Кумтрест
Шрифт:
– Из оперативных соображений? – прочитал Рыльков и открыл рот от удивления. – Чего? Из каких оперативных? Я не понял. Это что такое? Это подстава! Я, я, сука, да это не я, век воли не видать. Пидором мне быть, если это я его подставил. Это сука беспредел. – заорал Рыльков.
Он понимал, что его подставляют. Прогон от Калядина – это фуфло, но вот спецэтап из оперативных соображений он никому не сможет объяснить.
– Крокодил осади, хорош воздух сотрясать. Завтра поедешь в СИЗО, а там, как Бог даст, смотря куда тебя повезут. Хотя за такие грехи, где
– Это не я. Слово мужика даю!
– Слушай, я свечку не держал, ты или не ты, но факты говорят, что ты Калядина слил. Мы с ним кореша по жизни были. Он вообще о тебе, как о порядочном человеке отзывался. Наверно людям свойственно ошибаться.
– Слушай Адамович, матерью клянусь, что это не я. Дай время разобраться и я найду эту суку, что Калядина сдала. Слово даю. Я хоть и нарик, но за мной грехов по жизни нет. Я ровно иду и поляну всегда стригу. Реши вопрос с этапом, и я в долгу не останусь. Мы с Калядиным столько дел для братвы и зоны сделали, какой мне резон его сдавать? Сука в лагере завелась по любому. Ты же нормальный кум, сам подумай, Калядин кому-то не угодил или не поделился, вот его и подвинули. На хуй мне основную «дорогу» в зону ломать?
– Крокодил, ты всё верно базаришь, но почему Калядин на тебя думает? Он тоже не дурак.
– Да ему стопудово так преподнесли, чтобы настоящего сексота в сторону увести. Я Калядина ещё по воле знаю, мы в одном дворе выросли. Он в менты пошёл, ну, у него родители строгие, а я в лагеря поехал. Ты думаешь почему мы с ним дела серьёзные имели? Вот именно поэтому. Его вообще за мелочь прихватили. Если бы я хотел его сдать, тут бы простыми мусорами не обошлось.
– В смысле?
– Ляпы, косяки и бухло – это так, цветочки, для поддержания штанов между большими делами.
– Какими?
– Вопрос реши с этапом. Дай мне шанс и через год хату купишь, если с тобой работать будем.
Бобышкин задумался. Действительно, у Калядина всегда много денег было, очень много. Он их не жалел, разбрасывался направо и налево. Он по ходу точно с Горловым поделиться не захотел, вот его и убрали с пробега.
– Крокодил, с этапа снять, да с такой формулировкой…
– Сколько? – сразу в лоб спросил Рыльков. – Честь дороже денег. Сколько?
– Двадцать пять. – от фонаря брякнул Бобышкин.
– Дай листок маляву написать и без очереди на телефонные переговоры меня заведи. Я на рыбьем объясню, что от меня с мулькой приедут сегодня. Вечером тебе бабки отдадут, ты только за этап реши. Я тебе слово даю – со мной можно дела иметь, и я тебе это докажу. А ту суку я лично закопаю, когда найду.
Бобышкин незамедлительно дал листок и ручку Рылькову, который написал маляву. Бобышкин прочитал и увидел непонятный набор слов и цифр. Это больше было похоже на рецепт врача, чем на воровскую маляву.
– Это что такое? – удивился Бобышкин.
– Адамович, мы так с Калядиным работали. Я тебе говорю, что это подстава. Его просто так не могли взять, если только он где-то в стороне рыло не запилил. К этой маляве ещё и пароль есть, который знаю я, тот человек,
– И какой пароль?
– Вечером приедешь на улицу Сахарова и зайдёшь в кафе «Медуза». Официант даст тебе меню, а ты попросишь у него стакан воды. Скажешь «таблетки запить, врач прописал, вот даже рецепт есть». Потом закажешь себе чего-нибудь и в меню положишь маляву. Тебе со счётом деньги и принесут.
– А что так мудрёно всё?
– Мы с Калядиным, а он тут пять лет отработал, не одну сотню килограммов наркоты вместе в зону загнали. Деньги очень большие, поэтому и приходится со всех сторон страховаться. Ты не смотри на меня, что я здесь в зэчке перед тобой сижу. Кому-то нужно было сесть, чтобы бизнес дальше жил. Я сегодня здесь, а завтра на юг поеду лярв топтать. Мне много кто должен за мою отсидку.
Поздним вечером Бобышкин сидел у себя дома на кухне, разложив на столе двадцать пять тысяч. Он не верил своим глазам. Вот что значит красиво рассказать и за один час поиметь такие деньги. Но эмоции в сторону. Лёша теперь должен «не забыть Горлова». Как не крути, а на месте Калядина он не хотел быть, а значит надо делиться.
В очередную пятницу Бобышкин сопровождал канцелярию. Он зашёл к Горлову и сказал, что хотел бы проставиться за звание и за старшего опера, но идти с пакетом в управление как-то неудобно. Горлов назвал адрес дачи за городом и сказал завтра в обед туда приехать. Он тоже там будет отмечать присвоенное ему звание полковник и должность начальника оперативного управления.
На следующий день Бобышкин стоял возле дачи Горлова с пакетом. В нём была бутылка коньяка «Белый аист» и почтовый конверт с пятнадцатью тысячами.
– Привет Лёша, а что у тебя в пакете? – не выходя из ограды спросил Горлов.
– Коньяк и, ну это, как сказать, конверт… – Бобышкин не знал, как произнести, что в конверте деньги.
– Лёша, а ты что не знаешь, что письма обычно помещают в почтовый ящик? – подмигивая, сказал Горлов и указал на почтовый ящик, прибитый к забору.
– А-а, конечно, знаю. – дошло до Бобышкина и он, оглядываясь по сторонам, положил конверт в почтовый ящик. – А коньяк?
– Что там? «Белый аист»! Так, так, нормально, у меня ещё таких нет. Коньяк выпей сам за наше с тобой взаимопонимание, а на конвертах пиши «Белый аист». Так я буду знать, что это ты. Адрес знаешь, об изменениях я сообщу дополнительно. При необходимости, пока не знаю когда, будь готов владеть оперативной обстановкой в колонии. Надеюсь, ты помнишь наш разговор?
– Помню.
– Вопросы или проблемы есть?
– Александр Михайлович, а есть возможность, для общего блага, этапировать зэка куда-нибудь подальше? Мне надо в должности утверждаться, ну-у, как это сказать. В общем, чтобы боялись и на контакт лучше шли. Для нашего общего блага.
– Есть, но всё обсуждается индивидуально. Я сегодня ещё почтовый ящик не проверял, поэтому пока не готов ответить.
– Понял. Тогда вопросов больше нет.
– Тогда до свидания. – сказал Горлов и закрыл калитку.