Культура на службе вермахта
Шрифт:
После устранения оппозиционных партий материальные возможности для развития нацистской пропаганды значительно расширились, правда, не за счет конфискаций, как это делали большевики, а законным путем: так, во время войны для приобретения огромного гугенберговского издательства «Шерлферлаг» партия заплатила 64,1 млн. марок{788}. В сфере прессы нацистские власти с самого начала действовали весьма радикально — путем запретов по политическим мотивам. В апреле 1933 г. председателем Имперского союза немецкой прессы стал пресс-шеф НСДАП Отто Дитрих, от которого и зависело запрещение или разрешение издания газет и журналов. Председателем же союза издателей стал директор главного партийного издательства «Эхер» Макс Аманн. Параллельно этим назначениям «Законом о редакторах» от 4 октября 1933 г. был заложен фундамент контроля над содержанием публикаций; Геббельс стал ключевой фигурой нацистской политики в области культуры и искусства. «Закон о редакторах» стал крупной вехой в переходе от плебисцитарных методов к административным. По этому закону евреи и левые («марксисты») (около 1300 журналистов) лишились работы. Законом было установлено, что все журналисты должны стать членами Имперского союза немецкой прессы (и одновременно корпоративной Имперской палаты прессы), это обстоятельство использовалось властями для давления на журналистов — они должны были подчиниться властям или потерять работу.
В апреле 1935 г. глава Союза издателей и одновременно председатель Палаты прессы Аманн выпустил ряд распоряжений, преобразивших газетное дело в Германии. Было введено правило «одно издательство — одна газета»,
Помимо контроля над журналистами вскоре после прихода к власти нацисты стали практиковать прямое руководство прессой: в Министерстве пропаганды ежедневно устраивалась пресс-конференция, на которой журналистам растолковывали, что следует писать и каким образом оценивать происходящее. Впрочем, как писал в свое время Оруэлл, «все животные равны, но есть животные равнее других»: газетой, которая порой допускала фрондирование, был еженедельник, в котором часто появлялись статьи самого Геббельса — Das Reich. По функциям идеологической отдушины он несколько напоминал «Литературную газету» в СССР застойных времен. Das Reich впервые появился в газетных киосках Германии 26 мая 1940 г. Половину объема газеты составляли тщательно подобранные критические материалы на темы литературы, науки, искусства и литературные очерки. Сведущих немецких читателей поразило то, что большинство авторов были крупными либеральными журналистами из старых немецких газет. Не было более или менее заметного журналиста в Германии, который не был бы привлечен к сотрудничеству в газете Das Reich. Напротив, журналисты, известные своими пронацистскими настроениями, были там представлены слабо. Тон газеты был скорее нейтральный. Несмотря на постоянный дефицит бумаги, газета была довольно объемной (до 30 листов большого газетного формата) и к октябрю 1940 г. она выходила тиражом в 500 тыс. экземпляров, а к марту 1944 г. тираж был 1,4 млн. Das Reich была очень популярна в среде немецкой интеллигенции и среди офицеров. Ее с удовольствием читали и за границей — по непроверенным данным, только в Швейцарии было 50 тыс. постоянных подписчиков этой газеты{791}.
Инициатива создания Das Reich исходила от молодого журналиста Карла Андерса, которого поддержал его непосредственный начальник Рольф Ринхардт. Последний был руководителем «штаба» Макса Аманна. Аманн, влиятельный функционер и способный организатор, в войну был однополчанином Гитлера. Ринхардт был молодым человеком, претендовавшим на участие в формировании «просвещенного» национал-социализма и отвергавшим «мюнхенский фашизм». Он был сторонником поворота нацизма в сторону правого центра, авторитарного сословного государства, формирования сената, который при необходимости имел бы право тройным вето сместить фюрера; также он высказывался в пользу «позитивного христианства». Во время войны, перспективы которой на Востоке он сразу оценивал весьма негативно, Ринхардт пытался из ветеранов партии создать внутрипартийную оппозицию, которая должна была в подходящий момент «поправить» политический курс Гитлера. Поведение Ринхардта не следует оценивать как попытку Сопротивления, оно было свидетельством желания «улучшить» нацизм, исправить «ошибки»{792}. Ринхардт видел свою задачу в «духовном углублении нацизма», этой цели он хотел добиться в контакте с профессиональными журналистами. Ринхардт и Андерс разработали программу новой газеты: она должна была стать изданием самого высокого уровня, в ней должны были сотрудничать лучшие журналисты страны, обсуждаться самые важные для Германии проблемы; у газеты должны быть самые квалифицированные иностранные корреспонденты, подбор кадров должен проводиться не по политическим, а по профессиональным критериям. Аманн одобрил этот план, поскольку был отличным организатором и понимал финансовые выгоды такого проекта; Геббельс был в восторге от программы новой газеты. Главным редактором Das Reich стал крупный либеральный журналист доктор Ойген Мюндлер, а потом — креатура Геббельса Ганс Шварц ван Берк, который сам себя называл «пессимистическим национал-социалистом».
