Кунашир. Дневник научного сотрудника заповедника. Свой среди медведей
Шрифт:
А вот, по медвежьим делам – у меня, сегодня, совершенно пусто.
– Ну, что ж! – думаю я, шлёпая болотниками прямо по ручью, следом за Игорем, – Отрицательный результат – это тоже результат…
Филатовский кордон. Шестое апреля. Разыгравшееся ненастье, быстро проходит! Уже к утру устанавливается хорошая погода. Поднявшись рано утром, Игорь уходит осмотреть речку Филатовку, которая течёт по лесам параллельно ручью Балышева. Собственно, ручей Балышева – это её главный,
По Филатовке – следы норки встречали многие! Но Игорь хочет убедиться в этом сам. Пока мы будем собирать пожитки, пока на печке сварится каша и пока мы, наконец, надумаем выходить в дорогу… Я думаю, что в его распоряжении имеется добрая тройка часов.
За суетой сборов, быстро пролетает время! К полудню стукает входная дверь, и в помещение кордона входит довольный Игорь.
– Ну, ты прямо как чувствовал! – оборачиваемся мы от стола, расставляя миски с дымящейся рисовой кашей, – Вовремя успел!
– Ну? Как там, у тебя?
Сняв с плеча ружьё, брат садится за стол.
– Хорошо!.. Норка везде, по Филатовке, живёт! – сообщает он, подхватывая со стола ложку, – Следы, часто встречаются!
– Так, мы ж тебе и говорим! – спокойно бросает на это, рассудительный Архангельский, – Что живёт!
– Ну… – улыбается ему, Игорь, – Вот и я, своими глазами, это увидел!
Не теряя времени, мы торопливо едим…
Андрей Архангельский подводит к высокому крыльцу кордона уже осёдланную лошадь, и мы помогаем ему навесить на её седло вьючные сумы.
Вскоре, наш маленький караван вытягивается по вездеходной дороге, на Медвежий перевал, в сторону Саратовской…
– Как здорово шагать налегке! – тихо радуюсь я, про себя, – Весь наш груз несут лошади! На нас – только ружья…
Три часа бодрого хода – и мы подходим к Саратовскому кордону. Бревенчатый домик с острой, высокой, крытой чёрным рубероидом крышей, всё-также стоит у дальнего края небольшой, белоснежной сейчас, лесной поляны. Увязавшиеся с нами с Филатовского кордона, лайки, заранее извещают лесника о приближении нашего каравана. Сейчас, на Саратовском кордоне обитает Сергей Олевохин.
– Что-то вы долго! – встречает он нас, на крыльце, – В девять сказали, что будете – и всё нет и нет!
Это, в утренний сеанс связи, Архангельский сообщил Сергею по рации, о нашем караване.
Первым делом – разгрузка лошадей и чай, с дороги.
– Серёг! Ты, следов медведей ещё не встречал? – начинаю я, подсаживаясь к заставленному кружками маленькому столу, у оконца.
– Ну, почему не встречал? – усмехается Олевохин, своей блуждающей ухмылкой, – Встречали!
– Когда, это было? – загораюсь я, – Какого числа?
– Так… Когда ж, это было? – задумывается Сергей, – Это было, когда ко мне Вовка Петровский приходил! Мы с ним проехались на Буране, в сторону Тятинки. И там – видели след. Медведь по снегу прошёл. Ещё – проваливался, сильно очень… Это было двадцать третьего марта! Это и был, первый в этом году, след!
– Ого! – вытягивается, у меня, лицо, – Почти две недели назад!
Я торопливо пишу в свой полевой дневничок, самую суть. Мне важны голые факты. А главное, в рассказе лесника – это дата и место…
– Игорь! – пристаёт лесник к моему брату, ему интересен новый человек, – Тебя, каким ветром, сюда занесло? Ты-то, кто, сам?
– В Южно-Сахалинске, у Воронова в лаборатории работаю, – отвечает тот, – Вот, в командировку приехал. Нужно выяснить, как тут, с норкой дела обстоят.
– Понятно… А что, здесь норка есть?! – озадачивается городской человек Олевохин, он абсолютно далёк от лесных дел.
– Должна быть! – пожимает плечами брат.
– Русская норка… – вздыхает Игорь, – Она же стремительно исчезает! Везде, по материку!
– Хм! – хмыкает в ответ, на всё скептический, Олевохин, – Чего так?
– Её всюду выдавливает сбегающая из звероферм, американская норка! Эта норка более крупная. И отлично приживается в нашей природе. Ситуация, сложилась – критическая! Все специалисты сходятся во мнении, и наш Геннадий Воронов, кстати – тоже, что единственная возможность спасения русского вида – это создание резервации нашего зверька на крупном острове, где нет “американки”. Для этого был выбран самый южный из крупных Курильских островов – Кунашир.
– А! Знаю! – вспоминает Сергей, – Где-то под Тятей выпускали!
– Ну… – кивает брат, – В тысяча девятьсот восемьдесят третьем году. Первую партию русских норок выпустили в низовьях речки Тятина, у подножий вулкана Тятя. Для охраны этого места, здесь и был организован заказник…
– Это ж сколько зверьков… Откуда столько норок набрали?
– Их вырастили в вольерах Новосибирского академгородка!
– Вот это, даа! – тянет Сергей, – Я и про заказник слышал.
– Хм! – вспыхивает Игорь, – Заказник! Всего год спустя!.. Представляешь? Год спустя была выиграна борьба за организацию на Кунашире заповедника! И “норочий” заказник был реорганизован в природный заповедник “Курильский”.
– Зачем?! – недоумевает Олевохин, – Так всё сложно!
– Да тут норка ни при чём! – тоже горячится Игорь, – Это ботаники! Для ботаников Сахалина и Владивостока, Кунашир – это настоящий ботанический сад, это “снежные субтропики”! И операции по спасению русской норки пришёл крантец! Выпуск на Кунашир следующих партий норки пришлось прекратить.
– Почему?
– Хм! Одним из главных условий природного заповедника, – разъясняет брат, – Является запрет на занесение в его природу новых видов растений и животных.