Культурные особенности
Шрифт:
— Будто лестница… сказал он наконец, шевеля губами в раздумье, — лестница из пустых слов, по которой кто-то лезет на небо.
— Как только верят в эту фигню…
— Верят. Охотно. Этот кто-то, их шеф очень грамотно строит пропаганду. Каждый мечтает быть кем-то лучше, чем он есть. Возьми человека, покажи ему это «лучше», заставь представить — зримо, яростно. А потом наври, что это «лучше» кто-то украл. И все. Мозги отрубаются напрочь.
Ирина фыркнула, тряхнула головой — тяжело, откидывая со лба влажную черную прядку. Выдохнула — глухо, устало:
— И бог с ними. Только дайте мне добраться до связи — и эта лестница из слов приведет их всех в петлю. Они нарушили
— Дай бог, звездная, дай бог, — проговорил Яго, медленно поднимая глаза.
— Только дайте мне добраться до связи, — огрызнулась Ирина, еще раз тряхнув мокрой от росы головой, — Эрвин, нам долго еще?
Хлюпнули по мокрой земле сапоги. Подошедший Эрвин лишь тихо поежился — холодная струйка воды протекла сквозь брезент, хлестнула его по загривку. По карте им было недалеко. Переход через драконий тракт, потом степь и Сан-Торрес. Переход, действительно, подземный, как в городах — сеть кастовых пещер в горе, приспособленная «крестовыми» для того чтобы развести зверей и машины. Потом два дня по ровной степи — и все, Сан — Торрес де Ультрастелла. Цель пути. Город, манивший их весь путь — издали, блеском золотых крестов далеко, над линией горизонта. Но напрямик не пройдешь… Дорога забита. Захлопали над деревьями крылья — орлан подлетел, тяжело, разбрызгивая капли воды с оперенья. Птиц мотнул белой головой, встряхнулся — по собачьи, разбрасывая влагу вокруг. Ирина потрепала его по голове. Эрвин щелкнул приемником. Экран лениво мигнул, поползла картинка с камер под птичьим крылом — кривая, не в фокусе. Серый, затянутый вуалью дождя горизонт, лес, дорога. Вытянутые силуэты грузовиков. Много, очень. Охряная и черная, заросшая мхом и ветвями скала. Вход в пещеру — исполинский, черный провал. Сбитый отбойник, поваленные знаки, комья взрытой земли. И… На площадке — отстойнике, перед входом — хищные двулапые тени. Стройными рядами — Эрвин вначале их принял за эскадрон «сотрясателей» Бес местных знает, могли и этот ходячий кошмар к делу поставить. Картинка приблизилась, стали видны угловатые силуэты, командные башенки, шарниры на лапах и вороненая сталь орудийных стволов. Шагающие танки. С десяток — легкий разведывательный эскадрон. С экрана мигнула вспышка. Изображение пошло ходуном. Орлан сердито каркнул, распушив пышный хвост, слегка оплавленный лазерным залпом.
— Ты молодец, — Ирина улыбнулась, пригладила белый хохолок на его голове. Ласково. На экране — лазерный сполох. Еще и еще.
— Мазилы, — проворчал Яго, скривив лицо. Орлан задрал голову, клекотнул. Догадка, интуиция или паранойя, но палили танкисты по всему, что идет, летит или ползает.
Эрвин прикинул на глаз калибры и число стволов. Поежился, скрипнул зубами короткое:
— Не пройдем, проще сразу повеситься.
— Надо. Надо пройти… — голос Ирины дрогнул. Слегка. И губы — белые, даже сквозь дождь. И дрожат. Эрвин мягко шагнул назад, прежде, чем она сорвется в истерику.
Дождь хлестнул по лицу. Теплый — было жарко, даже сейчас. Деревья вокруг тонули в водяной пыли. Темная, шелестящая листвою громада. Станислав, насвистывая, возился в грузовике. В кузове — темным квадратом — рояль. Тот самый рояль, заботливо укутанный брезентом в два слоя. Ирина уперлась, категоричным тоном потребовала от мужиков — вывезти чудом уцелевший инструмент из разрушенной Фиделиты. Строго, погрозив пальчиком. Мужики пожали плечами и пошли грузить. Не особо понимая — почему. Это было безумием и клинической глупостью — громоздкий деревянный куб серьезно тормозил их марш. Пару раз Эрвин честно хотел выкинуть его на ходу — но всякий раз почему-то руки замирали.