После унификации прессы все-таки остались (кроме Das Reich) такие газеты, как «Франкфуртер альгемайне цайтунг», «Кёльнише цайтунг», имевшие за рубежом авторитет старейших либеральных газет Германии. «Кёльнише цайтунг» подтвердила свою репутацию, опубликовав статью Ромена Роллана с протестом против акции сожжения книг. Это, впрочем, было исключение.
Так же быстро нацисты прибрали к рукам и радио — функции управления этой важной сферой пропаганды перешло от Министерства почт к геббельсовскому министерству. До 1934 г. все земельные компетенции в сфере радио также перешли к Геббельсу. Как и в прессе, на радио были проведены колоссальные персональные изменения — все неугодные нацистам редакторы и интенданты были уволены. Столь же эффективно и быстро осуществилась нацистская унификация сферы кино, целиком перешедшего в ведение Министерства пропаганды.
Первым и бесспорным успехом Геббельса на посту министра пропаганды была организация празднования «дня Потсдама» 21 марта 1933 г. (21 марта 1871 г. открылся первый рейхстаг объединенной Германии), когда при помощи удачного сценария церемонии открытия рейхстага нового созыва [49] нацисты смогли публично продемонстрировать единство правого политического спектра (которого на самом деле не было). В 12.00 «неизвестный ефрейтор мировой войны» [50] канцлер Гитлер и президент Пауль фон Гинденбург встретились на ступеньках потсдамской гарнизонной церкви. На гостевой трибуне почетное место занимал кронпринц в гусарской форме; кресло, в котором обычно сидел кайзер Вильгельм II, было пусто. После службы Гинденбург поклонился пустому креслу и произнес небольшую речь, смысл которой сводился к тому, что абсолютное большинство немецкого народа стоит за правительство Гитлера. В заключение президент призвал приступить к работе на благо объединенной независимой гордой Германии. Потом говорил Гитлер; он был подчеркнуто торжествен, в общих чертах обрисовал программу своего правительства и призвал рейхстаг к сотрудничеству. После этого президент в одиночку спустился в склеп церкви и возложил венок на могилу Фридриха Великого. В момент возложения венка прозвучал ружейный салют, затем запел хор, все выглядело благостно и торжественно. Геббельс писал, что присутствующие были глубоко тронуты {793} . Французский посол в дневнике отметил, что торжественный акт был построен
49
После пожара нацистский рейхстаг заседал в опере Кролля, а здание рейхстага чуть подремонтировали и использовали для выставок и показа пропагандистских фильмов. При строительстве новой столицы Шпеер планировал снести здание рейхстага, но Гитлер запретил это делать — по всей видимости, из уважения к исторической традиции См.: Francois Е., Schulze Н. (Hg) Deutsche Erinnerungsorte. Bd. 1; M"unchen, 2002. S. 152.
50
Так в пропаганде часто именовали Гитлера. Уже в разгар Второй мировой войны берлинцы рассказывали анекдот, что среди фронтовиков прошел слух: всех ефрейторов после войны расстреляют, дабы еще раз не повторилась история с «неизвестным ефрейтором».
Стараниями Минпропа первый после прихода к власти партийный «съезд победителей» в 1933 г. в Нюрнберге прошел необыкновенно пышно и торжественно: на Цеппелиновом лугу маршировало 10 тыс. человек, на трибунах находилось 120 тыс. человек, торжественным маршем проходили отдельные партийные формирования; 45 тыс. участников имперской трудовой повинности прошагали с лопатами на плечах. После захода солнца были устроены грандиозный фейерверк и факельное шествие; огромная арена для построений подразделений партии была иллюминирована, десятки оркестров оглушали маршами, гимнами, кантатами; сотни зенитных прожекторов сходящимися в облаках лучами создали «собор света»: возникла иллюзия грандиозного замкнутого пространства, помещения, потолок которого образовывало небо. Все это создавало атмосферу внутреннего подъема и подавляло всякую возможность критической оценки происходящего. Именно на такой результат министр пропаганды и ориентировался. Геббельс так формулировал задачи своего министерства: «Если это правительство (правительство Гитлера. — О. П.) намерено никогда и ни при каких обстоятельствах не отступать, тогда ему нужно прибегнуть не к жесткой и прямолинейной силе штыка: с его помощью не создать за правительством прочного большинства на продолжительное время и не обеспечить уверенности в том, что оставшиеся вне влияния правительства 48% немцев не будут оппозиционными правительственной политике и в дальнейшем»{796}.
