Культя
Шрифт:
– М-м-м… заживает просто замечательно…
Он медленно и осторожно прощупывает руку. Проводит большим пальцем по едва заметному шраму, бледному, выпуклому шву, где были сшиты клочья кожи.
– Чертовски хорошая работа… просто красота…
Вот это мило: сказать про мою культю «красота». Очаровательно. Мне нравится ход ваших мыслей, доктор Хойк.
Через его плечо я вижу рабочий стол. Заставка экрана - летящие звезды, словно мчишься сквозь космос. Не очень-то успокоительная для врачебного кабинета. Приз за игру в гольф, две фотографии: одна - улыбающейся женщины в платке, в тени, другая - двух смеющихся детей на пляже, у моря,
воньгнильслизьраспадотпадаетмыотпадаем
мило.
Он зажимает в ладони конец моей руки и сдавливает.
– Так больно?
– Нет.
Сдавливает сильнее.
– А так?
– Нет.
И не болит, не болит, но чуточку - странный дискомфорт, будто слабо бьет током, и от етого у меня начинают пульсировать зубы мудрости, и мне хочется, чтобы он перестал сжимать, и он перестает.
– Ну хорошо. Все в порядке. Я сейчас опять выпишу вам кодеин. Можете одеваться.
Он черкает у себя в блокноте, а я с трудом влезаю обратно в кофту. А это труд: попробуйте натянуть толстовку одной рукой, бля. Надо было рубашку надеть, с рубашками все просто, но если речь идет о толстовке, ее нужно скатать во что-то вроде обруча, продеть туда голову, исхитриться просунуть целую руку в рукав, потом взять пустой рукав, собрать его вроде как в горсть и вроде как размотать на культю, будто огромный шерстяной презик. Ето нелегко. А потом пришпилить пустой рукав булавкой или запхать за пояс штанов, вот как я сейчас, чтоб не болтался по-идиотски, пустой. Хуже болячки в заднице, и ето еще мягко сказано.
Но теперь ето - ты. Ето приходится делать в числе прочих вещей, что делаешь теперь одной рукой - спишь, ешь, моешься, кухаришь. Ето - тоже ты. Ето - часть, без которой ты не целый.
– Вот, пожалуйста.
Он протягивает мне рецепт, и я засовываю его в нагрудный карман. Снесу в «Бутс» [11], и назавтра можно будет уже забрать таблетки; они мне срочно не нужны, у меня еще старый запас не кончился. Так что ето терпит.
– Еще что-нибудь?
– В смысле лекарств?
– Да нет, я хотел сказать - может, вас еще что-нибудь беспокоит? Остальное все в порядке?
Жму плечами.
– Да. Вроде. А что?
– Спите хорошо?
– Обычно да. Иногда трудно заснуть, типа, но…
– Кошмары?
– А у кого их нету?
– Каждую ночь?
– Нет-нет.
– Как часто?
– Что, бессонница или кошмары?
– Бессонница.
– Пару раз в неделю, около того, не больше. Ето не проблема, честно.
– А как насчет вот тут?
– Он дважды стучит пальцем по виску.
– Как там дела обстоят?
Что за безумный вопрос. Как, черт возьми, я должен на ето отвечать? Точным ответом был бы список из примерно восьмисот прилагательных, и к нему какое-то связное толкование, объяснить, что головой своей я в основном, как ни парадоксально, ощущаю себя целым. Несмотря на потерю и горе и ужас и гниль и бессвязность и ускользание и ярость и боль, я чувствую - целостность [T7].
– Нормально.
– Пожимаю плечами и улыбаюсь.
– В общем и целом я доволен.
– Хорошо.
– Он тоже улыбается и опять смотрит мою карту.
– Тут написано… Вы проходили курс детоксикации в… в какой клинике?
– Святой Елены.
– Святой Елены.
– По приговору суда.
– Вам дали срок условно, обязав пройти лечение от алкогольной зависимости. И как, помогло?
– Да.
– Не тянет выпить? Нет позывов?
– Ну, бывает, конечно, но…
– Я читал разные труды об алкогольной зависимости, - говорит он.
– Один врач, кажется, австралиец, обнаружил, что позыв, приступ желания выпить, продолжается от девяти секунд до шести минут. Так что, если получится выдержать семь минут, значит, все будет нормально. Семь минут.
Я улыбаюсь.
– Похоже на то.
– Я знаю, что семь минут могут показаться очень долгими.
– Ничего, я справлюсь. Я сильный.
– Отлично. Рад слышать.
– Чистота и терпение - это про меня.
Мы оба улыбаемся, и дурацкая Молитва о Терпении начинает крутиться по заведенной шарманке у меня в голове, чертова тупая уродская Молитва о Терпении: «Боже, дай мне терпения - принять то, что я не могу изменить, мужества - изменить то, что я могу изменить, и мудрости, чтоб отличить одно от другого». Ага, и еще, конечно: «Дай мне достаточно знать себя, чтобы понимать, что ета молитва - упрощенный, укороченный вариант очередной херни из репертуара современных шаманов, краткое выражение очередного невроза навязчивых состояний, неотъемлемой части Программы "12 шагов", которой мы все должны неукоснительно следовать, и если мы не отдадим Программе жалкие клетки головного мозга, оставшиеся у нас после всего употребленного нами алкоголя и наркотиков, то мы лишь изъяны на лике земли, пятна, жизнь, недостойная жизни».
Жопа. Молодец, Однорукий. Мы тебя любим, Однорукий. Ты этого достоин достоин достоин.
Жопа.
– Пожалуйста, ответьте мне вот на какой вопрос, - говорит добрый доктор.
– Вы не думали о протезе?
Я думаю о протезе, что стоит у меня дома, в шкафу: моя блестящая, пластмассовая рука. Жутковато.
– У меня уже есть один, - говорю я.
– И вы не хотите его носить?
– Нет.
– Можно узнать, почему?
– Ну, во-первых, с ним как-то неудобно. Натирает, типа. И с ним просто неловко; будто я, когда в протезе, таскаю с собой какой-то груз. Неуклюжий груз, понимаете? Типа рюкзака с кирпичами или чего-то вроде.
Он кивает.
– Я с ним какой-то нецелый, пмаете, о чем я? Типа, ну, вроде это не я. Какая-то приставка, что-то приделанное, внешнее. Ето не я. Мне хочется чувствовать себя целым, типа. Полным комплектом.
– Вам было бы легче, конечно, если бы руку удалили ниже локтя. Протезы гораздо удобнее с этим рычагом, понимаете?
Он несколько раз сгибает руку в локте.
Я жму плечами.
– Честно говоря, я думаю, ето ничего бы не изменило. Все-таки без него лучше.
Он кивает и улыбается, словно мои слова ему приятны. Бог знает почему. Странный малый этот доктор Хойк.
– Ну ладно, значит, увидимся через, сколько там, две недели?
– Две недели, угу.
– Будете выходить - запишитесь в регистратуре. Рад был узнать, что у вас все в порядке.
– Угу.
Выхожу из кабинета и обратно в приемную. Хорошенькая девушка ушла, алкаши тоже. Осталось несколько старых пердунов, поодиночке и парами. Двое, с самыми красными рожами, какие я когда-либо видел, с жаром говорят между собой по-валлийски. Несу свои полторы руки к прилавку регистратуры - назначить день и время, когда я должен буду вернуться сюда для повторного ощупывания.