Культурные особенности
Шрифт:
Эрвин пожал плечами и пояснил:
— Там какая-то заваруха у них в деревне случилась, какая — не понял. Переводчик с собой был, но стандартная прошивка ничего, кроме «Аздарг капут» переводить не хочет. Сеть дадут — скачаю нормальную, просмотрю запись и разберусь, а пока — пригляди за ними, ладно?
Ирина кивнула. Машинально. Мелкая Маар явно нацелилась нарушить строгое письменное предписание. То есть морского змея покормить…
«Черт, как бы Чарли её саму за пищевой концентрат не принял», — подумал Эрвин, срываясь с места на бег. Вслед за Ириной, она успела чуть раньше. И туземной Мией, со всех ног рванувшейся туда-же. Чуть не столкнулись в итоге, еле устояли на ногах. И долго смотрели, как улыбающаяся во
— Ну, не в лесу же их оставлять…
— Ладно. Найду ведомости, оформим этих, как вспомогательный персонал.
Ирина махнула рукой. Эрвину, в стиле — ну что с вами, обалдуями недисциплинированными делать. Потом — туземкам: пошли, мол. Покажу куда.
И все четверо пошли. Маар, правда, пришлось отрывать от рогатого Чарли. А Эрвин остановился, поглядел им вслед, прикидывая, что раз информационной сети еще нет, надо идти к следующему пункту плана. То есть, к превентивной чистке флотских морд, чтоб не думали лишнего.
— Пегги надо будет сказать, И к парням с реакторного зайти, чтоб руки при себе держали…
Это ДаКоста подошел. Эрвин усмехнулся — похоже, они с матросом в одну сторону думают. Хлопнула пробка, в ночном воздухе поплыл тонкий, пряный аромат. Тросниковая туземная бутылка. ДаКоста поднес было горлышко к губам, потом на миг замялся:
— Слушай, брат, а какой сегодня день?
— Вроде, суббота.
— Ну, тогда, For our Wives and Sweethearts, (за жен и любимых — традиционный субботний тост королевского флота).
И поднял к горлу бутыль. Традиционный флотский тост.
— And may they never meet (и пусть не встречаются), — по традиции ответил Эрвин и отхлебнул в свой черед, глядя как Ирина с черноглазой Мией, Лиианной и малышкой Маар идут к сияющему мягким светом дому. Судя по жестам, три девушки уже общались вовсю, и языковой барьер помехой им не был.
Глава 6 Камыши
Когда зверь железный в реку нырнул — испугалась я не на шутку. Думала, вверх по течению повернём, к городку крестовых. Была я там — безопасно, скучно, дома каменные, кресты вокруг да слова непонятные. Только и радость, что поют красиво. Только мы не туда повернули, а вниз. В дельту, в пасть тварям речным. Наши туда не ходят, а кто ходит — тот не возвращаются. Маар — мелкую дома ещё пугали, чтобы лучше спала. «Не ложись, де, на бочок». А теперь мы и сами перетрусили. Но обошлось, зря твари речной водой булькали да к нам жвалы тянули — крестовый воин им не по зубам оказался. Орёл. И сам — орел и машина его рычащая, ладная. Ой, и звонкий же рык у нее. Грозный, да стройный, уверенный я аж заслушалась. А потом мы на море вышли, она под нами и лодкой обернулась, опять зарычала да поплыла. Куда — не знаем, вода чёрная за бортом бурлит, на небе закат огнём плещет, звезды над головой мерцают да в ожерелье богини складываются. И — гляжу — крестовый паренёк впереди на небо косится, да голову в плечи вжимает. Невольно, но явственно. И лицо у него — в стекло хитрое видно — белое все. Лиианна нос кривит да посмеивается, а я смотрю и от страха холодею… Ошиблась я, не только крестовый это. С небесного корабля человек, слышала я — это они звёзд и неба боятся.
— Как так? — Лиианна спрашивает. Не верится ей. Как бояться, если оттуда пришли, едва ли не руками звезды щупали? Вон корабль их в небе висит, жёлтым светом горит, невесть как с богиней ночною не сталкивается.
