Култи
Шрифт:
Рейнер Култи пожал плечами, будто фраза «О, мой ПКС долго не заживал» была достаточной, чтобы объяснить, почему он не играл в свой любимый вид спорта в течение последних двух лет. Он мне не соврал. Он все еще любил футбол. Он не мог так легко отказаться от великой любви. Я могла сказать это по высокомерному взгляду, которым он наблюдал за командой. Он смотрел на некоторых игроков так, словно они были дерьмом, которое он хотел бы стряхнуть с подошвы ботинка, если они не сделают все правильно. Ты так не реагируешь, если тебе все равно.
Он меня
— Это заняло сколько? Шесть месяцев? Восемь? — спросила я, медленно моргая.
На что он сказал:
— Все еще не до конца зажило. — И я со всей очевидностью поняла, что он мне нагло врет. Он не производил на меня впечатления человека, который раздувает из мухи слона по поводу своих травм.
Поэтому я сказала то, что сказала бы любому другому игроку, с которым у меня были хорошие отношения, вот только он точно им не был.
— Чушь собачья.
— Извини?
Я рассмеялась.
— Это чушь собачья. У тебя все еще болит колено? Да ладно. Неужели похоже, что я родилась вчера? У меня с шестнадцати лет что-то ежедневно болит, и я уверена, что и у тебя тоже. — Я покачала головой и опять рассмеялась, прежде чем снова сосредоточиться на дороге. — Боже. В следующий раз просто скажи мне не лезть не в свое дело, вместо того чтобы пороть несусветную чушь.
А чего еще, черт возьми, я ожидала? Он и так сказал больше, чем я вообще надеялась узнать.
— Ты ничего не знаешь, — огрызнулся он.
Еще одна вещь, которой я не должна удивляться.
— Я знаю достаточно. — Поскольку я действительно знала, его объяснения выглядели как полный бред.
— Что, черт возьми, это должно значить? — в голосе Култи послышались нотки гнева. — Твою мать, — добавил он.
Ну, ни хрена себе?
Я почти благоговела перед ним… почти, и я точно не могла найти в себе силы разозлиться на его отвратительный тон и слова.
— Ты знаешь, что я имею в виду. Слушай, я не хотела тебя злить. Я только поинтересовалась, почему ты так долго не играл. Это не мое дело, хорошо. Прости, что спросила.
Последовала пауза.
— Объясни, что ты имела в виду.
Он хотел понять, но в глубине души я знала: он не хочет, чтобы я ему говорила. Я продолжала смотреть вперед и покачала головой, смех и веселье исчезли с моего лица.
— Это не важно.
— Это важно, — настаивал он.
Я держала рот на замке.
— Скажи мне.
Ага, я лучше помолчу. Никто не стоял рядом и не протягивал мне лопату, чтобы я сама начала рыть себе могилу.
— Ты думаешь, я вру? — холодно спросил Култи.
Я судорожно сглотнула. Ведь он спросил, верно? Я тщательно подобрала слова и ответила:
— Я не говорю, что ты врешь. Я уверена, что у тебя болит колено, но не может быть, чтобы именно поэтому ты перестал играть. Даже если ты восстановился только на шестьдесят процентов, пятьдесят процентов, это не имеет значения. Ты все равно мог бы играть с друзьями, или что-то в этом роде. Пинать мяч в одиночестве,
Через несколько часов я поняла, что должна была все сделать иначе.
И как ужасно поступила на самом деле. Я поняла, как облажалась. Поняла, как сильно облажалась. Я прекрасно знала и понимала людей, которые несли свою гордость и высокомерие как щит, и как они держались с теми, кто нападал на них. Или с теми, кто жалеет их, что еще хуже.
Я ясно это видела, потому что мне хорошо известно, как сильно я ненавижу тех, кто жалеет меня.
Проявлять жалость к мужчине, способному превратить мою жизнь в сущий ад на поле, мужчине, который когда-то испытывал такую страсть к футболу, что, казалось, она зажигала его изнутри, — это равносильно попаданию во все природные катаклизмы разом.
Забудьте о том, что я пыталась быть с ним дружелюбной. Или отвезла его домой и никогда не спрашивала, почему подвезти его он попросил именно меня, а не водителя или не вызвал такси, или не обратился к Гарднеру, или к Грейс, или к кому-то еще, кто был лучше знаком с ним, чем я.
Как говорит мой брат: «ты сотворила это собственными руками». Я привлекла к себе внимание демона-перфекциониста, и мне больше некого было винить за это.
Следующие две недели моей жизни можно было бы свести к трем ключевым словам: физический и эмоциональный ад.
Любая связь, которую я установила с Култи, была разрушена в тот день, когда я надавила на него ради ответов в своей машине. И высмеять его, сказав, что он использовал свою травму в качестве отговорки, стало просто глазурью на торте.
С тех пор я ни разу не подвозила его домой. На первой же тренировке после того, что назвала «Днем Допроса», я не удивилась, когда он начал мучить меня на совершенно другом уровне.
Без шуток.
— Какого черта ты делаешь?
— Слушай меня!
Бла, бла, бла, это полная херня, бла, бла, бла, что-то, какая-то хрень, что-то, дерьмо, бла, бла, бла.
Но больше всего мне понравилось, когда он сказал:
— Так вот как девочки играют в футбол?
Ох, парень.
Я слышала это и раньше. И все равно каждый раз меня это задевало.
Но если он хотел, чтобы я и команда показали ему, как играют девушки, то его желание исполнилось. Мы все жаждали его крови. Большинство из нас выросли, играя в футбол во дворе с мальчишками, и мы по опыту знали, что надрать им задницы так же просто, как и девушкам.