Култи
Шрифт:
— Может, ты перестанешь смеяться? — рявкнула я в трубку, когда она уже не могла остановиться.
Дженни засмеялась еще громче.
— Однажды перестану!
— Я вешаю трубку, засранка.
Раздался громкий смешок, за которым последовал еще один, а затем и вовсе раздался взрыв смеха.
— Дай... мне... минутку, — прохрипела она.
— Знаешь, я позвонила тебе, потому что ты самый лучший человек из всех, кого я знаю. Я подумала: «Кто же не станет надо мной глумиться?». Дженни, моя дорогая Дженни не будет. Большое спасибо.
Она ахнула, а потом рассмеялась еще громче. У меня не было сомнений в том, что она вновь прокручивает
Я убрала телефон от уха и поднесла палец к красной кнопке, представляя, как вешаю трубку.
— Ладно, ладно. Теперь я в порядке. — Она сделала эти странные дыхательные упражнения, чтобы успокоиться и окончательно прийти в себя. — Ладно, ладно. — Странный свистящий звук вырвался из ее носа, продлившись буквально долю секунды. — Ладно. Значит, он так и не появился? Они сказали, почему?
Култи. Он во всем виноват. Ладно, вру. Это была моя вина.
— Нет. Они сказали, что у него какие-то проблемы с транспортом или что-то в этом роде. Поэтому заставили нас с Гарднером провести пресс-конференцию самостоятельно.
Сейчас самое время для воображаемых рыданий.
— Все это довольно подозрительно, — сказала Дженни почти нормальным тоном. Почти. Я уже представляла себе, как она зажимает нос и убирает трубку подальше от лица, чтобы посмеяться. Засранка. — Держу пари, он завтракал и просматривал в интернете рекламные ролики со своим участием.
— Или рассматривал старые кадры, критикуя себя.
— Или пересчитывал в коллекции часы со своим именем... — Сколько себя помню, Култи всегда был официальным лицом разных брендов часов.
— Вероятно, он сидит в барокамере и перечитывает статьи о себе.
— Вот это была отличная шутка, — засмеялась я, остановившись только тогда, когда телефон дважды пропищал. На экране высветился длинный номер, начинающийся с плюс пятьдесят два, и мне потребовалась всего секунда, чтобы понять, кто звонит. — Эй, мне нужно идти, звонит твой лучший друг. Увидимся на тренировке в понедельник.
Дженни рассмеялась.
— Ладно, передавай ему привет от меня.
— Обязательно.
— Пока, Сал.
Я закатила глаза и улыбнулась.
— Увидимся. Береги себя, — сказала я, прежде чем нажать на кнопку и ответить на входящий вызов.
Не успела вымолвить и слова, как мужской голос на другом конце линии произнес:
— Саломея.
Боже. Он серьезно. То, как сдавленно и нечетко он произнес «Сало-мея», вместо обычного «Сал», натолкнуло меня на мысль, будто я разбила что-то бесценное. Никто никогда не называл меня полным именем, не говоря уже о моем отце. Возможно, только в моменты, когда он был серьезен и говорил по делу... Например, когда пытался надрать мне задницу, потому что мама решила, что я сделала невероятную глупость, и хотела, чтобы он с этим разобрался. Однажды, когда мне было пятнадцать, я подралась во время матча, и меня вышвырнули. На самом деле, отец никогда не наказывал меня всерьез. Все его представление о дисциплине сводилось к выполнению множества работы по дому. А когда мамы не было рядом, он даже втайне похвалил мой удар.
Поэтому, когда папа продолжил и сказал:
— Это сон? Может, я сплю? — я не смогла удержаться от смеха.
Я откинула одеяло с лица, чтобы поговорить с ним. И первое, что сказала ему, было:
— Нет. Ты просто сумасшедший.
Он
Вот так мы втроем, за исключением мамы и младшей сестры, часами напролет могли наблюдать за играми Култи. Те из них, что не могли посмотреть лично, записывали на видеокассеты, а после — на DVD. Я была достаточно впечатлительна, поэтому ста восьмидесяти сантиметровый немец смог оказать на меня столь огромное влияние. Конечно, мой брат Эрик играл в футбол с тех пор, как я себя помнила, но влияние Култи было иным. Именно оно, как магнетическая сила, притягивало меня к полю изо дня в день. И именно оно заставляло меня тащиться за Эриком при каждом удобном случае, потому что он был лучшим игроком из всех, кого я знала.
Просто так сложилось, что папа во всем поддерживал меня, тем самым лишь подогревая мое поклонение герою.
— Я ел, когда в дом вбежала твоя кузина. — Родители гостили у моей тети в Мексике. — И велела мне включить новости.
Он знал…
— Почему ты мне ничего не сказала?
— Я не могла! Нам нельзя было ничего разглашать, пока все не станет официально, да и узнала я об этом как раз перед тем, как они заставили меня проводить пресс-конференцию.
Последовала пауза. Отец задыхался от волнения. Он вполголоса пробурчал что-то, похожее на Dios mio (исп. Боже мой).
— Ты давала интервью на пресс-конференции? — спросил он тихим шепотом. Отец не мог в это поверить.
Он этого не видел. Слава Богу.
— Все прошло настолько плохо, насколько ты можешь себе представить, — предупредила я.
Папа снова замолчал, обдумывая и анализируя мои слова. Видимо, он решил на время забыть о моих провалах перед камерой, прежде чем спросить:
— Это правда? Он твой новый тренер? — Отец задал этот вопрос так нерешительно, так медленно, что, если бы могла полюбить своего отца еще больше, что невозможно, я бы полюбила.
Не знаю почему, но я вдруг вспомнила свою тетрадь со второго курса, на которой был изображен Култи. М-да.
— Это правда. Он будет нашим новым помощником тренера, поскольку Марси ушла.
Хрипло выдохнув, отец пробормотал:
— Я сейчас упаду в обморок.
Я расхохоталась еще громче, пока не захотелось зевнуть. Мне не спалось, поэтому смотрела марафон британских комедий на «Нетфликсе», пока не нашла в себе силы позвонить Дженни в Айову и рассказать, наконец, всю историю. Я знала, что уже почти полночь, а это намного позднее обычного старушечьего времени, в которое я готовилась ко сну. Я ложилась спать в десять. Или в одиннадцать, если действительно разгуляюсь не на шутку.