Культурные особенности
Шрифт:
Проехали холм. Над кабиной вздыбилась, закачалась знакомая длинная шея и узкая голова. Давешнее морское чудовище. Эрвин невольно пригнул голову, снял с руля руку, развернул к себе пулемёт. ДаКоста помахал твари рукой — как старому знакомому, размахнулся, швырнул что-то в небо по пологой дуге. Обёртка сверкнула в воздухе серебром — флотский пищевой концентрат. Морской зверь, лязгнув зубами, поймал на лету, разгрыз, закивал, щуря на солнце довольную морду. Берег уходил вправо, бэха неслась. Взрытый колёсами песок взлетал вверх и дождём ложился в морскую воду. Справа шумел зеленью лес, в ветвях кричали и бились вспугнутые рокотом птицы. В проливе ходила крутая волна, ветер скользил, срывая с валов пенные, белые шапки. Противоположный берег тонул в солнечном
В последний момент, когда вздыбилась раздавленная тупым капотом вода — бэха издала тупой, резкий щелчок. Острый нос волнореза поднялся над капотом, раздвигая в стороны волну, рокот моторов стих, потом завелся обратно — на другой ноте. Перестали вертеться колеса, сзади заурчал, выбрасывая столбы воды в небо водомет — бэха была машиной универсальной, оснащённой движками на все случаи жизни. Только летать не могла. Потому её с десанта и списали.
Эрвин крутанул рулём туда-сюда, приноравливаясь к новому управлению, выжал газ и направил импровизированный катер к другому берегу.
Волны толкались, били бэху в скулу, кидая Эрвину в лицо брызги и струйки воды. Ветер свежел, солёный, пахнущий йодом и солнцем. Эрвин довернул руль носом к волне и добавил газ — теперь бэха не плыла — почти летела, скользя плоским днищем с одного пенного вала на другой. Солнце слепило, било прямо в глаза, раскидывая по морю яркие полотнища дорожек и отблесков. Эрвин щурился, ругая себя, что не захватил очки. ДаКоста махал руками, показывая на берег — не туда, мол, плывём, левее бери. Волна подкралась, плеснула воды через борт, вымочив того до нитки.
От солнца, прямо из огненно-рыжей, слепящей голубизны выплыла чёрная точка. Эрвин довернул руль. ДаКоста крикнул, показывая в небо руками. Точка — уже не точка, полотнище, хлопая крыльями, шло — пикировало — прямо на них. Приглядевшись, Эрвин увидел кожаные, когтистые крылья, узкую морду и длинный, зубастый клюв. Родственник птицам в лесу, но больше, много и много больше.
— Здоровая тварь, нападёт — мало нам не покажется, — подумал Эрвин, уводя бэху в вираж, подальше от острых когтей и крыльев. Промахнувшись, крылатый зверь на мгновенье завис, раскинув в воздухе крылья. Как дракон с иллюстрации. Парил сверху, в синем мареве неба, косил красным глазом свысока на людей. Должно быть, решал — съедобна ли ползущая по воде железяка.
Издалека донёсся ещё один звук — тягучий, испуганный рёв. «Дракон» хлопнул крыльями, набирая высоту. Развернулся в воздухе, сложил крылья, ушёл в вираж. Эрвин проследил взглядом полет и увидел на воде — слева от них — знакомую длинную шею. Морской змей ревел, подняв голову, словно предупреждая своих об опасности. Теперь тварь пикировала на него, разинув клыкастую пасть. Бились о ветер, трепетали огромные крылья.
— Должно быть, знакомая добыча, — мельком подумал Эрвин, кладя бэху в крутой разворот. Руль на борт, нога — в пол, до отказа, ревущая стена чёрной воды — в небо, почти перпендикулярно борту. ДаКоста шатнулся и закричал. Эрвин в полете поймал его за шиворот свободной рукой, подхватил, толкнул к пулемёту. Лихорадочно защёлкал затвор. В небе — россыпь оранжевых, ярких огней. Трассера. Короткая, патронов на семь, очередь. ДаКоста понял все правильно. Крылатая тварь, получив росчерк бронебойного в морду, обиженно взвыла и полетела прочь — жаловаться на слишком наглых людей. Морской змей поднял голову, рявкнул ей вслед. ДаКоста рассмеялся и отправил ещё пакет в полет — прямо в треугольную пасть.
