Кукушка
Шрифт:
Мальчишка мчался, не разбирая дороги, ныряя под прилавки и сшибая лотки. Услышал сзади тоненькое: «Фриц! Фриц!» — обернулся, увидал Октавию: чепчик с неё слетел, рыжие кудряшки вились по ветру, башмачки стучали, словно колотушка. Он задержался: «Руку! Давай руку»
Схватилась, побежали рядом. Сзади — брань и топот. Кое-кто пытался поймать их, но мальчишка, маленький и юркий, как мышонок, всякий раз нырял под руку или уворачивался. Некоторые, наоборот, — нарочно заступали преследователям дорогу, опрокидывали бочки, горшки и корзины. Переполох поднялся невообразимый. Одна торговка передвинула свою тележку с зеленью и зазвала рукой: «Сюда, ребятки!» — и они свернули в переулок. Пробежали его насквозь, выскочили на
Путь впереди был перекрыт. Одним глазом он видел, как Октавия с визгом отбивается от какой-то грудастой крикливой тётки, у которой они, оказывается, опрокинули корыто, а другим — как сзади, криками и кулаками расчищая себе путь, несётся кукольник. Барба был страшен: без шляпы, волосы — гнездом, глаза наружу, рот на боку; в руках он держал зонт, а бороду запихал за пазуху. Горожане, завидев его, уступали дорогу, а при виде стражников и вовсе бежали по домам. Фриц подскочил к прачке: «Не трогай её!» — укусил за руку. Тётка закричала, девчонка вырвалась, запрыгнула на кое-как сколоченный помост и, путаясь в юбке и теряя башмаки, побежала дальше.
А сзади дрались уже по-настоящему. Потеряв надежду высмотреть в толпе бородача, Фриц оттолкнул гладильщицу так, что та села в лохань с грязной водой, и вслед за девочкой забрался на прилавок, опасаясь упустить Октавию из виду. На два мгновения закачал руками, балансируя в мыльной луже, и тут произошли ещё два или три события, которые решили дело.
Стражники подоспели к месту схватки, но в это время мокрый ком измятых простыней стал с бранью подниматься. Когда ж преследователи сбили его пинком, то налетели на лохань, где всё сидела давешняя тётка с толстым задом, обежать какую не было возможности, остановиться — тоже, и алебардисты, чертыхаясь, повалились друг на дружку. Завидев стражу, гладильщица заголосила пуще. Капитан витиевато выругался, огляделся, вспрыгнул на помост… и шаткое сооружение встало на дыбы. В сущности, это были просто две доски, возложенные на грубо сколоченные козлы числом три штуки. Когда на них запрыгнул тяжеленный стражник, крайняя подпорка треснула, и доски уподобились весам, на чашку коих бросили ядро. Фриц, оказавшийся на середине, только и успел увидеть, как Октавия на том конце помоста взмыла в воздух, как циркачка, и с отчаянным девчачьим и-и-и! влетела головой вперёд в огромную лохань, где разводили синьку.
Все отшатнулись.
А испанский капитан, не удержавшись, как топор повалился в канал, угодив точнёхонько меж двух vonboot'ов.
И вмиг пошёл ко дну.
Всем сразу стало не до погони. Шум поднялся такой, что с окрестных крыш сорвались голуби. Народ гомонил и толкался, люди высовывались из окон, спрашивали друг у дружки, что случилось. По воде плыли пузыри и мыльные разводы. Кто-то прыгнул вслед за капитаном — доставать, два стражника, которые умели плавать, сбросили сапоги и каски и тоже нырнули. С баржи кинули верёвку, и вскоре нахлебавшийся воды испанец, кашляя и задыхаясь, показался на поверхности. Он был без каски, лицо побелело, глаза закатились. Его положили на поребрик и стали откачивать, но Фриц этого уже не видел. Протолкавшись до лохани, где ревела и барахталась девчонка, он попытался вытащить её, но только сам перемазался. Тут рядом, как из-под земли, возник Карл Барба, увидел торчащие из синьки детские ножки в полосатых чулках и переменился в лице.
