Кунашир. Дневник научного сотрудника заповедника. Свой среди медведей
Шрифт:
– Блин!
– Что? – не понимает брат.
– Между нами и медведем – заросли ольховника! У меня в видоискателе – только размытая фигура медведя, в сплошной сетке ольховых веточек!
– Как, всё же, легко на медведя охотиться и как трудно его фотографировать! – со злостью думаю я, – Пока сделаешь один кадр – уже, семь раз застрелил бы!
– Что же делать? Что делать? – держа бесполезное фоторужьё в руке, я озираюсь по сторонам.
Но, кругом одна и та же картина – стена тёмного пихтарника отгорожена от просторов
– Ну, тупик! Просто, какой-то тупик!
И тут, у меня рождается план. Я передаю своё ружьё Игорю и лезу через стену подроста, к стволу граничной пихты. Сантиметров сорок диаметром, ствол этого дерева, с трёх сторон закрыт плотно посаженными друг к другу, толстыми сучьями. Да так плотно, что нечего даже и думать, чтобы продраться среди них, вверх по стволу! И только со стороны мари, ствол дерева – совершенно голый.
– Здесь можно подняться вверх по стволу! – прикидываю я, – Но… прямо на глазах у медведя! Пятьдесят шагов! Это нереально!
Через минуту я понимаю, что другого варианта – просто, нет.
– Лезть здесь – верх идиотизма! А… иначе – вообще никак! Хоть, уходи…
– Ладно! – решаю я, – Посмотрим, кто из нас тупее!
Стоя у основания ствола, со своего места – я не вижу медведя! Такой подрост! Я вопросительно оборачиваюсь к Игорю. Глянув на медведя, тот утвердительно кивает мне головой. Я медленно и с трудом проворачиваюсь в молодняке на нужную сторону ствола пихты и вцепляюсь в её нижние ветви руками. Теперь я стою спиной к просторам мари… и к медведю.
Медленно – медленно, словно ленивец, я тяну вверх руку и берусь ею за горизонтальный сук. Точно также медленно, я поджимаю ногу и ставлю её на горизонтальный сук, внизу. Некуда деть фотоаппарат! И я перекладываю его из руки в руку… Теперь – я медленно тяну вверх другую руку. Взялся. Теперь – подтянуть вверх другую ногу. Поставил. Теперь – перехватить фотоаппарат другой рукой…
Развернутый к мари спиной, я не могу видеть, как реагирует медведь на моё появление на стволе ближайшего к нему дерева.
Шаг за шагом, всё выше и выше…
По-моему, я поднялся уже достаточно высоко! Медленно – медленно, я поворачиваю голову и на пределе возможного поворота шеи, через плечо, самым краем глаза, вижу по-прежнему спокойно пасущегося на пустыре медведя.
– Стоит!!! Вот шизофрения! – поражаюсь я, – Скажи, кто – не поверил бы!
Медведь пасётся. Он стоит ко мне передом. Сетка веток ольховника уже не закрывает его от меня. Но это значит, что и я, для медведя – открыт тоже! Зверю стоит лишь слегка приподнять морду – и вот он, я! Прямо перед ним! В полный рост распятый на стволе ближайшего дерева!
– Почему он, до сих пор, ещё здесь?! – изумлённо думаю я.
– Ладно, что тут думать? – прикидываю я, – Надо, как-то, разворачиваться к медведю. Ведь я здесь для того, чтобы фотографировать.
Мед-лен-но! Я тяну вверх правую ногу. Я задираю её как можно выше и с трудом переваливаю её через широкую и мягкую, горизонтальную пихтовую лапищу. Теперь задираю выше головы левую ногу и медленно просовываю её сразу через две пихтовые лапы. И сажусь на обе, толстых ветви. Это – как сидеть сразу на двух брусьях, в школьном спортзале! Теперь – мои руки свободны.
Медленно, я поднимаю к глазам своё фоторужьё… Я – очень умный! Под железную бобышку кольца диафрагмы, на фотообъективе, я заранее подставляю свой большой палец. Теперь, при спуске затвора фотоаппарата, это кольцо лязгнет не по торцу железной щели, а по моему пальцу.
– Стук!
Я морщусь от боли…
Но, зато нет громкого, металлического лязга!
– Щёлк! – всего лишь короткий и слабый щелчок сработавшего затвора.
– Стук! Щёлк!
Морщась, я раз за разом, нажимаю кнопку спуска…
Всё! Потрачено пять кадров. Все они, практически, одинаковы.
– Ну! Сколько можно делать кадров, с одной точки?! – снова озираюсь я, по сторонам, – Нужно сделать вообще крупный план!
Снова медленно, я спускаюсь, по стволу пихты, вниз… Внизу подрост снова скрывает всё вокруг. Я ничего не вижу! Продираюсь по молодняку к Игорю: “Ну? Как?”.
– Пасётся, да и всё! – коротко взглянув на меня, брат недоумённо пожимает плечами.
– Ладно! Тогда, давай, попробуем зайти с той стороны? Может, удастся через ольховник подкрасться? Если он такой, беззаботный…
Мы немного углубляемся в хвойник. И перебежками обкручиваем наш закоулок мари, прячась за стволами крайних к ней пихт…
Очередной раз высунувшись из-под пихтовых лап, мы видим, что наш зверь закончил кормиться и спокойно удаляется от нас! Он шагает по безбрежному, открытому пространству мари, в направлении чернеющей вдали, стены большого хвойного леса.
– Блин!
– Уходит!
Теперь, нам уже не до конспирации! Короткими перебежками, по чавкающему ольховнику, мы пытаемся подскочить поближе. Однако, медведь сразу же обнаруживает наше преследование и длинными прыжками бросается дальше, через просторы мари! Всё! Мы стоим и смотрим на этот стелющийся, тяжёлый, равномерный медвежий галоп…
Медведь уже далеко. Мы поднимаем к глазам бинокли…
У далёкой стены хвойного леса, медведь тормозит. Видя, что мы его не преследуем, он останавливается. Медведь разворачивается к нам передом, стоит и исподлобья смотрит на нас. Мы стоим по другую сторону обширнейшей пустоши и тоже смотрим на него, в бинокли…
– Смотри! – говорю я, – Гипнотизирует. И поза, у него – устрашающая!
– Ну… Поздно дёргаешься, медведь! – громко говорит в бинокль, Игорь, – Уже семь раз застрелили бы! Если б хотели…