— Прикормили зверя — теперь вроде как наш. Флотский. Кушай, Чарли, — смеясь, проговорил матрос, отправляя третий пакет вслед за предыдущими. Новокрещенный Чарли довольно урчал, кивая им вслед любопытной донельзя мордой. Бэху качнуло, в колеса ткнулся песок. Эрвин дал газ. Над головами — скалистый, до неба кряж. Короткий щелчок, потом рёв. Машина качнулась, зарываясь колёсами в грунт противоположного
— Доплыли, — выдохнул ДаКоста, оглядываясь и по-собачьи тряся головой. Брызги летели с черных волос, курчавых и блестящих от морской соли. Ровно урчал движок. Шумел тёмный лес — на скалах, вверху, над головами людей, касал ветвями, сыпал сверху на воду зелёные листья. Эрвин привстал, огляделся и погнал машину по узкому пляжу вперёд, ища место, где можно подняться на скалы. Прибой набегал, струи воды качали машину, били в борт, пенясь и закручивая меж колес узлы и спирали водоворотов.
Переключатся с колес на воду пришлось ещё дважды — огибали длинные, торчащие в море каменные мысы. Хитрая прибрежная волна налетала, казалось, со всех сторон, обдавая борта потоками терпкой, солёной влаги. Скалы над головой — массивные серые валуны, охра и камедь гранита, в трещинах — зелёные деревья и потоки воды. За третьим мысом — широкий пляж и промоина. Разрыв в гранитной стене, вроде ущелья или русла реки. Узкий, заросший, но лучше, чем ничего. Эрвин, щуря глаз, примерил высоту, воткнул первую и повёл тяжёлую машину вверх, под рев, птичий гам и шорох вылетающей из-под колес гальки. Ровно урчал мотор. Ломались под бампером стволы — не то деревьев, не то грибов, не поймёшь, высокие, коленчатые, пустотелые. Без листвы, лишь моток сухих, серых жгутов на макушке. Когда очередное дерево падало — резко, с сухим щелчком — с вершины сыпались дождём мелкие белые споры. На парашютах, как земные одуванчики. Исполинские белые одуванчики, клубились и били метелью в лобовое стекло. А потом земля перед глазами мотнулась вверх, вниз, опять вверх. За стеклом — синева неба, охра и зелень земли. Взревел мотор, бэха перевалила кряж и вышла на ровное место.
Белый вихрь утих. Эрвин откинул стенки. Вокруг опять — зелень леса и шорох листвы. И дорога нашлась — не дорога, но хорошо протоптанная тропа, БТРу в обрез — протиснуться между стволами. ДаКоста погадал на планшете, ткнул пальцем налево — нам, мол, туда, почти на месте. Эрвин повернул руль, вдавил газ и бэха — осторожно, на малом ходу — поползла по лесной дороге. Вверх по холму. Потом вниз, по руслу реки. Опять вверх. Дорога расширилась, меж узловатых стволов качались на лианах знакомые алые цветы тары. Раскрывались, поворачивали головы, щеря вслед кусачие пасти соцветий. Кричали птицы.
С ветки, размотавшись на длинном стебле упал пятипалый цветок. Перед носом машины, прямо людям в лицо. Эрвин отшатнулся. ДаКоста протянул руку через его плечо, ткнул ладонью прямо в алые лепестки.
— Не боись, не вредно. Наоборот, — подмигнул он, слизывая с пальцев пятна жёлтого, тягучего сока. Глаза его затуманились, голос поплыл…
Слева, от тропы — мелодичный, переливчатый звук. Словно звон колокольчиков. Или смех. Эрвин повернул голову и увидел. Слева от дороги, в тени, под шелестящими на ветру ветками исполинской секвойи…
Фотография в планшете не врала. И сделана была вполне качественно, зря Эрвин ругался тогда на размытые контуры. Просто — женская фигура под деревом размывалась и дрожала в глазах, пропуская свет. Будто кожа её из хрусталя и прозрачного, колдовского тумана.
— Нет, — Эрвин невольно потряс головой, — тогда черь-и-что было бы видно.
Туземка словно закручивала свет. Ловила, скручивала, играла — так, что Эрвин смотрел ей в лицо, а видел солнце. Яркий луч разбегался волной по высоким скулам, переливался, дрожал на веках и лучился озорной серебристой искрой в глазах. Царской короной — лесной цвет на ресницах, алым, зелёным и охряным ожерельем, диадемой во лбу. Парень моргнул раз, другой. Опять — мелодичный звук, похожий на звон колокольчиков. Теперь понятно, что смех. Глаза освоились, привыкли к чуду. И Эрвин сумел — таки рассмотреть её. Именно её — под кожаной курткой высокая грудь, тонкие руки, чёрной волной — длинные, прямые волосы, на висках — жемчужные перья незнакомой птицы. Куртка и юбка — длинные, увитые бахромой. И россыпь точек по лицу и рукам — густо, на лбу и щеках. Вьются, сплетаются в хитрый узор — от лба, по скулам и вискам — изломанной, яркой спиралью.