Культура заговора: от убийства Кеннеди до «секретных материалов»
Шрифт:
Получается, что высокая степень взаимосвязанности Сеги делает ее привлекательной для конспирологического мышления как по форме, так и по содержанию. Происхождение Интернета, связанное с оборонной стратегией времен «холодной войны», придает ему дополнительный ореол секретности и тайны. Но можно говорить и о том, что структура Интернета работает против логики заговора. Интернет возник из ARPANET, проекта Управления перспективных исследований министерства обороны США, реализация которого началась в 1969 году, и был создан на основе схемы, разработанной корпорацией Rand в самом разгаре гонки атомных вооружений. Смысл состоял в том, чтобы связать линии связи через компьютер так, чтобы при уничтожении части системы в результате ядерной атаки обеспечить поступление информации в обход нарушенного участка. По сути это была модель децентрализованной сети, в которой каждый узел оказывается связан с множеством других узлов, что позволяет избежать необходимости централизованного канала связи. Подобная структура, хотя и невообразимо более сложная, остается главным принципом Интернета и по сей день. Несмотря на попытки различных правительственных органов навязать некую форму контроля сверху, по большей части Сеть остается свободной от какой-либо центральной власти. По мнению самых больших утопистов среди апологетов Сети, это как раз и есть ее величайшее преимущество. Для многих киберпрорицателей децентрализованная анархия Интернета не только не контролируется, но и не поддается контролю, будь то при помощи деспотического государственного вмешательства или тайной хитрости заговорщиков. Как считают приверженцы этой точки зрения, если конспирологи попытаются найти тайную руку и тайный центр в Сети, то они будут разочарованы просто потому, что сеть сетей не имеет центрального управления, скрытого или какого бы то ни было еще. Итак, насколько сама структура Сети, судя по всему, поощряет паранойю, в той же степени на более глубоком и фундаментальном уровне она предлагает радикальную альтернативу традиционному страху и вере конспирологов в невидимую длань, управляющую нашими жизнями.
Экологическое осмысление связности бросает похожий вызов обычным рассуждениям, свойственным конспирологическому мышлению. Экологические представления о связности с легкостью склонились к версиям в духе легкого мистицизма, начиная с наркотического ощущения присутствия «вторичного озарения», появляющегося у рассказчика в «Радуге тяготения», и заканчивая оптимистической уверенностью (которая зачастую проистекает из распространенных представлений о гипотезе Геи) в том, что наша планета сама в состоянии позаботиться о себе. Однако есть и другое мнение по поводу взаимодействия технологии и экологии, связанное с более тревожным постгуманистическим видением последствий такой связности. Толчком к этому новому мышлению послужило развитие теории хаоса и теории сложности. Их смысл в том, что чем больше элементов связано в одну систему (будь то экологическая или компьютерная система), тем выше вероятность того, что она начнет самоорганизовываться по новым и непредсказуемым моделям сложного поведения. Среди простых примеров подобной самоорганизации — пчелиные ульи, муравейники и птичьи стаи. Немыслящие отдельные создания занимаются своим делом без какого бы то ни было ощущения более крупной общности, но из бесконечных цепочек коммуникации и непрерывной обратной связи внутри группы возникает сложное и согласованное целое, которое, кажется, обладает ощущением цели и идентичности. Считается, что отдельные пчелы могут что-то помнить лишь в течение нескольких дней, но пчелиный рой, судя по всему, «помнит» расположение, скажем, возможного места для нового улья на протяжении нескольких месяцев, что превышает продолжительность жизни любой пчелы. «То, что рождается в коллективе, — суммирует Кевин Келли в своем исследовании таких систем, — это не серия важных индивидуальных действий, но множество одновременных действий, чья коллективная модель имеет куда большее значение. Такова модель пчелиного роя». [482] Полагают, что подобным образом устроены целые экосистемы, поскольку в них цепочки взаимной обратной связи обеспечивают удивительный уровень сложности и стабильности.
482
Kevin Kelly. Out of Control: The New Biology of Machines (London: Fourth Estate, 1994), 27.
