Кулинар
Шрифт:
«Видно, я испортил ему настроение, – мелькнуло в мозгу Чинарского. – Что ж, будем портить и дальше». Он встал, залез в карман, протянул Антонову двести рублей. Тот с недоумением пялился на него.
– Бери, развлекайся. У меня же, друг, срочное дело! – торжественно объявил он. – Навещу тебя в ближайшие дни в редакции, идет?
– Ты куда? – Антонов повернулся и увидел медленно удалявшегося очкарика. – За этим пидором?
– Он мне приглянулся, – осклабился Чинарский. – Потом объясню.
Если бы он сказал ему, что учуял запах мантауры – той самой, которую маньяк добавил в
– Ну а… – раскрыл рот художник.
– Не боись, встретимся. – Взметая клубы пыли, Чинарский зашагал по грунтовой дорожке.
Он обгонял зазевавшихся на выставочных животных людей. Едва не налетел на цыганского барона Романа, который, гордо выставив обтянутое черной шелковой рубашкой пузо, опекаемый ментами и соплеменниками, дефилировал мимо загонов, направляясь к коновязи, где томились орловские рысаки. Толстенный золотой браслет гремел на толстенной руке барона, придавая цыганской романтике статус жизни, основанной на вполне меркантильных вещах.
– Наше вам с кисточкой, – с ироничным самоуничижением раскланялся с Романом Чинарский.
Тот лишь криво улыбнулся и кичливо приподнял подбородок. До такой мелкой сошки, как Чинарский, барону не было дела.
Чинарский не возражал. Его радовало равнодушие богатых и влиятельных людей к своей скромной особе.
Соблюдая дистанцию, он покинул вслед за парнем ипподром.
Очкарик перешел на другую сторону дороги и тормознул белую «девятку». Та мигом остановилась – «голосующий» внушал почтение.
Чинарский кинулся на противоположную сторону улицы, рискуя погибнуть под колесами машин. Перебежав, он выхватил из кармана сотку и стал размахивать ею в воздухе. Его вид мог отпугнуть любого водилу, и он не придумал ничего лучше, как размахивать вещественным доказательством своей платежеспособности. И все же машины не спешили останавливаться. Белая «девятка» угрожающе быстро таяла вдали, а Чинарский все еще стоял на обочине, подпрыгивая и матерясь. Наконец, едва не толкнув его, с ним рядом затормозил оранжевый «Москвич». За рулем сидел благообразный сосредоточенный пенсионер.
– Слышь, – нагнулся к окошку Чинарский, – подвези, а?
– Куда? – вытянул шею мужик.
– Вон за той белой «девяткой», – через силу улыбнулся Чинарский. – Понимаешь, я такие бабки на ипподроме выиграл, а этот козел – ткнул он пальцем в сторону исчезающей «девятки» – меня кинул.
– Садись. – Пенсионер открыл дверцу, и Чинарский прыгнул на сиденье.
– Полтинника хватит?
– У тебя же сотка в руках, – усмехнулся внимательный пенсионер. – Я и остановился поэтому…
– Хва, дядя, не наглей, – скривился Чинарский. – Полтинника тебе как раз хватит. А не то я пошел…
Чинарский повернулся было к двери.
– Ладно, – кивнул пенсионер и дал газу.
«Девятку» удалось догнать на втором светофоре.
Чинарский развеселился. Он даже сгоряча решил отблагодарить нежадного пенсионера соткой.
– Ну и времена нынче, – качал головой пенсионер, – только успевай поворачиваться.
– Это вы, папаша, верно говорите, – кивал довольный Чинарский. – У меня, можно сказать, такая удача, а какой-то лох кинуть меня решил. И мне теперь приходится за ним гоняться! Ну, я эту гниду на чистую воду выведу!
Он едва не начал насвистывать, но вовремя спохватился. Не очень-то он был похож на озабоченного разборкой с кидалой парня.
«Девятка» направлялась в центр. «Как раз по пути», – думал Чинарский. Он не осмеливался верить в свою удачу. Целый день мотался по барам-ресторанам, а тут такое везение! Впрочем, удача идет к тому, кто ее ищет.
Чинарский напряг память и вспомнил этого молодчика, сидящего в ресторане «Золотая рыбка». Ага, очкарик еще распространялся на тему закуски к водке. Тогда Чинарский подумал, что перед ним гурман, а оказалось… Что же это, выходит, он Надьку разделал? И всех остальных девиц? Вот этот интеллигентик с залысинами, в очках и бежевом плаще?!
Чинарский не замечал, что кивает, качает головой и шевелит губами. А что тут удивительного? Обычно маньяки такие и бывают: с приятными лицами, добрыми глазами, хорошие отцы и мужья. Нет, попадаются и другие, – вздыхал Чинарский, – со стальным взглядом, с лицом, носящим следы порока и психических отклонений…
Название специи, как поплавок, всплыло на поверхности его сознания. Эту мерзкую специю, – решил он, – может использовать только какой-нибудь извращенный кулинар. Простому любителю поесть никогда не придет в голову класть в блюдо такую дрянь. Чинарский, однако, немного засомневался, есть ли у него – человека в принципе равнодушного к кухонной экзотике и кулинарным выкрутасам – право судить о качествах заморских специй. Может, он чего-то не понимает? Да какая разница! Главное заключается в том, что мантаура – специя редкая, редчайшая даже. Конечно, запах не может служить доказательством, запах – это вообще такое дело…
И все же… Запах дал ему руководство к действию, но сам по себе он – только ускользающий след в воздухе. То обстоятельство, что от очкарика пахнуло мантаурой, заслуживает внимательного рассмотрения и анализа. Если даже жрать эту мантауру, то пахнуть будет скорее изо рта, – думал Чинарский, – а не от одежды. Значит, он носил ее в кармане. Сколько еще найдется в городе людей, от которых пахнет мантаурой?
Водитель «Москвича» однообразно жаловался на жизнь, а Чинарский сгорал от нетерпения, желая поскорее выскочить из машины. Наконец «девятка» затормозила перед серой «сталинкой».
– Тормозни-ка здесь, – скомандовал Чинарский водителю.
Он не торопился выходить из машины, наблюдая, как парень в бежевом плаще переходит улицу и входит во двор. Чинарский протянул пенсионеру сотню. Тот стал рыться в карманах.
– Сдачу, что ли, ищешь? – усмехнулся Чинарский. – Оставь себе, ты меня здорово выручил.
Пенсионер с недоумением взглянул на Чинарского. Он все же успел сунуть ему двадцатку. Чинарский скомкал деньги и вышел из машины.
Он бегом пересек дорогу и заглянул за угол дома. Очкарик как раз набирал код на дверном замке. С грохотом захлопнувшаяся за ним дверь не оставляла Чинарскому никакой возможности узнать, в какую квартиру он направляется.