Хлюпнул по грязи сапог. Эрвин обернулся, увидел Ирину. Дождь хлестал по лицу, стекал белыми струями по скуле, прямо по черным, тонким линиям татуировки.
— Укройся, ты сама не своя…
Бросил Эрвин, дернувшись навстречу. Брезент скользнул под ладонью, Эрвин потянулся кее плечам… Ирина мягко отстранила его руку.
— Ничего. Все равно уже мокрая, вся. А дождь — теплый. Эрвин… Забыла тебе отдать. Возьми.
Мягко хрустнула пуговица, по глазам белой тенью — расстегнутый ворот. «Укройся, промокнешь» — хотел сказать Эрвин, но не успел. Куртка застегнулась опять, а в руки Эрвину скользнула деревянная палочка.
— Что это? — Эрвин взял. Машинально. Кусок дерева в две ладони длинной. На толстом конце рисунок — в пару умелых линий ножом, скупых и точных. Знак Фиделиты — дева, ведущая коня в поводу. Красиво. И ниже, по белому дереву — недлинный ряд черных зарубок — штрихов.
— Это палочка, — пояснила Ирина и замерла, видя его недоумение, — Ой, забыла объяснить. Так в Фиделите отмечали трудодни, заработок. Эта твоя, за пластиковый ангар — еле выбила из Хуана тогда. Эрвин, я ведь хотела там остаться. Совсем. Договорится с Хуаном, поставить дом и зажить — просто. Подальше от всего — уставов, приказов интриг и стальных коридоров. С тобой. Просто…
— Ириш, ты чего?
— Ничего. Уже ничего. Совсем заклевала всех. Прости, я скоро приду в норму… А еще я накладную на этот рояль нашла. В Сан Торрес, для музыкальной школы квартала святой Инны. Как в одном мире может существовать музыкальная школа и этот кровавый кошмар — прости, в голове не укладывается.
Они не заметили, как обошли лагерь. По кругу, скользя по черной, размокшей земле. Дождевой полог раздвинулся. Беха показалась на миг — вся. На волнорезе что-то белело. Губы у Иры — белые и дрожат. Насчет «остаться» — это она, конечно, сгоряча. Блажь, глупость клиническая, с ее-то происхождением и карьерой — идиотизм, но… Эрвин честно собрался это сказать. Но, вместо — скрипнул зубами:
— Никак. Держись, родная, кошмар — кончится.
— Обещаешь? — а у нее улыбка — тихая. Доверчивая, какая-то детская. Такая, что захотелось улыбнуться в ответ. Прижать, погладить по голове, сказать — ласково:
— Да… Любой кошмар кончается, рано или поздно. Однажды проснешься — и будешь гадать, не приснилось ли тебе все это.
«Вот только народу для этого придется перебить, — угрюмо подумал Эрвин. Ирина улыбнулась. Вдруг. Мысль скользнула по голове — от висков к черепу, гремучей змейкой, — сколько бы не было. Всех. Сами напросились».
Ирина кивнула. Под ногами зашипела змея. Эрвин повернулся — на миг стало не по себе. Сверху, на капоте — белая кость, зубы, черные провалы глазниц. Череп. На самом верху, шапкой на тупом ноже волнореза. Кто-то- ДаКоста, наверно, глумясь, вставил в зубы мертвецу размокшую сигарету.
— Миа все-таки сделала это, — тихо сказала Ирина, проследив его взгляд, — и пусть. Это парень со снайперкой, тот, что целился в Мию — тогда, у ангара, на поле. Их командир. Был. Больше он никого не убьет, а живые — дай бог — увидят и одумаются. Если, еще осталось — чем.
— Культурные особенности, курца их мать, — выругался Эрвин. Хлюпнули по воде сапоги. Ирина ушла, махнув рукой на прощание. Череп смотрел высоты — провалы глазниц, темные и пустые, как чужие слова. Те, красные, из методички. Обломилась и упала в грязь размокшая под дождем сигарета.
— Курить вредно… — сказал Эрвин ему. Строго, на Иринин манер погрозив Уарре — воину пальцем.