Ученые стали обнаруживать возникновение самоорганизующейся сложности в результате на первый взгляд случайной связности в широком спектре природных и искусственных систем (если считать, что это различие сохраняется и до сих пор). Сейчас, например, существует теория о том, что человеческий интеллект рождается из неразвитого и не имеющего отношения к мышлению взаимодействия нейронов, бесконечно связанных друг с другом в головном мозге. Точно так же компьютерные программы моделируют возникновение искусственной жизни, реконструируя экосистемы, которые развивают собственные формы сложного поведения благодаря непрерывному взаимодействию и совершенствованию относительно простых основных правил. Можно приводить самые разные примеры: от цифрового моделирования поведения птиц в стае — до компьютерной программой Polyworld, запускающую искусственную экологию математических форм, приспосабливающихся и развивающихся с течением времени. Некоторые сторонники искусственной жизни утверждают, что эти эксперименты являются не просто имитацией жизни, а уже ее формами — в кремнии. Вдохновленные новой математикой теории хаоса, некоторые экономисты точно так же стали представлять мировую экономику в качестве разновидности сложной самоорганизующейся системы, отличающейся и непредсказуемостью, и некон-тролируемостью. В процессе перекрестного идейного опыления, в результате которого и родилась теория о том, что все эти системы в конце концов связаны друг с другом, и культурологи стали предполагать, что сама человеческая культура обладает всеми признаками больших живых систем. А согласно последней фантазии новой биологии, техношаманы Интернета размышляют о том, что, благодаря непрерывному переплетению компьютерных систем во всем мире, может быть неожиданно достигнут абсолютно новый (и совершенно иной) уровень самоорганизующейся сложности (по сути, сознание в виде разросшегося на весь мир улья).
Эти новые теоретические концепции предполагают два важных следствия. Во-первых, традиционные модели причинно-следственных связей применительно к подобным системам не работают. Очевидная связь между причиной и следствием перестает существовать: мелкие причины способны вызывать значительные следствия и наоборот — внушительные причины могут привести к незначительным последствиям по отношению ко всей системе в целом. Эта мысль воплощена в ставшем уже общим местом изречении про бабочку, которая, взмахнув крыльями в одном месте, может вызвать ураган в другом полушарии планеты. Хотя теоретически эти два события связаны, на практике нет никакой надежды когда-нибудь проследить эту причинно-следственную связь. Более того, переплетение действующих в глобальных системах механизмов непрямых обратных связей — начиная с погодных явлений и заканчивая мировой экономикой — означает, что все воздействует на все в непрерывно, и этот процесс нельзя разложить на отдельные звенья в цепи причин и следствий. Как раз из-за того, что все связано, невозможно вычислить, как из одного вытекает другое. Похожим образом в медицине сейчас проснулся большой интерес к таким болезням, как синдром войны в Заливе и СПИД. В отличие от простых заболеваний при диагностике синдрома учитывается косвенная и произвольная причинно-следственная связь между основной причиной и симптомом. Эти новые представления о причине и следствии на первый взгляд серьезно противоречат традиционной конспирологии, которая предпочитает четкие истории о том, как, по выражению сенатора Маккарти, мы дошли до Сегодняшней Ситуации. В то же время, как мы показали в предыдущих главах, некоторые современные формы культуры заговора сыграли свою роль в переосмыслении того, как все связано посредством причинно-следственных связей и как мы можем представить и изобразить эти связи. Не удивительно, что конспирологические теории, скажем, о происхождении ВИЧ, колеблющиеся между буквальным и метафорическим, должны совпасть с неясными и меняющимися медицинскими определениями того, что же считать синдромом приобретенного иммунодефицита.
Вторая отличительная особенность сложных систем заключается в том, что они не просто не контролируются, а в значительной степени не поддаются контролю. Так, за поведением пчелиного роя не стоит никакого скрытого разума — даже матка является всего лишь бездумным поставщиком яиц и не несет ответственности за управление всем роем. Точно так же в мозгу человека нет никакого разумного гомункула, отвечающего за истинный разум, кроющийся за электрохимическим взаимодействием нейронов. Как объясняет Келли, одна из отличительных черт сложных коэ-волюционирующих систем подразумевает «отсутствие навязанного централизованного контроля». [483] Поскольку все горизонтально связано через сеть (вместо идущей сверху вниз цепочки команд), существует лишь небольшая вероятность, что удастся установить твердый контроль над экосистемой без риска запустить какую-нибудь непредсказуемую и нежелательную цепную реакцию, которая может выйти из-под контроля. Кое-кто из теоретиков утверждает, что это утверждение справедливо не только для природы (в том числе и искусственно созданной), но и для культурных систем. Описывая современную медиа культуру, Дуглас Рашкофф утверждает, что конспирологические теории о призрачных заговорщиках, контролирующих мировую индустрию информации и развлечений сверху донизу, уже неубедительны. «За исключением самых примитивных консерваторов и фундаменталистов, — настаивает он, — мы больше не виним какую-то группу людей вроде «культурной элиты» или «еврейского заговора» в очевидном социальном влиянии массмедиа». [484] Массмедиа живут «собственной жизнью, — продолжает Рашкофф, — и ведут себя как живое существо, несмотря на наши попытки удержать их». Он предупреждает, что, хотя массмедиа в буквальном смысле не находятся под контролем, тем не менее они обладают огромной властью над нами. Эта ситуация потенциально способна нагнать паранойю не хуже распространенного в прошлом подозрения о том, что массмедиа ловко используются в рамках настоящего заговора в интересах истеблишмента. Однако отсутствие контроля позволяет использовать механизм воздействия в обратную сторону. Мнения и образы распространяются в медийном пространстве на манер вирусов (известных как «мемы»), так что можно, считает Рашкофф, запустить мем-троян, чтобы направить всю мощь массмедиа на подрывные цели, хотя и без гарантии результата. Эти рассуждения можно развить и дальше. Если не существует способа установить власть над относительно ограниченным пространством масс-медиа, то остается еще меньше шансов разумно и безжалостно управлять широким полем истории, будь то официальными или тайными методами, к добру или к худу. По этой модели история, как и неуправляемая сила массмедиа, живет собственной жизнью.