Паренёк на носу оборачивается на нас, смотрит. Глаза большие — видно, не понимает он нас, просто голоса слушает.
— Да так, — отвечаю Лиианне я, — слышала я про корабль тот: ящик то железный без дверей, без окон. Крестовый бог туда своих
Говорю, подружек успокаиваю, а у самой руки трясутся. Ой, плохо мне. Звёздные — они такие, в ящике по небу лететь — с умом расстаться недолго.
Как бы ни пришлось нам с Лиианной обратно бежать.
Но обошлось.
Уберёг великий предок, обошлось. Оклемался парень, собрался, зверя своего железного по воде погнал. Ведёт, зверь ревет, парень вперёд смотрит, ветер в лицо — лишь пена летит, да волосы развеваются. Видно, не паренёк уже — воин, не хуже наших, цацками увешанных. Абы кто дракона не убьет. А Лиианна-чертовка ещё и перо с волос на воду уронила — достал. Он, да приятель его мелкий, он еще чуть не убился при этом. У меня аж сердце заколотилось, а Лиианна знай себе, фырчит под нос.
А там мы и до берега доплыли. На дом звёздный посмотрели, из пузырей сверкающих сделанный, на чудо морское, к рукам приученное, да на машины странные — я от удивления и забыла, что бояться надо. И правильно сделала — встретили там нас хорошо. Может случайно совпало, может великий предок подсобил — но как раз к ужину прибыли. Огонь горит, котлы булькают, женщины звёздные вокруг суетятся, и тут мы. Вовремя, чтобы показать, как Ур-раковину от скорлупы чистить, да в котле варить. Вкусная штука, если уметь. А я, слава предку — в этот раз не великому, папе моему — умею. И Лиианна умеет, хоть и хуже, чем я. А звёздные не умели, да теперь научились. Хоть и без языка, на одних жестах — но не глупые они там, поняли, что к чему. Освоились и мы заодно, огляделись и на чужих людей посмотрели.
Люди, как люди, хорошие. Высокие, низкие, кто бритый, кто с бородой. Одёжка простая — наши вояки морды бы покривили — да удобная. А кожа на лицах тёмная, мутная, в складках вся — густых, что татуировка, только без смысла. И вечно красные глаза — видать плохо им там, наверху, в железной коробке. Я бы, наверное, вообще померла. На шум и старшая звёздных пришла — тоже девка, только в железе. Видно, что воин и мужики её слушаются. Лиианна когда её, в броню закованную, увидела — опять фыркнула под нос, совсем по кошачьи, да сказала, что у звёздных ум от тряски поехал, когда бог крестовый их ящик в небо швырял. Где это видано, мол. А я ещё подумала — хорошо бы нашу деревню так запустить, может у вождя и его своры ум от тряски на место встанет. Поговорили мы. Немного, по-нашему, по-человечески она едва десяток слов знала, а я по-ихнему и того меньше. Так что руками помахали и разошлись.
А там и ур-раковина в котле созрела, над деревьями запах поплыл — острый, вкусный, аж в животе заурчало. Ужин подоспел. И парень светловолосый, что нас от деревни вёз, обнаружился — подошёл, есть позвал. По чину, вежливо, как полагается. На пальцах, конечно, на нашем он вообще ничего не умел. Но руками махал забавно, грех отказаться. Огонь горит, люди вокруг сидят — не как мы, без порядка. Сидят, ур-раковину в пальцах щёлкают, едят, нахваливают. А там и брага привезённая подоспела. Выпили они по одной, потом следующую…
Огонь на камнях горит, дрова смолою трещат, языки пламени под ветром трепещут и гнутся. А песни у звёздных — длинные, тягучие, звук за звуком плывёт, на руладах — звенит ручейком, с ветром ночным перекликается.
— Нас извлекут из-под обломков… — песня плыла над лагерем, тягучая, протяжная песня нижних отсеков. Народ вокруг Эрвина опьянел — резко, как — то сразу и вдруг. В шуме ветра тонули негромкие голоса, стук стаканов и ложек. Огонь плясал тенями на грубых, усталых лицах. Парни с реакторного сидели перед огнём в кружок, вытягивая грубыми голосами свою тоскливую бесконечную песню.