулся на подголовник, вобрал запах трубочного табака и ринулся к дому, нарушая правила обычной водительской учтивости — на одном из перекрестков не пропустил старушку в белых кудряшках и, удаляясь, заметил, как согбенная дама недоуменно вглядывается в машину наглеца.

Смоляные завитки пуэрториканки сквозь остекление конторки холла казались смазанными жиром, волосы, тяжелые и блестящие, обрамляли свежее личико с признаками порока и следами только вчера окончившегося детства.

— Добрый день. — Сочные губы зашевелились, будто лепестки, смоченные дождем.

Сток кивнул.

— Вы дежурили сегодня ночью?

Искорки заплясали в ее крапчатых глазах. Сток сжался: ему дали понять, что его слова истолкованы как заход, как возможное желание пригласить вполне доступное создание к себе.

Сток испытывал трудности в общении с людьми, играющими не на равных: девушка приехала издалека, детство ее вовсе не походило на розовые годы Стока, ей многое давалось с трудом — от языка до манер, и мужчина, склонившийся над конторкой, понимал, как легко обидеть начинающего гражданина; впрочем, вновь вступившие в игру чаще всего никогда не покажут, что уязвлены, решив раз и навсегда расстаться с самолюбием, и играют по новым правилам, по правилам тех, для кого жизнь не скупится на возможности.