Культурный герой
Шрифт:
«Солдатик, — сказала девушка, — жалко». Засмеялась и убежала.
Пока лейтенантишко стонал и мастурбировал в углу, Кир жадно глотал кумыс и размышлял, как бы справиться с проблемой. Вечером, предварительно убедившись, что Старлей, утомленный дневными утехами, дрыхнет, Кир высвистел Рахмада.
— Завтра, — сказал он, глядя в поросшее черной бородой доброе лицо, — пытать меня будете. Прилюдно. И он пусть смотрит.
— Зачем пытать, Кир-джан? — удивился Рахмад. — Ты мне как брат. Лучше брата. Брата, собаку, я застрелил давно еще, он был непочтителен к отцу. Говорил, на хер
— Стрелять и не надо. Но побить можешь. А не то плакал твой броневичок. Ни одной машины больше не получишь. И ферганы ты хрен у меня увидишь.
Рахмад грустно вздохнул, кивнул и встал с колен. Отряхнул землю и пошел прочь, размышляя о чудесах русской души. На полдороге спохватился, вернулся и закрыл крышку.
На сей раз били Кира по-честному. Неизвестно, что Рахмад своим боевикам наплел — может, что дареные ферганы просроченные и жахнут прямо в стволе ракетницы, разнеся все на десять метров вокруг к чертям (и это было бы правдой), или что Кир изнасиловал десять девственниц из соседнего аула (и это правдой бы не было — во-первых, не девственниц, во-вторых, не изнасиловал). Били его так, что в какой-то момент потемнело в глазах и он увидел присыпанную сахарной звездной пудрой орбиту Криптона и улыбающегося отца.
— Сын мой, — сказал отец.
— Знаю, знаю, — раздраженно ответил Кир. — «Ты не сын мой, ты дочь моя». Бородатая шутка, папаша. Второй раз я на нее не попадусь.
И, погрустнев, старый Жор-Эль исчез. Вместо него проявилось бородатое оскаленное лицо:
— Ну что, русский, говорить будем или будем в молчанку играть?
Кир успел еще удивиться, откуда у чечена вопросики в лучшем стиле третьего отделения, — и, потеряв сознание, мешком рухнул в пыль.
— Здорово они тебя.
Кир покачал языком расшатавшийся зуб и длинно сплюнул кровью.
Лейтенантишко уже не скулил и не гонял шкурку. Смотрел серьезно, сосредоточенно.
— Тикать отсюда надо, Костылин.
— А замок на крышке ты башкой собьешь, ага?
Старлей оглянулся, как будто чечен мог притаиться в углу, за аккуратной вонючей кучкой, и их подслушивать. Потом наклонился и зашептал Киру прямо в ухо:
— Талант у меня есть такой. Через любую дверь пройти могу.
Кир хмыкнул:
— Я, знаешь ли, тоже через дверь могу пройти. Могу даже в окошко влезть, если этаж невысокий и телка на этом этаже живет клевая.
— Дурак, прапор. Я через закрытые двери хожу.
— Да ну? — искусственно удивился Кир.
— Вот тебе и ну. Давай руку.
Сам Кир мог бы при желании пройти сквозь двухметровый слой свинца, поэтому, глядя на потуги лейтенантишки, он только разочарованно вздохнул и подумал: «Ну вот, опять не тот».
Они сидели в яме уже три дня, когда Анжела появилась снова. Кувшин ли был в этот раз тяжелей, или девушка устала за день, но веревка выскользнула у нее из руки. Кувшин грянулся об пол и разлетелся черепками, обдав Кира кумысной волной. Когда он наконец-то протер глаза и выдул из носа остатки скисшего молока, оказалось, что девушка уже в яме. Вместе со Старлеем они сидели на корточках и собирали черепки, соприкасаясь плечами.
— Ой, ну как же так, — говорила девушка, — из-за меня вы без питья остались. Бабка жадная, больше не даст.
Старлей молча пялился на нее, дураковато приоткрыв рот. Кир пришел на помощь:
— Мы уж как-нибудь, милая барышня. Главное, чтобы вам не влетело.
Девушка мельком взглянула на него и снова повернулась к лейтенантику.
— Русский. Красивый. Молоденький.
Прежде чем Кир успел сообразить, что происходит, она подняла руку и нежно отвела волосы со лба Старлея. Тот заморгал, как сова на свету. И так вдруг противно Киру стало, так муторно. И не захотелось ему ни титанового венца императора, ни власти над миром, а захотелось, чтобы такая вот девчушка и на него посмотрела с любовью и нежностью. Не посмотрит, ехидно сказал внутренний Кир, который был намного древнее Кира внешнего. Хотя, казалось бы, куда уж древнее? Ведь Кир был старше, чем эти горы.
Встречи Старлея с Анжелой были опасны. Играл Рахмад или нет, а связи сестры с русским не простил бы. Кир старательно путал часы и прятал в кармане минуты, задерживал ход солнца в небе и рост теней высоких карагачей — только затем, чтобы эти двое успели нацеловаться и разойтись прежде, чем к яме подойдет Рахмад, удивленный долгим отсутствием сестры. А они все никак не могли нацеловаться и разойтись, и солнце упрямо продолжало ход, и минуты проваливались сквозь дырки в карманах старых камуфляжных штанов.
— Ты что, совсем спятил? — уговаривал Кир Старлея и даже поколачивал, а тот только счастливо мычал и лыбился радостно, как помойное ведро.
— Ну кто она тебе? Кто ты ей? Даже если вылезешь из ямы, жениться вам не позволят. И ее убьют, и тебя. И меня заодно, а это уже совсем ни в какие ворота.
Старлей вцеплялся в рубашку Кира, точнее, в жалкие ее, грязные остатки, и бормотал:
— Ты, Костылин, любил когда-нибудь? Она такая… такая…
— Ну какая?
Но Старлей уже снова затыкался и таял в своей дебильной улыбке.
Конечно, их застукали. Та самая вредная бабка, которой зачем-то понадобился кувшин — может, она коз подоить хотела, дура старая. Анжелу из ямы выволокли за волосы, а лейтенантика избили прямо на месте, измордовали до кровавых пузырей. Киру тоже пару раз навесили, за компанию.
Когда над ямой взошла луна, такая яркая, что лучи ее, пробивающиеся сквозь щели, были как ножи — светлые и острые, — лейтенантик зашевелился и сказал:
— Надо бежать.
— Убежал один такой.
— Они убьют ее.
— А я тебе, дураку, говорил. Говорил или нет?
— Я должен ее спасти. — Старлей приподнялся, встал на четвереньки, затем в полный рост. — Я с Анжелой убегу. И тебя здесь не оставлю. Давай руку.
На этот раз они пролезли сквозь крышку над головой легко — будто преграда была не из дерева, а из острого лунного света.
…Они неслись вниз по склону, а за спиной раздавались выстрелы. Редко рявкали винтовки и строчили автоматы, на вершине холма заливался пулемет, разбрасывали пыль колеса джипов. Кир впереди, длинными упругими скачками. Василий тяжело трюхал следом. Потерявшая сознание Анжела лежала у него на плече. На каждом шагу ее обритая голова подскакивала.