Кунашир. Дневник научного сотрудника заповедника. Свой среди медведей
Шрифт:
Постояв с минуту в грозной позе лицом к нам, медведь разворачивается к лесу. Пять шагов – и нет его. Мы опускаем свои бинокли.
– Всё! – выдыхает Игорь, – Кончилось кино.
– Ну! – отзываюсь я, – А медведь – совсем не маленький!
– Взрослый, – кивает Игорь, – По мари, на галопе – быстро шёл. Но, тяжёлый!
– Ладно! – подвожу я, итог, – Насмотрелись и нафотографировались. Спасибо медведю… Пошли, теперь, посмотрим его покопки? Да, может, где его помёт отыщем – долго он, всё-таки, здесь кормился.
Мы возвращаемся назад,
– Фу! Симплокарпус! И эта – симплокарпус!.. Игорь! Они, все до одной – симплокарпус!
Игорь бродит по мари значительно шире меня, он выискивает покопки и помёты на окраинах кормёжки…
На высоком крыльце Саратовского кордона мы высчёлкиваем патроны. Игорь смотрит на свой приборчик: “По шагомеру, сегодня мы прошли двенадцать с половиной километров”.
– Нормально, – киваю я.
– Пересечений следов: лисица – двадцать девять, соболь – тридцать пять.
– А у меня – четыре помеченных ствола, три лёжки и шесть помётов.
– Ещё – берлога, – напоминает брат.
Ночью портится погода! Налетают тугие порывы ледяного, пронизывающего до костей, ветра. Ветер гонит по небу сплошные, рваные облака. Мы решаем устроить себе выходной день. А то, ведь – всё время рыщем по лесам дни напролёт, без отдыха…
Саратовский кордон. Семнадцатое апреля. Утром – всё бело кругом! Почву закрыло белой снежной крупой! Столбик ртути за оконным стеклом Саратовского кордона стоит чуть ниже нуля.
– Весна кончилась! – Игорь, в раздумье, стоит перед небольшим окном нашего домика.
Сегодня мы решаем пройти вдоль границы речной долины, вверх по Саратовской.
Как обычно, прислушиваясь и приглядываясь к окружающему лесу, мы неторопливо шагаем по границе гленников. Внимательно осматриваем стволы елей – может, какой из них помечен свежими медвежьими метками? Осторожно просматриваем пространство перед собой…
Сегодня, мы не прочь посмотреть на какого-нибудь медведя. Но ничто не указывает нам на близкое присутствие медведей. Ни следов. Ни покопок…
– Вчера – мы отдыхали, а сегодня – медведи, себе выходной, устроили, – приглушённо говорит Игорь.
В лесу, в полный голос разговаривать нельзя. Если хочешь кого-нибудь увидеть…
Мы пробираемся по гребешку захламлённой, покрытой плотным пихтарником, надпойменной терраски Саратовской. Вдруг, прямо над нашими головами, с ветвей закрытой мохнатыми лапами пихт берёзы, с шумом срывается большая птица! Мощно и размеренно взмахивая огромными крыльями, она пересекает долинку речки.
Мы вздёргиваемся на звук: “Рыбный филин!”.
– Ага!
Мы провожаем птицу взглядами.
– Смотри-ка! На днёвке сидел!
– Ну…
Кругом стоит плотный пихтарник. Ветка берёзы над нами, качается от сильного толчка филина. Оглядываясь по сторонам, мы шагаем дальше…
Игорь шагает по ольховнику речной поймы, я – по гребню террасы. Пройдя дальше метров двадцать, мы подходим к наклонённой с гребня террасы в пойму, толстой берёзе. Дерево наклонно выглядывает в речную долину, из окружающих его пихтовых крон. Шагающий по пойме, Игорь поднимает руку: “Саш! Дупло!”. Я стою над ним, на гребне террасы и ничего не вижу.
– В берёзе, – подсказывает Игорь, – С моей стороны!
Я отхожу от берёзы в сторону и прищуриваю глаза… Точно! Сбоку я вижу, что со стороны речной поймы, в стволе берёзы приоткрывается тёмный провал дупла! Входное отверстие в дупло видно только со стороны речки!
– Интересно! – загораюсь я, – Надо бы посмотреть дупло!
И я возвращаюсь к берёзе.
– Залезть, конечно, нужно, – озадаченно размышляю я, – Но, только, как?!
Толстенный ствол берёзы, мощной колонной, слегка наклонён с гребня террасы в пойму речки. Сверху, он покрыт зелёным мхом. Здесь же, по верху ствола, плетутся плети лианы гортензии. Цепляясь за эти, вросшие в рыхлые наслоения старой бересты, плети пальцами, я начинаю карабкаться по стволу…
Всё! Вроде бы, хватит. Раскинув в стороны руки и ноги и вцепившись в приросшие к бересте дерева лианы, я распростёрт сверху, на стволе берёзы. Как я понимаю, вход в дупло находится прямо подо мной, с левой стороны. Я вытягиваю в сторону дупла левую руку и провожу ею, из стороны в сторону.
Тотчас, из дупла начинает поспешно выбираться птица! Дупло для неё оказывается очень узким и глубоким. Цепляясь за внутренние стенки дупла когтями и помогая себе крыльями, сова, наконец, достигает выхода из дупла и шумно выбрасывается наружу, в воздух. Как и самец, самка тоже уходит через распадок речной долины, к чернеющему на противоположной его стороне, пихтарнику.
Раскинув руки и ноги в разные стороны, я лежу на стволе берёзы, над речной поймой и провожаю птицу взглядом. Над террасой я нахожусь невысоко, метра два превышение. Но глянь вертикально вниз, на уровень речной поймы – и душа холодеет! С такой высоты, падать – я не хочу.
Я свешиваю со ствола дерева, голову влево и заглядываю в трубу филинячьего дупла: на его днище лежат два яйца! Ещё раз оглядев дупло, не задерживаясь, я сползаю задним ходом, по стволу берёзы, обратно.
– Ну, как дупло? – интересуется Игорь.
– Плохое! – морщусь я, – Узкая и длинная труба! Бедная самка! В такое дупло залезла, что еле вылезает! Значит, в округе – никаких других дупел вообще нет.
– Плохо. Надо бы ей помочь. Ты не прикинул, что можно там подправить?
– Пока нет… Знаешь, как там удобно висеть, вниз головой? На такой высоте… Нужно сюда ещё прийти, с ремонтом.
– Сейчас нельзя. Нужно после того, как она птенцов выведет.
– Конечно! – соглашаюсь я.
Мы торопливо уходим дальше, вверх по речке. О воронах здесь, думаю, беспокоиться нечего – уж больно глубокое дупло у здешних филинов.