Культура древнего Рима. Том 1
Шрифт:
Раскол этот сказывался и в других сферах и отражался в разных процессах и явлениях. Одно из них может быть условно обозначено как формирование «массовой культуры». Применение данного, родившегося в современном капиталистическом мире термина к миру римскому может, конечно, вызвать сомнения. Самое это понятие, как известно, определяется разными исследователями по-разному. И естественно, некоторые из определений (например, такие, в которых на передний план выдвигается роль средств массовой информации) к Риму неприложимы. Но если иметь в виду те факторы, которые повседневно воздействовали на широкие массы, формируя их сознание (средства официальной пропаганды — статуи императоров и знатных лиц с прославлявшими их надписями, лозунга, чеканившиеся на монетах, зрелища, организуемые императорами, их триумфы, торжества по поводу их побед, юбилеев, апофеоза, санкционированные государством религиозные празднества с поражавшим воображение ритуалом, и обязательными молитвами за императора, сенат и римский народ), и те пути, которыми до народа доводились — в упрощенной форме — идеи философов и других представителей интеллигенции и в значительной мере должны были создавать некую отдушину накопившемуся недовольству (например, любимые широкой публикой выступления ораторов, в которых благородный бедняк обличал порочного богача, прославлялись бедность и воздержанность и клеймились богатство и роскошь), то, видимо, хотя и с соответствующими оговорками, можно говорить о «массовой культуре» императорского Рима.
Как и в буржуазном мире, в Риме «массовая культура» не была культурой масс, но так или иначе на нее воздействовала. Любопытным памятником переплетения той и другой служат античные романы, появившиеся или, во всяком случае, распространившиеся во времена Империя и, видимо, пользовавшиеся немалой популярностью. Герои их, отличавшиеся удивительной красотой, благородством, стойкостью духа, переживали самые невероятные приключения в полуфантастических странах, терпели страшные бедствия — плен, рабство, пытки, — но благодаря помощи богов и собственным добродетелям всегда оказывались выше господ и правителей, обличали их пороки, с честью выходили из всех испытаний и достигали счастья.
Идеология народных масс, трудящихся свободных и рабов, сближавшихся и в общем труде, и в общих организациях (коллегиях) «маленьких людей» и одинаково страдавших от форм эксплуатации, порожденных рабовладельческим способом производства, отражалась в баснях, пословицах, выступлениях киников, в надписях и изображениях на алтарях и надгробиях. Эти памятники свидетельствуют о более или менее осознанном протесте против идеологии господствующих классов, о религиозных и этических исканиях, нашедших свое оформление в раннем христианстве.
Социальные противоречия сказались и в разнице мировоззрений двух больших категорий населения империи. Эти категории определялись принадлежностью к одной из двух основных форм человеческого общежития в римском мире: городской гражданской общине или общине кровнородственной и соседской. В большинстве трудов по истории римской культуры крестьянство, составлявшее большую часть населения римской державы, практически не учитывается. В лучшем случае отмечается, что крестьяне были людьми косными, державшимися архаических традиций и невосприимчивыми ни к чему новому. Между тем еще Варрон во введении своему трактату о сельском хозяйстве писал, то горожане и крестьяне почитают одних и тех же богов, но понимают их по-разному. Как возникла такая разница в понимании, какие идеи связывали с богами крестьяне в противоположность горожанам, как относились к некоторым основным институтам общества те и другие, например к государству, рабству, семье, другим сочленам своей общины, к таким типичным античным установлениям, как коллегии, и как, наконец, воспринимали они христианство, что оно означало для горожан и крестьян, — все это вопросы мало или вовсе не разработаны. Между тем актуальность их несомненна. С постепенным упадком рабовладельческого способа производства крестьяне, еще свободные или уже оказавшиеся на разных ступенях зависимости в частных и императорских имениях, становились основными производителями материальных благ и вместе с тем ведущей движущей силой на новом этапе классовой борьбы, во многом определившей дальнейшие судьбы империи. Тем более важно выяснить основы их идеологии, на которых впоследствии развилась идеология багаудов, агопистиков и других участников массовых крестьянских восстаний. Идеология крестьян, например их культ Солнца Справедливого, могла повлиять и на официальную пропаганду и социальную демагогию — официальный культ Солнца, вводившийся в III в. императорами, особенно подчеркивавшими свою справедливость и покровительство простым людям, обиженным «сильными».
В литературных источниках сведений о крестьянах мало. Они или характеризуются как «грубая деревенщина», или, в соответствии с модой на противопоставление простой и чистой, близкой природе сельской жизни городским порокам, рисовались в идиллических, пасторальных тонах. Больше дают сделанные самими сельчанами памятники изобразительного искусства и надписи, но они, естественно, как правило, очень лапидарны. Пробел этот в известной мере заполняет массовый материал папирусов. Они позволяют проследить историю жизни и деятельности отдельного крестьянина, его взаимоотношения с властями, односельчанами, родственниками, выявить, видимо, диктуемые сверху формулы, с которыми следовало обращаться судьям и правителям, подавая жалобы и просьбы, представить себе, каковы были его стремления, нужды, влияние на его психологию реальных условий его бытия и политики власть имущих.
