Куклы во время шторма
Шрифт:
– Твоя мама что, не любит розы?
– Я же говорю – не собираешься. Все, я пошла.
Глава 4
Утром меня ожидал неприятный сюрприз. Нет, даже не будильник (мелодию Стас, разумеется, не сменил), а то, что было после.
– Не могу никуда идти, – придушенным голосом пробормотал он. – Кажется, я заболел.
– А, ну правильно, ты же вчера хотел остаться. Теперь я, конечно, тебя не выгоню. – Я терпеть не могу, когда мне так нагло врут – это, пожалуй,
– Да не могу я, ты что, не видишь? – воскликнул он (насколько это было возможно с «севшим» горлом).
Мне пришлось мысленно признать, что, возможно, он действительно приболел, но уж точно преувеличивает, заявляя, что не может встать.
– Ничего я не вижу. Вставай.
– Да ты попробуй мой лоб, у меня температура, честно!
– Не буду я ничего пробовать. Ты покинешь мою квартиру сегодня, а пойдешь ты на работу, домой или к Алле – меня не касается, – отрезала я безжалостно.
– Хорошо, дай мне время до вечера…
– И не подумаю.
– Ладно, – сдался Стас, вылез из постели и стал одеваться. – Сделай хотя бы завтрак… хотя черт с тобой. Не думал, что ты такая бессердечная.
– Просто не надо считать меня идиоткой.
– Ага.
Он безнадежно глянул в окно.
– Снег идет.
– В декабре это нормально.
– Я без шапки.
– Сейчас промокнешь и умрешь, кошмар.
– Я тебя ненавижу.
– Какие мы эмоциональные.
– Нет, серьезно. Почему меня окружают такие черствые люди? Никому нет дела до того, что происходит с другими. Знаешь что? – Застегнув пуговицы на рубашке, он повернулся ко мне. – Я больше не вернусь.
– Договорились.
Он ушел, хлопнув дверью, и я подумала, что, наверное, это первый раз, когда мы так сильно поссорились. Ну и пусть – будет знать, как манипулировать мной. А не вернется – и ладно, я прекрасно проживу без него.
К вечеру мне нужно было напечатать двадцать страниц довольно тяжелого текста с кучей терминов и символов, так что снова ложиться спать я не стала – сделала себе кофе и села у компьютера. Однако спокойно поработать мне было не суждено.
– Ида, у меня проблема. Сема сказал, что я плохо одеваюсь.
Да неужели, Жанна. Кто-то наконец-то тебе это сказал. Наверное, странно было услышать такое от человека, годами эксплуатирующего одни джинсы и один серый свитер с катышками. Впрочем, может быть, она этого не замечала. Любовь слепа.
– М–м, я поняла, – неопределенно отозвалась я, разыскивая в разделе «Символы» знак интеграла. – Твои действия?
«Скажи, что бросаешь его. Да нет, ты никогда этого не скажешь. И меня это бесит».
– Надо изменить его отношение ко мне. Боюсь, он стал воспринимать меня как данность.
– Хочешь поговорить с ним об этом, осознать свою вину и простить его? Как обычно?
– Нет. Хочу сегодня переночевать у тебя. И не говорить ему, куда я пошла.
Ух ты, это что-то новенькое.
– Он озвереет, – предупредила я.
– Ты проводишь меня завтра и зайдешь на чай. Когда ты уйдешь, он уже успокоится. Он не злопамятный, просто импульсивный… – принялась объяснять Жанна.
– Да, да, Сема отличный парень, – перебила ее я. – Приходи.
– Через час я у тебя.
– А по магазинам за одеждой не хочешь пройтись?
– Ида, не глупи. Ты же понимаешь, что дело не в одежде. Дело в его восприятии меня.
– Тебе не следует так часто читать книги по психологии. Думаю, он имел в виду именно то, что сказал. Жду.
Я положила трубку. При мысли о том, что я скоро увижу Жанну, меня охватили одновременно раздражение и любопытство. Неужели ее установки наконец начали меняться? Год назад она бы ни за что не позволила себе куда-то уйти на ночь, не предупредив мужа.
Но через час мне предстояло убедиться в том, что, если они и изменились, то не слишком сильно.
– Наверное, это все из-за того, что у нас нет детей, – принялась за свою любимую тему Жанна.
Она помолчала, ожидая моей реакции, задумчиво погрызла ноготь на указательном пальце, усеянном аляповатыми кольцами, и продолжила:
– Надо пойти к другому врачу, а Сема не хочет. Говорит, что с ним все в порядке, как и сказал доктор Голицын, и больше обследоваться он не намерен.
– А ты не пробовала сделать паузу и отвлечься?
«А еще сделать маникюр. Хотя бы для разнообразия».
– Пробовала. Не думала об этом целых четыре дня, а потом увидела рекламу подгузников и опять раскисла.
– Жанна, тебе двадцать два года. Семе двадцать восемь. Вы оба еще молодые, куда так торопиться? Подумай, – взывала я, заранее зная, что все бесполезно, – сейчас ты практически свободна: учишься редко, не работаешь. Денег хватает. А когда родится ребенок, первые года три придется полностью посвятить ему. Двадцать четыре часа в сутки. К тому же, дети требуют огромных затрат – ты уверена, что Сема это потянет? Ты говорила, он получает тысяч пятнадцать.
– Шестнадцать, – возразила Жанна. – Ты неправа. Дети – это счастье.
Вот так вот одним махом перечеркнула всю мою тщательно выстроенную теорию. «Дети – это счастье». Ничего глупее не слышала.
– Я бы на твоем месте сначала поискала счастье в каком-нибудь другом месте, – не удержалась я. – Ты ведь даже не пробовала жить для себя, а не для семьи. Найди работу или хотя бы увлекательное хобби, новых друзей…
– Это все не то. Я хочу ребенка. Иначе я не чувствую, что реализовалась в жизни.