Кунашир. Дневник научного сотрудника заповедника. Свой среди медведей

Вот и опять – весна на дворе! В последней декаде марта, на острове установились прочные, весенние насты. Этот шершавый как акулья кожа, ледяной панцирь легко выдерживает вес человека… Михаил Дыхан, с вертолёта, видел в перелесках бассейна Филатовки след медведя. Это было двадцать седьмого марта.

– Так! Медведи начали подниматься из берлог! – понимаю я, – Пора и нам, в лес.

Да, мы и так уж, торопимся! Мы – это я и мой младший брат

Мы работаем с братом, в паре. Первым делом, по прочному насту, мы обследуем ручей Отрадный, в пяти километрах севернее Южно-Курильска. В декабре, я видел много набродов норки по заснеженным берегам этого ручья. Белая книга пороши показывала мне, как норка здесь кормилась, вытаскивая кетин через лунки, на лёд ручья… Но, сейчас – март. Ручей спит, под полутораметровым слоем снега.

Присев у торчащих из наста веток ольхи, я фотографирую покрытые крупной щёткой инея почки деревца. Ручей – где-то далеко подо мной. Его, даже, не слышно. Ти-ши-на. Кругом стоит абсолютная тишина дикой природы.

– Красиво! – улыбаюсь я, прищурившись в видоискатель своего фотоаппарата.

Этот куст ольхи стоит прямо над погребённым глубоко под снегом, ручьём.

– Получается, что это – самые верхние ветки этого куста! – отрываюсь я от глазка фотоаппарата, – Надо же! Всё – под снегом! И ручей. Да и весь распадок…

Игорь не отвлекается. Он тщательно обследует каждую отдушину в насте, над ручьём. Но, пока, всё тщетно…

В среднем течении, в насте над ручьём появляются проталины. Мы, каждый раз заглядываем в эти метровые, снежные колодцы. Там, в воде ручья, во все стороны разбегается рыбная мелочь.

– Смотри! – улыбаясь, кивает брат в колодец, – А, мальмы – полно!

– Ну! – весело соглашаюсь я…

Протралив ручей до самых верховьев, мы выбираемся влево, на плоскогорье и садимся на торчащие из наста пеньки. Вокруг нас стоит по-зимнему заснеженный, молодой березняк.

– Фууу…

– Перекур…

Наши ружья лежат у нас на коленях. Мы переводим дух. И наслаждаемся окружающей “природой и погодой”…

Отражающееся от поверхности изумительно белого снега, яркое солнце выжимает из моих глаз слёзы. На небе – ни облачка. Бездонная синева над головой! Я бросаю беспокойный взгляд на часы: “Уже почти двенадцать! Солнце… так жарко пригревает!”.

– Да! – понимает Игорь, мой намёк, – Нужно торопиться обратно. Скоро – вместо наста, будет мокрый кисель.

Затушив окурок о наст у чёрного носка своего болотника, Игорь поднимается со своего пенька и окидывает взглядом окружающий березняк: “Да-аа! За сегодня – ни одной зацепки! Никаких признаков присутствия норки!”.

– Но, была же она, здесь! – оправдываюсь я, – В декабре!

– Проходная, могла быть… – рассуждает брат, – Держалась здесь, пока рыбы было полно. А, как стало мало – так и свалила.

Мы оба молчим…

– Ну, что? Теперь домой? – интересуюсь я.

Сейчас мы работаем на Игоря, поэтому ему виднее, куда крутить.

– Да! – кивает тот, – Конечно.

Мы раскатываем голенища своих болотников. Торопливо, уже по колено проваливаясь в набрякший водой наст, бредём напрямую через пихтарники, в сторону побережья…

Четвёртое апреля. Южно-Курильск. Сегодня, у нас – выезд на полевые, в заповедник. Опять мешки, картонные коробки с булками хлеба, пакетами гречки и риса… Ведь, мы собираемся не на одну неделю.

Стоит промозглый туман серого рассвета. Сыпит мелкий дождик. Температура едва перешагнула через ноль и расквашенный снег не держит, совершенно.

– Мерзкая погода! – замечает Игорь.

– Ну! Почему у нас, каждый заезд – по такой погоде? – бурчу я, – Каждый год – именно так! Как только соберёмся в лес – так, обязательно дождь! И грязищи – по колено…

Зябко передёргивая плечами, мы лезем под мокрый брезент кузова заповедного грузовика Зил-157. Сегодня, наш путь – только до Филатовки. Мы задержимся на этом кордоне на пару дней. Чтобы обследовать тамошние ручьи.

Всё! Поехали!..

Террасы морского побережья уже, практически, свободны от снега. Зато, глянь чуть к лесу и перед глазами – настоящая зима!..

Мы почти доехали! Перед нами устье Филатовки. Дорога, с морского побережья, сворачивает влево, вверх по речке. До кордона заповедника остаётся метров семьсот…

По долине Филатовки – последние проталины заканчиваются на уровне кордона! Дальше стоит полная зима! И вправо, и влево – белое покрывало сплошных снегов. Правда, теперь оно изрядно посерело, под моросью… Откуда я, это знаю? Нещадно трясясь на колдобинах, я умудряюсь смотреть на “природу и погоду” из кузова машины, чуть отогнув край мокрого, тяжёлого брезента…

Филатовский кордон. Утро. Давление, на барографе, упало ещё ниже. Дождь шёл всю ночь. К утру, его перебило на снег! И сейчас я стою перед окном и смотрю как по старым, тёмным сугробам ветер гонит позёмку нового, белого снега.

– Вуууууу, Уууууууууууу… – в огромных кронах раскинувшихся над кордоном старых берёз, громко завывает метель…

Сидеть в доме и глядеть в окно, для нас с Игорем – не интересно. Мы уже вдоволь насиделись и наждались в посёлке. И мы решаем прогуляться вверх по ручью, что течёт мимо кордона. Это ручей Балышева. В сенях кордона, мы заранее поднимаем воротники, надеваем на руки перчатки и раскатываем голенища своих болотников.

Всё! Мы выходим на высокое крыльцо кордона. Я плотно, чтобы не отжало ветром, закрываю за собой дверь. И сразу слышу многоголосый, костяной перестук над головой.

– Дзинь-дзинь! Тук-тук-тук! Дзинь-дзинь-дзинь!

Я поднимаю лицо на звук и хмыкаю: “Хм! Это веточки берёзы! Обледенели и бьются друг о друга!”.

– Ну! – кивает на это Игорь, – Ветер, смотри, какой!

Резкие порывы холодного, сырого ветра коротко обдают наши лица. Мы втягиваем головы в плечи и сворачиваем за угол дома…