483
Kelly. Out of Control, 28.
484
Douglas Rushkoff. Media Virus!: Hidden Agendas in Popular Culture (New York: Ballantine, 1994; rev. ed. 1996), ix. [См. перевод на русский язык: Рашкофф Д. Медиавирус. М.: Ультра. Культура, 2003.]
Это живая система, неподвластная контролю какого-либо одного органа, даже тайной клики заговорщиков. [485]
В конечном итоге эти пробужденные теорией хаоса вызовы параноидальному мышлению скорее всего окажутся не более эффективным заслоном на пути легковерия, чем другие строгие предупреждения о том, что конспирологи неверно представляют себе, как работает история. Но, несмотря на всю настойчивость, с какой эта новая парадигма отправляет конспирологическое мышление на интеллектуальную свалку, в остальном риторика заговора кажется привлекательней, чем когда-либо. В распределенных системах примечательно не столько то, что никто не несет ответственность, сколько то, что они функционируют так, как если бы за их поведением стоял планирующий разум. Последствия расширяющейся связности игнорируют логику и описания. Причинно-следственная модель этих сложных систем принципиально контринтуитивна, и во многих отношениях сегодня не существуетудо-влетворительного способа объяснить или представить, как происходит возникновение высокоорганизованных систем из неразвитой случайной активности. Если представить контроль в виде спектра, доказывает Келли, то на одном конце находится модель нисходящего доминирования, а на другом — вероятность полной бесконтрольности. Между этими крайними точками, указывает Келли, «находится множество разнообразных вариантов контроля, для описания которых нет подходящих слов». [486] Некоторые направления культуры заговора, как я стараюсь доказать в этом исследовании, пытаются подобрать слова для этих новых вариантов контроля. Тем самым они изменяют как традиционное понятие контроля, так и традиционную логику конспирологии.
485
Во многих отношениях концепция мемов функционирует как форма элитарной теории контроля над разумом. По сути, принятие решения не есть вопрос о свободе воли, ибо разум является лишь точкой, сквозь которую проходят самоорганизующиеся мемы.
486
Kelly. Out of Control, 424.
Эти разновидности повседневной паранойи (совершенно непреднамеренно) бросают вызов скептикам: если заговора не существует, то как объяснить, что все выглядит так, будто он есть? В третьей главе, если помните, мы писали о том, что Джудит Батлер была недовольна распространенными неверными представлениями о социальном конструкционизме Фуко, так вот, объясните, как возможен контроль без контролера, если только вы не носите на себе все время табличку «постструктуралист»? Как еще вы объясните парадоксы причинно-следственных связей и контроля в мире, где все связано, не показавшись параноиком? Конспирология может вводить в заблуждение и появляться из заблуждений, но ее сохраняющаяся привлекательность (наполовину всерьез, наполовину в шутку) указывает на то, что приемлемые неконспирологические объяснения для многих людей до сих пор оказываются столь же несостоятельными, как и конспирологические. Мы заперты между двумя способами представления, ни один из которых не убеждает нас вполне. Популярная риторика паранойи предлагает временное — хотя и неизбежно несовершенное — решение этой дилеммы, помещая свои выводы как будто sous rature. Теория сложности возрождает метафору Адама Смита о невидимой руке, управляющей повседневным экономическим взаимодействием ни о чем не подозревающих участников рынка. По выражению Келли, «в Сети скрыта тайна Невидимой Руки — контроля без власти». [487] Но логика паранойи уговаривает нас воспринимать эту метафору буквально. В этом исследовании мы не раз сталкивались с примерами конспирологии, распространяющей подозрение по поводу существования некой злой силы, направляющей события, лишь для того, чтобы подвергнуть сомнению само это утверждение. В своих самых креативных и тревожных проявлениях культура заговора способна бросить нас в эпистемологических зыбучих песках между буквальным и фигуральным, между уверенностью и сомнением — по сути, между прежней верой в гуманизм и пока еще неубедительным и пугающим постгуманистическим будущим.
