Культурный фронт Великой Отечественной войны
Шрифт:
К началу Великой Отечественной войны телевидение, вещание которого началось в 1939 г. в Москве и Ленинграде, широкого распространения ещё не получило и с началом войны было законсервировано. Но регулярное радиовещание, начавшись в 1924 г., к 1941-му стало всеохватывающим: в большинстве городских квартир и сельских изб прислушиваются к чёрной «тарелке» репродуктора. На центральных улицах и площадях городов и сёл установлены громкоговорители. Главный инженер Московской городской радиотрансляционной сети (МГРС) И. Шамшин отмечает, что перед войной МГРС обслуживала более полумиллиона радиоточек и насчитывала свыше тысячи сотрудников: «Москва располагала совершенной системой оповещения и информации» [72] .
72
Каммерер Ю.Ю., Караулов В.С., Лапиров С.Е. «Москве – воздушная тревога!» Местная ПВО в годы войны. М., 2000. С. 48.
…Воскресным утром 22 июня 1941 г. всю страну встревоживает голос Юрия Левитана, сообщивший о важном правительственном сообщении,
73
Известия. 1941. 24 июня.
Уже через 45 минут после речи Молотова в эфир выходит экстренно подготовленный первый, военный, выпуск «Последних известий» с призывами: «Ответим на удар врага сокрушительным ударом!», «Удесятерим трудовые усилия для помощи Красной Армии!», «Сметём с лица земли фашистских поджигателей войны!» В ночном выпуске «Последних известий» передаётся краткое первое сообщение с фронта.
В связи с введением в стране военного положения 25 июня 1941 г., Постановление Совета народных комиссаров Союза ССР за № 1750 по вполне понятным причинам «обязало всех без исключения граждан Советского Союза сдать на временное хранение в органы НКСвязи все радиоприёмники и радиопередающие установки, находящиеся в индивидуальном пользовании» [74] .
74
Русский архив: Великая Отечественная: Приказы народного комиссара обороны СССР 22 июня 1941 г. – 1942 г. Т. 13 (2–2). М., 1997. С. 72.
Радио оповещает, сигнализирует, руководит. Быстро меняющаяся обстановка в воюющей стране, необходимость тотчас откликаться на события и давать комментарии к ним кардинально изменяют работу Всесоюзного радио. До войны большинство передач готовилось заранее, в записи, составлялась программа на неделю вперёд и публиковалась в газетах. В связи с эвакуацией основных мощных радиостанций столицы на восток Центральное радиовещание перехлжит на короткие волны, используя вместо трёх программ всего одну, и большинство её передач выходит в прямом эфире, «в микрофон». Предварительно подготовленные тексты выступающих, конечно, прочитываются редакторами, но проконтролировать прямой эфир невозможно, и при самых строгих циркулярах цензуры каждый выступающий сверяет свои слова с «внутренним цензором», зная, что его речь слушает весь мир – и друзья, и враги. В записи готовятся лишь репортажи и интервью с фронтов и предприятий. Репортёры приезжают сюда отнюдь не с портативным диктофоном, как сегодня, а на специально оборудованном автобусе, напичканном аппаратурой.
…Трудно представить, какое напряжение сил, какая ответственность требовались от дикторов и радиожурналистов при подготовке материалов и выходе в прямой эфир, сколь непросто было обеспечить бесперебойность работы радиооборудования инженерам и техникам связи. Это был подвиг, не замечаемый на фоне героизма на фронте и в тылу даже самими творческими и техническими сотрудниками Всесоюзного радио.
Московский диктор А. Уколычев вспоминает, как вызвали его на работу телефонным звонком в 6 часов утра 22 июня 1941 г.: «Дикторская комната на первом этаже радиокомитета, небольшая, с предельно скромной рабочей обстановкой… была шумной. Здесь уже находились молодые в то время, но широко известные дикторы: Юрий Левитан и Ольга Высоцкая, Елизавета Отьясова и Эммануил Тобиаш, Евгения Гольдина и Владимир Герцик и другие. На столе диспетчера беспрерывно звонил телефон. От корреспондентов радиокомитета в западных городах страны, из телеграмм, поступивших от них в эти минуты, мы узнали о начале войны… 24 июня я был вызван к председателю радиокомитета Дмитрию Алексеевичу Поликарпову, от которого получил назначение в штаб МПВО Москвы… Начальником штаба в то время был майор С.Е. Лапиров. Кратко ознакомив меня с моими обязанностями, особое внимание обратил на то, как я должен объявлять по городской радиотрансляционной сети воздушную тревогу в случае налёта вражеской авиации, что в моём голосе не должно быть даже намёка на волнение. Кроме того, мне предстояло регулярно читать тексты о том, как москвичам вести себя во время воздушных тревог и в случае химического нападения… Помню, как моё волнение нарастало в ожидании команды начальника штаба об объявлении тревоги, как в эти секунды я непрерывно повторял про себя всего лишь три слова: «Граждане! Воздушная тревога», чередуя их со словами самовнушения: «Спокойно. Спокойно» [75] .
75
Каммерер Ю.Ю., Караулов В.С., Лапиров С.Е. «Москве – воздушная тревога!» Местная ПВО в годы войны. М., 2000. С. 53–54.