Следующие партийные съезды были оформлены с еще большей помпой и их пропагандистское воздействие трудно переоценить. Дабы не быть голословным, следует адресовать читателя к документальным кадрам, до нашего времени сохранившим наглядные примеры такого воздействия. Блестящий знаток истории нацистской Германии Алан Буллок указывал, что вряд ли можно найти более яркое свидетельство изощренности нацистской пропаганды, нежели фильм, снятый Лени Рифеншталь (немцы называли ее «Эйзенштейн в юбке») во время партийного съезда 1934 г. и называвшийся «Триумф воли»{797}. Этот фильм до сих пор поражает образным решением, многочисленными художественными и операторскими находками, в полной мере донесшими до нас степень эйфории и пафоса, царивших на этом съезде; легко представить, какое впечатление он произвел на современников.
НСДАП провела десять съездов — два первых в Мюнхене и Веймаре, а все остальные (1927, 1929, и ежегодно — с 1933 по 1938 гг.) — в Нюрнберге. В пользу Нюрнберга сыграло то обстоятельство, что в период Священной Римской империи германской нации он долго был «городом рейхстагов» (Stadt der Reichstage), что переделали в созвучное — «город имперских партсъездов» (Stadt der Reichsparteitage) {798} . Гитлер не скрывал своей любви к Нюрнбергу. Большую пропагандистскую ценность представляло то обстоятельство, что Нюрнберг от Средневековья до Ренессанса был одним из ведущих немецких городов, а в XIX в. он стал олицетворением патриотических идеалов. Лучшего места для демонстрации собственных политических идеалов, чем Нюрнберг — наследник Первого и Второго рейха — Минпропу найти было трудно. Нюрнберг (как Гамбург, Любек и Аугсбург) был свободным городом, подчинявшимся в свое время только императору. Важно еще и то, что Нюрнберг стал первым имперским городом, взявшим сторону протестантизма. В эпоху Просвещения и немецкого идеализма, которые были ориентированы на французские образцы, Нюрнберг оказался забыт и заброшен. В романтическую же пору начала XIX в. он вновь оказался в центре внимания и стал одним из национальных символов, каковым были «город ярмарок Лейпциг», «ганзейский город Любек», «город-порт Росток». Вагнеровские «Нюрнбергские мейстерзингеры» также подспудно взывали к национальному величию и «святому немецкому искусству». Бургомистр Нюрнберга на каждом съезде преподносил Гитлеру какой-либо символический подарок — на партийном «съезде победителей» (1933 г.) это была знаменитая гравюра Дюрера (уроженца Нюрнберга) «Рыцарь, смерть и чёрт»; на «съезде свободы» (1935 г.) — копия императорского меча, оригинал которого хранился в венском Хофбурге. После аншлюса Австрии Гитлер даже распорядился перевезти из Вены в Нюрнберг имперские инсигнии (речь идет об инсигниях Священной Римской империи немецкой нации, просуществовавшей почти 900 лет) [51] . В год возвращения инсигний в Нюрнберге завершился очередной партийный съезд — «съезд великой Германии», а на сентябрь 1939 г. был запланирован очередной партийный съезд под девизом «партсъезд мира», но ему не суждено было состояться: в сентябре вермахт уже воевал в Польше… {799}
51
Сразу после войны инсигнии пропали, и американские оккупационные власти, напуганные перспективой превращения инсигний в символ Четвертого Рейха, тайно предприняли их поиски. В 1946 г. оккупационными властями инсигнии были торжественно переданы австрийскому правительству, которое восприняло эту передачу как символ возрождения национального государства.
Интересно, что в 1973 г. место для проведения имперских съездов партии (Reichsparteitaggeldnde) было взято под охрану государства как исторический памятник. Оно вошло в список городских достопримечательностей; в 1999 г. в полумиллионном Нюрнберге побывало 1,3 млн. туристов.{800}
Геббельсом были безупречно срежиссированы, оформлены и — что особенно важно — преподнесены общественности Олимпийские игры 1936 г., государственный визит Муссолини 1937 г.; огромный пропагандистский эффект имела инсценировка подписания Компьенского перемирия в музейном вагончике Фоша после поражения Франции в 1940 г. — в том самом вагончике, в котором было подписано перемирие 1918 г.; также значительный эффект имела процедура перезахоронения «мучеников движения» (в 1935 г.), погибших 8 ноября 1923 г. Их останки торжественно провезли через Триумфальную арку в Мюнхене и перезахоронили в специально отстроенном «Храме чести» на Королевской площади баварской метрополии. Все эти мероприятия были настолько профессионально организованы, что вызывали любопытство, а порой и воодушевление даже за пределами Германии.