Культурные особенности
Шрифт:
— Должно быть, так зовут мелкую бестию — подумал Эрвин, осторожно снимая ту с огневой точки.
Эрвин потряс головой, но ничего умнее, чем «валить прочь отсюда» не придумал. От посапывающего в углу ДаКосты толку мало, от электронного переводчика — ещё меньше. Язык жестов ничего не дал — то-ли Эрвин махал руками неправильно, то ли девчонкам было все равно куда ехать. Не совсем все равно — предложение вернуть всех назад встретило строгий отказ. Немой, но очень выразительный.
Миа достаточно похоже изобразила вождя, с его челюстью, назвала его «курец» — трижды, для верности. Мелодично и звонко, Эрвин не сразу узнал земное грубое ругательство. Потом — ладонью по горлу. Тоже три раза, для верности. Универсальный жест, Эрвин его узнал и больше глупостей не спрашивал.
Вместо этого попробовал спросить — а что, собственно, надо?
В переводчике есть запись, на базе можно расшифровать. Там будет видно. Движок взвыл, машину качнуло — слегка. Обалдевший Эрвин слегка не вписался в поворот, наехал колесом на смятую драконью тушу. Колеса чавкнули — глухо, как по болотной траве.
— Уступайте дорогу спецтранспорту, — злорадно ухмыльнулся Эрвин, нажимая на газ. Машина летела от деревни прочь — через поле, к берегу и морским волнам. К своим. Мотор тихо гудел, корпус плавно качался. Эрвин аккуратно скосился назад — не выронить бы нечаянных пассажирок. Нет, сидели крепко, все, даже мелкая. Странные они… Эрвин пригляделся и понял, что ещё было странной в этой троице — все видимые им туземцы были татуированы до глаз а у этих все руки в тонкой вязи, а лица чистые. Совсем. Алые точки у глаз и все.
— Странно, — подумал было он, но тут машину тряхнуло и сильно — поле кончилось, бэха въехала в лес и Эрвину волей-неволей пришлось схватить руль покрепче.
— Ух ты! Сколько раз крестовых просила покатать — ни разу не брали…
Эрвин Штакельберг, волонтер флота. Новая Лиговка, планета Семицветье.
— Вот тебе и сгоняли за водкой по-быстрому.
Глава 5 Домой
Будь это Земля — Эмми сбежала бы уже в этот день. Сделала бы ноги, ушла, растворилась в бетоне, стекле и камне. И вдоволь посмеялась бы над страшными, но бестолковыми дикарями с винтовками — из безопасного укрытия на нулевом этаже где-нибудь под теплотрассой. Но вокруг была не Земля. Тропический лес, влажный, зелёный и гремящий на тысячу незнакомых голосов. И каждый пугал до ужаса. Пугал алый цвет тари, щерясь пятилапой оскаленной пастью. Пугали сверчки — невидимые, неуловимые взгляду насекомые, зелёные на зелёной листве. Твари гремели и стрекотали так, что Эмми шарахалась поначалу от каждого куста — казалось, гремел броней неведомый хищник. Потом из леса донеслись шаги — мерные, тяжёлые шаги, под хруст и скрип ломаемых веток Эмми вначале просто замерла. С надеждой, даже не поняв, что нужно боятся. Для её ушей в лесу шумел портовый погрузчик. Мирная, неповоротливая, смешная машина о трёх железных ногах, забрёдшая по какой-то надобности в джунгли. Заблудилась, наверное. Сейчас появится из за кустов, водитель высунется и спросит дорогу. Только по тому, как резко все побежали вокруг — мужчины вперёд, на звук шагов, на ходу срывая винтовки с плеча, женщины с корзинами — назад, им за спины, Эмми поняла, что происходит что-то не то. Воины упали на одно колено, прицелились. Грянул залп, потом слитный стук затворов — и рёв. Оглушительный, рвущий душу звериный рёв. Стена ветвей разорвалась, и Эмми, все ещё ожидавшая увидеть мирный погрузчик — увидела высоко, меж листвы оскаленную, клыкастую морду. Зелёную, вытянутую, всю в бородавках. Клыки у неё… Новый залп. От курящихся ружей — облаком белый дым и пронзительный запах сгоревшего пороха. Тварь скрылась в листве, ревя и оглушительно топая ногами. Эмми содрогнулась ещё раз, выдохнула и решила держаться поближе к человеку с винтовкой. Полупрозрачному, татуированному дикарю. Тому самому, что дал ей кусок ткани — прикрыться. Не гнал, и то хорошо. Так было спокойнее, пусть и не намного. А потом от бараков донёсся металлический звон, женщина рядом подмигнула, показал руками на рот — обед, мол. И Эмми увидела, чего здесь действительно стоит бояться.