«Радиотарелка стала необходимым атрибутом повседневной жизни советских людей. Нельзя было жить, не слушая радио. Радио оповещало, сигнализировало, руководило нами, – связывало родных и близких» [76] , – вспоминает известный мастер художественного слова Владимир Николаевич Яхонтов.
«От Советского Информбюро»… На третий день нашествия, 24 июня, Постановлением ЦК ВКП(б) и Совнаркома СССР создаётся Советское информационное бюро (Совинформбюро, СИБ), обязанное ежедневно готовить для радио и прессы военно-оперативные сводки об обстановке на фронте по сведениям, предоставляемым оперативным отделом Генерального штаба Красной Армии [77] . Каждый день миллионы людей замирают у радиоприёмников при словах Юрия Левитана: «От Советского Информбюро…» Сводки – утреннее и вечернее сообщения – повторяются за день многократно.
76
Яхонтов В.Н. Театр одного актёра. М., 1958. С. 410.
77
Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК (1898–1971). 8-е изд. Т. 6. 1941–54. М., 1971. С. 13.
Но с первых часов нападения телефонная связь (а радиосвязь только внедрялась) частей Красной Армии с Москвой и между собой повреждается фашистскими парашютистами-диверсантами на разных участках фронта. В Москву доходят лишь случайные, отрывочные донесения. А.С. Щербаков, взявший на себя ответственную обязанность подбора и подготовки текстов сводок [78] , прибегает к обобщающему слову «направления», показывая этим масштаб вторжения по всей западной границе. «В течение 24 июня противник продолжал развивать наступление на Шауляйском, Каунасском, Гродненско-Волковысском, Кобринском, Владимир-Волынском и Бродском направлениях, встречая упорное сопротивление войск Красной Армии» [79] . Вполне конкретно звучит лишь точная информация за 26 июня о действиях против румынской армии, наступавшей на южном направлении: «Наша авиация в течение дня бомбардировала Бухарест, Плоешти и Констанцу…» Вот почему по Москве тут же пошли слухи – наши успешно наступают на Румынию!
78
Штеменко С.М. Генеральный штаб в годы войны. М., 1975. С. 193–194.
79
Сообщения Советского Информбюро. Т. 1. М., 1944. С. 3.
«Временные успехи противника» и «наши временные неудачи». 28 июня немецкие войска занимают Минск. Сводка Совинформбюро за этот день сообщает лишь: «На Минском направлении войска Красной Армии продолжают успешную борьбу с танками противника, противодействуя их продвижению на восток. По уточнённым данным, в боях 27 июня на этом направлении уничтожено до 300 танков 39 танкового корпуса противника» [80] . Вечерняя сводка за 29 июня не проясняет ситуацию: «На Минском направлении усилиями наших наземных войск и авиации дальнейшее продвижение прорвавшихся мотомехчастей противника остановлено. Отрезанные нашими войсками от своих баз и пехоты мотомехчасти противника, находясь под непрерывным огнём нашей авиации, поставлены в исключительно тяжёлое положение» [81] .
80
Сообщения Советского Информбюро. Т. 1. М., 1944. С. 8.
81
Сообщения Советского Информбюро. Т. 1. М., 1944. С. 11.
И никто ещё не знает, что в первый день войны пограничные заставы, на подавление которых враг отводил полчаса, держатся сутками-неделями, а Брестская крепость – больше месяца. Что, несмотря на уничтожение в первые часы вторжения более 1200 наших самолётов на аэродромах, советские соколы в тот первый день сражают в небе свыше 200 фашистских, из них 16 – невиданным в других армиях мира приёмом – воздушным тараном [82] .
В сводке за 10 июля появляется и становится постоянной «глухая» фраза: «В течение дня на фронте не произошло чего-либо существенного» [83] , а бои называются то крупными, то ожесточёнными, то местного значения. Только в вечернем сообщении за 13 августа впервые звучит горькая правда: «Несколько дней назад наши войска оставили город Смоленск» [84] . 14 августа сводка даёт представление о гигантской мощи вторжения, косвенно объясняя причины отступлений Красной Армии: «В течение 14 августа наши войска вели ожесточённые бои с противником на всём фронте от Ледовитого океана до Чёрного моря. На южном направлении оставили города Кировоград и Первомайск» [85] .
82
Жукова Л.Н. Выбираю таран. М., 2005. С. 10–11.
83
Сообщения Советского Информбюро. Т. 1. М., 1944. С. 43.
84
Сообщения Советского Информбюро. Т. 1. М., 1944. С. 139.
85
Сообщения Советского Информбюро. Т. 1. М., 1944. С. 140.
Необъективную подачу материала в сводках первых месяцев войны с позиций сегодняшнего дня можно осуждать, но в ту пору обтекаемые формулировки стали насущной необходимостью, – важно не допустить упаднических настроений и паники. Сотрудники Совинформбюро, радио и редакций газет не были профессиональными психологами и уж тем более ничего не слышали о столь модном ныне нейро-лингвистическом программировании (НЛП), но журналистское чутьё подсказывает им необходимые «кодовые слова», повторяющиеся рефреном в сводках СИБа и передовых статьях газет, «программирующие» людей на победу: «временно оккупированные советские территории», «временные успехи противника», «наши временные неудачи»…