— Dio mio!!! — вскричал он, бросил зонт, запустил руки в лохань и в одно
— Как тебя угораздило?!!
— Не сейчас, господин Карл, не сейчас! — замахал руками Фриц, подпрыгивая на месте. — Бежимте! Бежимте отсюда!
— Scuzi? А! Да-да, ты прав… — Казалось, кукольник ещё пребывал в ошеломлении. — Следуй за мной!
— Куда мы идём?
— В гостиницу!
Теперь их уже никто не преследовал. Придерживая девочку под мышкой, как котенка, Карл-баас быстрым шагом шёл по самым тёмным переулкам, Фриц едва за ним поспевал. Октавия уже не плакала, только всхлипывала и размазывала слёзы. Идти она всё равно бы не смогла: один её башмак упал в канал, другой остался плавать в злополучной лохани.
Лишь в гостинице они слегка пришли в себя. По счастью, был тот промежуток времени между обедом и ужином, когда все предпочитают заниматься собственными делами или спать, а не глазеть по сторонам, поэтому их появление прошло незамеченным. Вести девочку в баню кукольник поостерёгся — народ с площади мог их узнать — и потому затребовал бадью и мыло прямо в комнату. Несмотря на бурные протесты, Октавию раздели и долго оттирали мылом и мочалкой.
Синему платью синька повредить не могла. Пятна на коже тоже обещали вскоре сойти. А вот в остальном…
— Ой, — невольно сказал Фриц, когда голова девчонки вынырнула из-под полотенца. — Твои волосы…
— Что? — перепугалась та, схватившись за голову. — Что с моими волосами? Да скажи же!
— Они голубые!
Некоторое время царила тишина. Карл Барба отступил на шаг к склонил голову набок.
— Гм, — сказал он, прочищая горло, и поправил очки, — Действительно, необычный цвет для волос. Я бы даже сказал — весьма необычный.
Октавия вытянула в сторону одну прядку волос, другую, скосила глаза туда-сюда и залилась слезами.
— Как же… как же я теперь?.. И-ии…
Фриц и Карл Барба переглянулись и замялись.
— Ну, не знаю, — неуверенно сказал бородач. — Наверное, со временем краска должна сойти. Но у нас нет времени! Нам надо срочно уходить из города или, по крайней мере, переселиться в другую гостиницу, подальше отсюда. Бельё, чулки и башмаки мы тебе добудем новые, но с волосами надо что-то делать — так ты слишком приметна. Можно попробовать их обстричь…
Не дав ему договорить и не переставая реветь, Октавия зажала ушки ладонями и затрясла головой так, что капли полетели во все стороны.
— Хорошо, хорошо. — Кукольник выставил вперёд ладони. — Успокойся: мы не будем их стричь. На полотенце — вытрись как следует и переоденься.
— Во что-о-о?..
— Возьми пока мою рубаху в сундуке… Фриц, отвернись! Рогса Madonna, что делать, что делать?!
— Может, все-таки останемся здесь? — робко предложил Фридрих.
— Chissa se domani! — сердито сказал Карл Барба и тут же повторил: — Кто знает, что случится завтра! По счастью, я сегодня не называл своего имени, но в этом городе полно бродяг, которые за полфлорина мать родную продадут, не говоря уже о нас. И если кто-нибудь из них прознал, где мы остановились… — Он прервался и топнул ногой. — Ах, жаль кукол! Как же кукол жаль! Хорошо ещё, что я не взял сегодня с собой всех… Но всё равно! Коль надо, можно обойтись и без Тартальи, и без Панталоне. Но Пьеро! Но Арлекин!..
И тут в дверь постучали. Все трое замерли, кто где стоял.
Стук повторился. Октавия с писком прыгнула в кровать и зарылась под одеяло.
— Я ищу господина кукольника, — благожелательно сказал за дверью голос молодого человека, почему-то показавшийся Фрицу знакомым. — Кукольника с бородой. Да не молчите же, я знаю, что вы здесь: я шёл за вами от самой площади. Если б я хотел вас выдать, я б уже сделал это двести раз.
Кукольник прочистил горло.
— Что вам угодно? — наконец спросил он.