За частоколом, у плетёной стены — весы. Старые механические весы, на которые женщины по очереди вытряхивали сбор из корзины. Зелёные, нежные листья тари крутились в воздухе с тихим шелестом ссыпаясь из корзин на заржавленный лоток а с него — в мешки с непонятными надписями. Кружились, просыпались мимо, на землю. Под ноги двум типам, лениво надзирающим за процессом. Эмми вначале обрадовалась когда увидела их — в отличие от татуированных, холодных как статуи воинов, эти были похожи на людей. Цивилизованных, в смысле. Тоже босые, но в человеческой одежде, без лент и бахромы. Рубашки и шорты, широкие шляпы с загнутыми полями. Мощные руки и лица — чистые, без татуировок. Широкие лица, скрытые почти полностью за чёрными стёклами солнцезащитных очков. Один повернул к ней голову, посмотрел — лениво, нехотя. Эмми вдруг вздрогнула опустила глаза. Поспешно, под этим взглядом ей почему-то захотелось стать очень — очень маленькой и незаметной. Из — за спины — сухой, отрывистый лязг. Затвор винтовки. Воин — тот самый — перекинул ствол с плеча на плечо, как бы случайно задел железом о дерево. И получил длинный, певучий разнос от старшего.
«Очкастый» видя это все усмехнулся и сплюнул под ноги — зелёным от сока тари плевком. Ухмыльнулся, ощерив рот в похабной ухмылке. На поясе у него — новёхонький, с матовым длинным стволом пистолет и нож — длинный широкий клинок. Зазубренное, изрядно побывавшее в деле мачете. Ворота захлопнулись с протяжным, пронзительным скрипом. Эмми аккуратно шагнула назад. Потом еще, за спины других, подальше от этих парней в очках. Татуированные воины остались снаружи. А внутри — Эмме внутри оставалось вжимать голову в плечи и смотреть в пол — так, чтобы взгляд из под чёрных очков скользнул мимо.
Эмме повезло. Скользнул мимо.
На крайнюю в очереди. Схватили без лишних слов, вытащили и увели. Недалеко, за ближайшую загородку. И, судя по долетевшему оттуда через миг отчаянному крику — дикарке сильно не повезло.
— Кто это? — прошептала Эмма, и только потом сообразила, что понимать тут некому. Но соседка по очереди поняла. Почему-то. И показала — знаками, но выразительно. Ребром ладони — на горло, потом на землю. Потом, пошевелила пальцами, будто ходит кто…
— Ходячие мертвецы, — и впрямь похожи. Бледной кожей, очками, за которыми не видно глаз. Только, судя по плачу и крикам из-за стены — вполне живые.
А еще Эмми поняла, что зелёных, нежных листьев тари здесь завались, а значит надежды, что эти двое устанут да спать завалятся нет. А ночь длинна, и краденный нож не поможет, нет здесь темноты коридоров, плохо закреплённых кожухов, пульсирующих лиловым светом энерговодов, нечему взрываться и гореть. Оставалось держать голову ниже и надеятся… Странная тварь — надежда, даже корабельной торпедой ее не убить…
Пока тяжело урчащая двигателем бэха медленно и осторожно протискивалась сквозь лес — могучие, перевитые узлами зеленых веток стволы стояли густо — план в голове у Эрвина почти сложился. Простой, как прикрученный к борту лом из нержавеющей стали и столь же надежный — в теории. Довезти девчонок до базы — бросать как-то страшно, а дома можно сдать Ирине Строговой под команду, не забалуют, да и готовить будет кому. Не самой же Ирке кашу варить, в самом деле. Кое-кому из команды взять и набить превентивно морду, а потом сесть и расшифровать запись с переводчика. Хочется выяснить в чем вождь его наколол. Наколол обязательно — просто обязан с такой-то рожей. А значит — надо наказать. Собрать парней с базы и съездить в деревню ещё раз. И аргументы с собой прихватить соответствующие.
«То есть, не аргументы, — загрустил Эрвин, вспомнив, что тяжёлый МК-45 «Аргумент» сдан Пегги под роспись во избежание экологической катастрофы, — К таким ходить с «добром» надо. Вроде бы лежало где, на складе с флотским имуществом. Всё посерьёзнее, чем антикварный пулемёт».
Бэху тряхнуло, заскрипело и треснуло дерево под колесом. Эрвин выругался про себя, выкрутил руль. Пьяный ДаКоста в углу повернулся и захрапел, девчонки в кузове — заохали, залопотали. На своём, мелодичном и звонком, но непонятном, от слова совсем. Сидят, косятся на Эрвина. Старшая, высокая и прямая, освоилась уже, сидит вполне по хозяйски. Развернулась, смотрит уже не таясь, золотые, кошачьи глаза — лукавы и веселы. Та что потоньше да миловидней — Лиианна, вроде, или как там её — пристроилась рядом, к Эрвину в пол-оборота, смотрит через плечо — сердито и зло блестят глаза из под чёлки. Жаль, фигура у неё — загляденье. Тонкая, гибкая — струной. И перья в чёрных, как ад волосах — блестят и переливаются. Бэху тряхнуло ещё раз, движок взвыл, скорость упала. Забурлила, брызнула фонтаном из-под колес вода. Река. Жёлтая широкая река медленно катила волны, поперек их курса.