Вопрос о взаимодействии греко-римской и провинциальных культур — один из самых капитальных при изучении культуры римской державы. Он служил и служит предметом многих дискуссий о степени романизации провинций, в основном западных, о ее критериях (распространение латинского языка, письменности, ономастики, римских форм хозяйства, образа жизни, культов, образованности и т. д.), о социальных слоях, выступавших носителями романизации или, напротив, местных традиций, о синкретизме как результате слияния римских и туземных начал и т. п. В настоящей работе авторы рассматривают два момента: провинциальный город, как основу романизации, формирования и распространения некоего культурного стандарта, общего культурного уровня городского населения (хотя в разных провинциях и даже в разных городах одной провинции были возможны далеко не одинаковые варианты, обусловленные конкретными факторами), и влияние социальной структуры провинциального общества и его собственной культуры на генезис культурного синкретизма.
Провинциальные города могли стать базой романизации потому, что они строились на тех же принципах, что античная гражданская община, хотя в Греции и Риме она возникла в результате естественного хода исторического процесса, в провинциях же — в результате римской политики урбанизации. С точки зрения господствующих в них форм собственности, методов ведения хозяйства в рабовладельческих виллах, планировки, организации общественной жизни (деятельность народных собраний, советов декурионов, магистратов, коллегий, раздачи народу, зрелища, рынки) они часто кажутся уменьшенными копиями Рима. Римской, или греко-римской, представляется и их культура. По сходным формулам составляются декреты городских советов, надписи на статуях императоров и «благодетелей» города и его коллегий, посвящения богам и эпитафии, перечисляющие добродетели покойного. Но наличие в этих городах хотя бы и получивших римское гражданство провинциалов и населенной преимущественно провинциалами сельской территории города накладывало более или менее заметный отпечаток на его культуру. Масштабы воздействия зависели от разных причин: доримской истории города или поселения, ставших римскими колониями и муниципиями, социальной структуры населения, характера экономики, большей или меньшей близости к границам и, соответственно, большей или меньшей роли военного элемента в городе и общения с зарубежными племенами и т. д. Факторы эти определяли взаимопроникновение или взаимонесовместимость привнесенного Римом с местными традициями, вклад того или другого элемента в культуру провинциального города.
Тот же, собственно, вопрос, но под несколько иным углом зрения рассматривается на материале памятников искусства и религии кельтских областей Римской империи, что дает возможность выяснить, в какой мере и в какой форме романизация была воспринята разными классами провинциального населения и в какой мере кельтская культура, отражавшая особое мировоззрение ее создателей, продолжала жить и развиваться, какова была дальнейшая судьба сложившейся под властью Рима кельто-римской культуры. Памятники кельтского искусства Галлии и Испании, кельтской религии дошли до нас, хотя и в небольшом числе, с дорийских времен. В эпоху римского владычества они сосуществовали с античными, а с середины III в. снова растет их число; сходные по стилю памятники продолжали изготовляться и в раннее средневековье. Все это дает право заключить, что стиль этот не был результатом неумелости туземных мастеров или упадка, «варваризации» (в смысле огрубления, примитивизации) античного искусства, как часто считают, а отвечал глубоким потребностям, мировосприятию тех классов и слоев кельтского общества, которым вследствие их Социального устройства их собственная культура была ближе и понятнее, чем античная.
Анализ римской культуры доводится в основном до конца III в. Это обусловливается пониманием ее как культуры, возникшей и развивавшейся на основе идеологии граждан античной городской общины и ее многовековой эволюции. В некоторых отношениях на протяжении многих веков римской истории эта идеология и культура модифицировались и трансформировались в очень значительной степени. Но пока город, воспроизводивший так или иначе античную гражданскую общину, оставался основной социально-политической ячейкой римской державы, культура сохраняла основные черты, присущие ей с самого начала. Но когда после кризиса III в. коренным образом оказались перестроенными экономика, общественный и государственный строй империи, когда города утрачивают свой характер античных гражданских общин, меняется и идеология разных классов и социальных слоев и, соответственно, культура. На смену античной культуре приходит христианская; на смену более или менее унифицированной греко-римской культуре, распространенной в пределах Римской державы, культуры провинциальные, с возрожденными местными традициями, уже близкие к идущим им на смену «варварским». Начинается новая эпоха истории мировой культуры, в которую римская и греко-римская входят лишь как один из компонентов.
. М. Штаерман
Глава первая
ОТ ГРАЖДАНИНА К ПОДДАННОМУ
В заключении к своей последней книге «Политические учения древнего Рима» С. Л. Утченко определяет путь, пройденный античным обществом и отразившийся в его идеологии, как эволюцию «от полиса к империи», «от гражданина к подданному». Для гражданина характерны были непосредственные, «неотчужденпые» связи в системе «община — гражданин», т. е. «связи соучастия». Для «подданного» определяющими стали связи в системе «империя — подданный», т. е. «связи подчинения» [2] . Как же отражалась в идеологии римского общества и его различных социальных слоев эта эволюция, сыгравшая огромную роль в эволюции римской культуры в целом?
2
Утченко С. Л. Политические учения древнего Рима III–I вв. до н. э. М., 1977. с. 229.