487
Kelly. Out of Control, 33.
Надежду во всеобщей связности могут найти какие-нибудь умники в Сети и эковизионеры, у других же представления о тотальной связи вызывают лишь страх и цинизм. Как мы видели в первой главе, в мире «Вайнленда» скоро не останется места никаким секретам (хорошо это или плохо), потому что там нет почти ни одного уголка, не затронутого бесконечной сверхвидимостью культуры потребления. Возникает опасение, что в конце концов все будет связано в рамках медийного конгломерата, все будет выставлено напоказ и станет доступным — по высокой цене (когда я пишу об этом, AOL и Time/Warner как раз объявляют о своем сенсационном слиянии). В этом изображении тотального насыщения исчезнут последние островки тайны и непокорства, ведь все попадет под контроль медийно-военно-промышленного комплекса, которому уже даже нет необходимости прикрывать свое помешанное на власти господство.
Единственная надежда спастись от тотального контроля связана с последними оставшимися пространствами, избежавшими его железной хватки. Как антиутопический роман Пинчона и сюрреалистические загадки «Твин Пике», «Секретные материалы» (до самых последних двух сезонов) укоренены в захолустье тихоокеанского Северо-Запада. Эпизоды «Секретных материалов» в общих чертах можно разделить на паранормальные (монстр недели) и параноидальные (непрерывная линия заговора). Действие паранормальных эпизодов обычно происходит в темных лесах и мрачных городишках — анахронических остатках прежнего мира, которого каким-то образом не коснулся неумолимый процесс модернизации и рационализации. Отсюда можно сделать вывод, что паранормальные твари наподобие Флюкмана (получеловек, получервь), «Биг Блю» (что-то вроде лохнесского чудовища) и красноглазого духа из опасного доисторического леса временно избежали того, что Макс Вебер назвал «железной клеткой» современности. [488]
488
Монстры показаны соответственно в следующих сериях; The X-Files, The Host (2X02), первый показ 23 сентября 1994 года; Quagmire (3X22), первый показ 3 мая 1996-го; Detour (5X04), первый показ 23 ноября 1997-го.
Тем не менее странные создания и явления, которые Малдер и Скалли исследуют в отдельных историях о необъяснимых вещах и эпизодах с новыми монстрами, довольно часто оказываются как-то связаны со страшными правительственными экспериментами, которые пошли не так, как задумывалось, и следовательно, возможно, имеют отношение к обширной взаимосвязанной схеме заговора. Непонятные монстры и психические явления не столько спасаются от модернизации, сколько оказываются побочным продуктом ее специфического направления. Так, Флюкман в остроумной вариации на тему известной городской легенды, — это чудовище, обнаруженное в канализации Нью-Джерси. Выясняется, что это существо появилось в результате генетической мутации, как выражается Скалли, в «первичном супе радиоактивных нечистот», которые были завезены в Америку на русском судне, вывозившем радиоактивные отходы из Чернобыля. Точно так же агенты ФБР, расследующие убийства в компании, связанной с высокими технологиями, обнаруживают, что главный компьютер в здании проявляет зловещие признаки искусственной жизни и кто-то на уровне правительства крайне в этом заинтересован. [489] В другой вариации на ту же тему зрителям демонстрируют возможность того, что какие-то необъяснимые события и странные явления могут быть сфабрикованы для прикрытия, чтобы скрыть еще более страшные махинации, за которыми стоит заговор. Так, Человек в Черном из известной в уфологии сверхсекретной Зоны 51, которого случайно перемещают в тело Малдера, выдает, что несколько заголовков газеты «Одиноких стрелков» были намеренной дезинформацией, им же и придуманной. [490] В обоих случаях паранормальное неумолимо поглощается ненасытной связностью параноидального.
489
The X-Files, Ghost in the Machine (1X06), первый показ 6 декабря 1998 года.
490
The X-Files, Dreamland II (6X05), первый показ 6 декабря 1998 года.
The X-Files, Quagmire.