Культурология. Дайджест №1 / 2018
Шрифт:
Философ добавляет: правда, сейчас не время для этого, да и наступит ли оно, неизвестно, «речь идет… не о применении в жизни, но об исправлении умозрительного положения…» (22, с. 76).
Но с такого исправления начинаются применения в жизни.
В связи с этим приведу замечание Э. Нойманна, сославшегося на французского египтолога А. Морэ: «Он говорит об “эволюции общества от единоутробной системы, в которой каждая женщина клана считает себя оплодотворенной тотемом, к отцовской системе, в которой подлинным отцом является муж”, и с этим развитием он связывает переход от клана к семье и от власти общины к главенству индивида» (15, с. 263).
Сегодня этот переход наблюдается не только в отношениях между людьми, но, повторю, между государствами, ибо это универсальный закон культуры, ее направление. Как раз об этом писал П. Тейяр де Шарден: «Не исключено, что по своим индивидуальным способностям и проницательности наш мозг достиг своих органических пределов. Но развитие отнюдь не останавливается. От Запада до Востока эволюция отныне занята в другом месте, в более богатой и более сложной области - вместе со всеми сознаниями она создает дух. Вне наций и рас происходит образование единого человечества» (21, с. 218. Курсив автора) - того, которое химически, физиологически и географически существовало всегда, еще до того, как возникло. Не зря сказано: «Всему, что зрим, прообраз есть…»
Противопоставление Запад – Восток не только лишено сегодня культурного смысла, но об этом давно догадывались проницательные умы, причем сейчас такой проницательности уже не требуется: те, кто сегодня отстаивает эту противоположность, так и не вышли из архаического, культурно бесперспективного сознания.
Замечание в сторону. К. Ясперс назвал фундаментальные принципы «человеческого»:
«1. Человек – не просто разновидность животного; но человек и не чисто духовное существо, о котором мы ничего не знаем и которое в прежние времена мыслилось как ангел. Скорее, следовало бы сказать, что человек – это нечто единственное в своем роде. Отчасти он принадлежит к разряду живых существ, отчасти – к разряду ангелов, но отличается как от тех, так и от других. <…> В проявлениях своего наличного бытия человек может уподобляться животным, а в основах своей природы – Божественному как трансценденции <…> [Напоминает цитированные слова Пико делла Мирандола: “…Человек есть посредник между всеми созданиями <…> промежуток между неизменной вечностью и текущим временем… стоящий немного ниже ангелов”»].
3. Человек – это открытая возможность, – он не завершен и не может быть завершен. Поэтому человек всегда больше того, что он осуществил, и не тождествен тому, что он осуществил.
4. Человек осуществляет себя в… поступках, мыслях, символах; и он все время восстает… против того, что было утверждено им же самим. Перестав стремиться к преодолению фиксированных форм, человек, так сказать, “усредняется” и отходит в сторону от естественных путей “человеческого”» (33, с. 914–915. Курсив автора).
Человек признан уникальной единицей; неповторим, и по этой причине воскресение не его судьба, из чего логически вытекает бессмысленность надежд на земное Царство Божье, на искоренение зла – якобы последствия грехопадения первой человеческой пары. Нет, зло не последствие, а свойство человеческой природы, противоположным полюсом которой является добро, их нескончаемая, непримиримая борьба составляет содержание жизни. Выразителем этого взгляда явилась философия экзистенциализма и, в частности, она содействовала укреплению иного масштаба бытия – индивидуального. Предполагается, что каждое из миллиардов человеческих существ есть особый феномен c неисчерпаемым содержанием, по поводу которого невозможны окончательные суждения. В ХХ в. пришли к мысли: индивид – открытая, а не замкнутая система и потому не зависит безоговорочно от среды, как полагали Руссо и его последователи в разных странах.
Но если человек открыт, никакая истина о нем недостаточна, любое суждение о нем относительно – вот почему он в своем кратковременном существовании является абсолютом. Хотя эта мысль и не принадлежит ХХ столетию, оно дало ей слишком много доказательств, и не будет ошибкой признать сделанное утверждение детищем ушедшего века. Правда, следует сейчас же оговориться: еще ждать и ждать, пока названная мысль войдет в плоть и кровь политиков – тех, от кого, кроме самого человека, зависит в немалой степени обыденная жизнь людей. Не исключаю что, эта мысль так и останется чуждой им, однако, при верности предыдущих наблюдений, политикам будет все труднее игнорировать ее.
