Купание голышом
Шрифт:
Чаз молча открыл переднюю дверь и задом вошел с коробками в дом. Он направился прямиком в спальню, а болезненный коп следовал за ним на подобающем расстоянии.
– Видеть не могу ее вещи. Слишком мучительно, – сказал Чаз. Он принялся бросать платья и блузки Джои в коробку, где раньше хранился сорокадюймовый «Санио». – Куда ни посмотрю, всюду она, – уныло продолжал он. – Я даже не могу заставить себя распаковать чемодан, с которым она ездила.
Ролвааг задумчиво наблюдал.
– Люди по-разному реагируют на подобный шок. Некоторые ничего в доме не трогают. Оставляют все в точности как было,
Чаз продолжал наполнять коробку.
– Только не я. Если все эти вещи будут мне о ней напоминать, я по утрам из кровати выбираться не смогу.
– Что будете со всем этим делать?
– Я еще не решил. Может, отдам бедным.
Детектив выудил из груды черепаховую щетку для волос.
– Можно я возьму?
– Будьте любезны, – автоматически произнес Чаз. И после секундного размышления: – Могу я спросить, зачем она вам?
– На всякий случай.
– Да?
– На случай, если что-то всплывет, – сказал Ролвааг, – часть тела или что-нибудь еще. Не хочу углубляться в детали, мистер Перроне, но иногда такое случается.
– Да, я понял. Вам нужен образец ее ДНК
– Верно. В случае необходимости, волос на щетке хватит для идентификации, – подтвердил детектив. – Ничего?
– Конечно. – Не дрогнув, Чаз сграбастал с кровати пару сумочек и швырнул их в коробку.
Ролвааг сунул расческу Джои во внутренний карман куртки.
– Здесь, во Флориде, были случаи, – сказал он. – Рыбак выуживал огромную акулу, она билась на палубе и внезапно срыгивала огрызок человеческого тела. Иногда через недели после того, как человек пропал. Между тем акула могла проплыть две или три сотни миль…
– Могу себе представить, – болезненно скривившись, прервал его Чаз.
– Прошу прощения, мистер Перроне. Вы наверняка проходили такие случаи в Розенштиле.
Взгляд Чаза метнулся с коробки на лицо детектива.
– Да, мы проходили. – В голосе беспокойство, он и сам слышал. Ролвааг уже навел справки. – Берите все, что хотите, – пригласил Чаз, махнув на груду вещей. – Я готов сделать что угодно, если это поможет со всем покончить.
Улыбку детектива Чаз решил счесть сочувственной.
– Покончить – это хорошо, – сказал Ролвааг. – Хоть иногда и больно, но все равно шаг вперед. Простите за вторжение.
Чаз проводил его до двери и сказал:
– Звонили из береговой охраны. Они бросили искать в полдень.
– Да, я знаю.
Изобразив досаду, Чаз добавил:
– Они обшарили три тысячи квадратных миль, но так ни черта и не нашли.
– Ну, кое-что они нашли, – сказал Ролвааг, и Чаз замер, вцепившись в дверную ручку. – Четыре тюка марихуаны. Больше ничего.
Чаз переждал приступ тошноты.
– Ну и ну, – сказал он. – Вот они там все пересрались в Колумбии.
– На самом деле наркотики прибыли с Ямайки. Но вы правы, никак не выяснишь, кто их выбросил или даже где. Вероятно, Гольфстрим их так и волок до островов.
– С Бермудов, наверное, – фыркнул Чаз. – Не с Ямайки.
– В смысле?
– Гольфстрим, говорите? Он течет с севера на юг. Белесые брови Ролваага поползли вверх.
– Когда я в последний раз его видел, он с севера не тек, – сказал он. – Я совершенно уверен, что он течет в другую сторону, мистер Перроне. На север.
Чаза одолел незапланированный приступ кашля. «Что, если этот придурок не ошибается?» – уныло подумал он. Это значит, что океанические течения вынесли тело Джои из удаленного района поисков прямо в десятку.
– Черт, может, вы и правы. – Чаз прочистил горло. – У меня сегодня такой бардак в голове, что я солнце от луны не отличу.
– Я все понимаю. Вам надо отдохнуть, – сказал Ролвааг и направился к машине.
Чаз закрыл дверь и обессиленно к ней привалился. Из миллионов людей, не уверенных, в каком направлении течет Гольфстрим, он, должно быть, единственный, кто получил степень в океанографии. На секунду ему захотелось позвонить одному из бывших преподавателей и разъяснить вопрос, но насмешки неминуемы, а Чаз был не в настроении их выслушивать. То был один из редких случаев, когда он жалел, что валял дурака в студенческие годы.
Он быстро вернулся к уборке вещей покойной жены, утешаясь тем, что акулы у берегов Майами-Бич столь же неразборчивы в своей диете, сколь акулы у берегов Кис. Вне всякого сомнения, одна из них сожрала Джои, и лучшее доказательство сего факта – отсутствие тела.
Тем не менее, когда позвонила Рикка, Чаз не удержался:
– Детка, в какую сторону течет Гольфстрим?
– Это что, викторина? А какие варианты?
– На север или на юг.
– Я без понятия, котик.
– Ч-черт.
– Только не надо злиться на меня, – сказала Рикка. – Это ведь ты у нас вроде крутой ученый?
То же самое думал о Чазе Перроне Карл Ролвааг на пути к станции береговой охраны.
Корбетт Уилер переехал в Новую Зеландию в двадцать два года, убежденный, что, если он не сбежит из Америки, остаток юности уйдет на попытки спасти наследство от загребущих теткиных лап. Корбетт умолял младшую сестру бежать из Штатов вместе с ним, но сердце Джои прикипело к Флориде. Корбетт не удивился, когда она вышла замуж за Бенджамина Мидденбока, но был поражен, когда биржевой маклер оказался честным, порядочным парнем, которого деньги Джои явно не интересовали. Лишь впоследствии, когда скай-дайвер расплющил Бенни в лепешку, Корбетт узнал, что сестра так и не просветила любящего мужа насчет семейного наследства. После этого Корбетт заподозрил, что Джои может о себе позаботиться.
К этому времени он полюбил Новую Зеландию, обширную и достославную, как Калифорния, минус орды автомобилистов. Он, что казалось немыслимым, заинтересовался разведением овец в период, когда из Швеции была интродуцирована восточно-фризская порода. Восточно-фризская была самой продуктивной молочной породой овец на свете, и скрещивание ее с новозеландскими линиями щедро дарило кругленьких пушистых ягнят. Корбетт Уилер ощутимо разбогател, хотя прибыль никогда не была его целью: он просто питал невинную любовь к овцеводству. Ничто так не радовало его душу, как сидеть на крыльце фермы, смолить косяк и разглядывать зеленые холмы, забрызганные оловянными бляшками баранов, овец и ягнят.