Купчино, трилогия

Бондаренко Андрей Евгеньевич

– Твои бы слова - да Богу в уши, - вылезая из-за стола, проворчал пожилой цыган.
– Эх, грехи наши тяжкие.... Отвернись-ка, верный слуга закона. Например, к окошку...

Он - вразвалочку - подошёл к антикварному резному буфету, стоявшему в дальнем правом углу комнаты отдыха, и сильно надавил указательным пальцем на одну из деревянных "завитушек". Центральная секция буфета плавно и совершенно бесшумно приподнялась на пятнадцать-двадцать сантиметров, открывая доступ к тайнику. Бахтало, скорбно вздохнув, достал из узкой ниши несколько толстых денежных пачек, закрыл, прикоснувшись пальцем всё к той же "завитушке", схрон, вернулся к столу и, отправив деньги в тёмно-бордовый кейс, пояснил:

– Две пачки - за Яковлева. Три - за Пашу Сомова. Двадцать пять тысяч "баксов" - мой паевой взнос за документальное сопровождение посылки из Колумбии. Двенадцать пятьсот - плата за условно-досрочное освобождение Изумрудика. Всё, как и договаривались.

– Приятно иметь с тобой, шеро-бароно, общие дела. А ещё и выгодно.... Ладно, будем завершаться с посиделками. Ещё, конечно, посидел бы с тобой: попарился бы, выпил, поболтал. Но, извини, дела. Вот, только минут на пять-шесть в "мыльню" заскочу: ополоснусь слегка...

Вернувшись, Пётр Сергеевич тщательно обтёрся толстым махровым полотенцем, вновь уселся за хлебосольный цыганский "дастархан" и, хлебнув пивка, поинтересовался:

– А вода у тебя в "помывочной", шеро-бароно, куда стекает? Какая-то чугунная решётка.... А под ней что? Неужели, подключился к городской канализации?

– Куда там, - осторожно массируя ладонью левую часть груди, поморщился Бахтало.
– Замучишься согласования получать и за всякие проектные работы платить. Эти ребята из "Водоканала" - ужас до чего жадные. Даже, наверное, жаднее цыган.

– Ха-ха-ха! Отменная шутка.

– Стараюсь. Развеселить дорогого гостя - радость для хозяина.... Так вот. Мои работники закопали - под наклоном - широкую трубу, которая выходит прямо в Неву. Практически незаметно для посторонних глаз выходит, понятное дело. Уже под речной водой. А в широкую трубу "врезаны" ещё три - более узкие: одна отходит от дома, вторая - от хозяйственных пристроек и мастерской, третья - "банная". Здесь многие так поступают. Впрочем, отдельные чудаки (честные, наверное, очень), и локальные канализации устанавливают - с ежегодной откачкой.

– Что это?
– насторожился полковник.
– Хлопок какой-то. Словно бы где-то рядом кто-то вскрыл "Шампанское".... А? Почему, дружище, молчишь? Побледнел весь...

Тихонько скрипнуло, плавно приоткрылась одна из дверей, по деревянному полу монотонно зашелестело.

– В "мыльне" же никого не было, - поднимаясь на ноги, пробормотал Пётр Сергеевич.
– Ничего не понимаю..., - а через секунду, отчаянно чертыхаясь, полез на обеденный стол.

Зазвенело: это со стола начали беспорядочно падать тарелки, бокалы, бутылки, вилки и ножи.

– Змея, - заторможенно прокомментировал цыганский барон.
– Большая, однако...

– Да уж, немаленькая, - ворчливо подтвердил полковник.
– Иссиня-чёрная, толщиной с руку матёрого штангиста. А на хвосте, вдобавок, имеется уродливый тёмно-коричневый нарост - словно огромная сосновая шишка.... Это, шеро-бароно, твоя ручная анаконда?

– Я с ней не знаком.

– Неудачная, на этот раз, шутка. Не смешная.... Она, что же, приплыла из Невы по канализационной трубе? А недавний хлопок - это чугунная решётка вылетела из стока? После удара змеиным хвостом?

– Получается, что так, - равнодушно подтвердил Бахтало.

– Чего же ты сиднем сидишь? Бери мобильник и звони своей охране. Пусть срочно бегут сюда. И пистолеты не забудут прихватить.

– Бесполезно...

Иссиня-чёрная змея, тем временем, начала планомерно расти. Вернее, уменьшаться в длину и - одновременно с этим - увеличиваться в ширину и высоту. То бишь, трансформироваться...

Через минуту змея исчезла. Совсем. А на её месте появился высоченный и широкоплечий тёмно-багряный зубастый монстр - с круглыми глазами, горевшими нестерпимым ярко-жёлтым огнём, и длинными мускулистыми лапами-руками, оснащёнными кривыми острыми когтями.

– Так его и растак!
– грязно выругался Пётр Сергеевич и, соскочив со стола на пол, кинулся к выходу.

Но не тут-то было: небрежное движение когтистой лапой, и полковник, получив увесистый тычок в грудь, отлетел в сторону. Отлетел, сильно ударился затылком о бревенчатую стену, опустился на пол и обессилено застыл, воспринимая всё дальнейшее словно сквозь лёгкую туманную дымку. А ещё и вязкое безразличие навалилось - совместно с предательской вялостью...

Бахтало? Он даже и не пытался убежать: всё также сидел на стуле, крепко зажмурив глаза.

"А ещё и губами медленно-медленно шевелит", - машинально отметил Пётр Сергеевич.
– "Наверное, какую-то древнюю цыганскую молитву читает. Возможно, что и предсмертную. То бишь, просит Всевышнего - простить все прегрешения земные.... Мне бы тоже - помолиться. Да не знаю я ни одной молитвы. Жаль.... Монстр склонился над Бахтало. И.... Откусил, сволочь зубастая, лохматую цыганскую голову. Из обезглавленного туловища ударила струя ярко-алой крови.... Итак, откусил, проглотил и небрежно стряхнул когтистой лапой кровь с груди и морды. А теперь громко и сыто икнул.... Ко мне, плотоядно посвёркивая жёлтыми глазищами, идёт. Нагибается. Вот и всё, конец "седому бобру". Здравствуй, мой пушистый, белый и ласковый песец.... И поделом. По мерзким грехам и грязным делишкам моим. Жил - как гад жадный, меры не знающий. И умираю - как сволочь последняя...

Глава девятая

Бантики "в горошек"

– Конкин! С вещами - на выход!
– прозвучала - неповторимой небесной музыкой - долгожданная команда.

Эдуард Михайлович, крепко сжимая в ладони правой руки ручку старенького обшарпанного чемоданчика, вышел за ворота колонии, отошёл по тротуару метров на пятьдесят-шестьдесят, остановился и, поставив чемодан на выщербленный поребрик, несколько раз вздохнул-выдохнул полной грудью.

– Свобода, мать её, - негромко пробормотал Конкин.
– Прощай, гнилая и заплесневелая зона. Прощай.... Увидимся ли ещё? Честно говоря, не хочется. Но и зарекаться, увы, глупо.... И куда теперь направиться дальше? Вот, в чём вопрос...