Возвращаюсь к прерванному «Запад – Восток». Россия – из числа стран незападного мира. Однако ее духовная культура, выросшая благодаря усвоению того, что выработали умы Запада, стала явлением не только западной, но всемирной культуры.
И все же до сих пор актуальны слова В. Зеньковского, сказанные в 1926 г.:
«Пути России и ныне еще не открылись, точнее говоря, не осуществился великий национальный синтез, не выковалось основное внутреннее единство и не закончена напряженнейшая борьба в глубинах народной души… Этим надо объяснить, отчего и отношение к Западу и его культуре продолжало и продолжает разделять русское общество на резко враждующие группы – и даже в наши дни это разделение имеет самый актуальный характер. По-прежнему до наших дней существует западничество и так же остро выступает антизападничество; хотя пройден с 1855 г. огромный период исторической жизни, многое изменилось, усложнилось, а все-таки по-прежнему у одних есть ненасыщенность Западом и молодая влюбленность в него, а у других по-прежнему страстное стремление утвердить свое своеобразие переходит нередко в обличение Запада и резкие обвинения против него. Живучесть и актуальность темы об отношении России к Западу определяется одинаковой неустранимостью двух моментов: с одной стороны, здесь существенна неразрывность связи России с Западом и невозможность духовно и исторически изолировать себя от него, а с другой стороны, существенна бесспорность русского своеобразия, правда в искании своего собственного пути. Ни отделить Россию от Запада, ни просто включить ее в систему западной культуры и истории одинаково не удается. Частичные, предварительные синтезы намечались не раз – упомянем о Достоевском и Влад. Соловьёве, – но, видимо, не готова к этому ни историческая почва, ни внутреннее состояние русского духа…» (7, с. 63. Курсив автора).
Просится риторический вопрос: если из века в век не удается, не косвенное ли это признание невозможности другого варианта, желанного Зеньковским, мыслящими русскими людьми XIX–XXI вв.?
Но вот суждение Вл. Соловьёва:
«…Мы бесповоротные европейцы, только с азиатским осадком на дне души. Для меня это даже, так сказать, грамматически ясно. Что такое русские в грамматическом смысле? Имя прилагательное. Ну а к какому же существительному это прилагательное относится? <…> Настоящее существительное к прилагательному русский есть европеец. Мы – русские европейцы, как есть европейцы английские, французские, немецкие. <…> Теперь наступает эпоха… распространения европейской культуры повсюду. Все должны стать европейцами. Понятие европейца должно совпасть с понятием человека… В этом смысл истории. Сначала были только греческие, потом римские европейцы, затем явились всякие другие… явились русские европейцы, там, за океаном, европейцы американские, теперь должны появиться турецкие, персидские, индийские, японские, даже, может быть, китайские» (20, с. 68–69. Курсив автора).
«Все должны стать европейцами» означает, что понятие «Европы» как синоним «Запада» в исторической перспективе исчезнет, и этот прогноз русского мыслителя спустя сто с лишним лет кажется ближе к исполнению, чем тогда, хотя должно пройти еще достаточное время, чтобы он исполнился, ибо, повторяю, таково направление культуры.
И последнее замечание. Организованное упрощение культуры, начатое большевиками и неуклонно проводимое в течение десятилетий, не только отбросило страну назад; это еще полбеды. Беда в том, что этот путь оказался исторически тупиковым. Всемирное развитие, каким оно представлено в разнообразных исследованиях современной гуманитарной науки, – от неорганического вещества к органическому, вплоть до появления человеческого типа, движется совсем в ином направлении - к индивидуализации. И все политические, общественные, социальные и прочие формы теперешней жизни следует оценивать с этой точки зрения: насколько они содействуют этому закону или не считаются с ним. Отменить его невозможно, и те силы, которые ему препятствуют, обрекают собственный народ на умственное отставание, которое в случае исторически длительного срока может стать необратимым.
На культуру это суждение не распространяется. Она сохраняется в книгах, нотах, памятниках, изобразительном материале в качестве всемирного достояния, однако без народа, ее создавшего: она ему, озабоченному только физическим существованием, будет попросту чужда.
1. Аристотель. История животных. – М.: Издат. центр РГГУ, 1996. – 528 с.
2. Бейтсон Г. Экология разума: Избранные статьи по антропологии, психиатрии и эпистемологии. – М.: Смысл, 2000. – 476 с.