Купчино, трилогия
Шрифт:
"А это, братец, что ещё за странный тип?", - насторожился внутренний голос, несклонный отвлекаться на мечтательное созерцание осенних питерских пейзажей.
– "Стоит недалеко от нужной машины и с интересом пялится на нашу "свечечку". Мешается, понимаешь, под ногами...".
Мужичок, действительно, был подозрительным: очень бледным, худым и небритым, а его мятая-перемятая одежда, такое впечатление, несколько лет пролежала - без носки - в чемодане. Например, в том, ручка которого была зажата в правой ладони типа.
"Раньше, ещё в стародавние советские Времена, с такими хлипкими фанерными чемоданчиками ходили в баню", - незамедлительно подсказал эрудированный внутренний голос.
– "А ещё иногда в них держали "тюремный комплект первой необходимости". То бишь, чёрные "семейные" трусы, носки, папиросы, спички, хозяйственное мыло, вафельное полотенце и холщовый мешочек с ржаными сухарями - на случай возможного внезапного ареста...".
– Кха-кха!
– чувствуя, как нетерпеливо дёрнулся шрам на его правой щеке, требовательно кашлянул Сергей.
– А, что?
– болезненно вздрогнув, оглянулся мужичок и, незамедлительно сорвав с головы старенькую кепку, залебезил: - Да я так, ничего такого. Просто любопытствую.... Уже ухожу. Ухожу...
Индивидуум в мятой-перемятой одежде торопливо свернул за ближайший угол дома.
"Жаль, что у меня пока нет официального "ментовского" удостоверения", - подумалось.
– "Обязательно проверил бы документы у этого бледнолицего деятеля. А также и содержимое старенького чемоданчика...".
Тут же позабыв про подозрительного прохожего, он вновь переключился на брелок: через пару-тройку секунд ключи, соскочив с указательного пальца, со звоном упали на асфальт и, несколько раз перекатившись по инерции, оказались под багажником тёмно-синей иномарки.
– Вот же, раззява неловкий, - громко пожурил сам себя Сергей.
– Жонглёр хренов...
Пожурил, опустился на корточки и, засунув руки под днище автомобиля, ладонью правой нащупал брелок с ключами, а левой ладонью установил - рядом с выхлопной трубой - "маячок".
– Что это с тобой, милок?
– послышался рядом заботливый старческий голос.
– Поплохело, никак?
– Всё нормально, Ульяна Макаровна, - несуетливо поднимаясь на ноги, заверил Сергей.
– Просто ключи обронил случайно, а они под машину, отскочив от асфальта, улетели.... Доброго утра. И вам. И спутнице вашей.
"А спутница-то - та ещё штучка", - восхищённо зацокал внутренний голос, мнивший себя тонким ценителем женского пола.
– "Лет двадцати пяти-шести от роду. Одета дорого, элегантно и изысканно. Волосы чуть волнистые и огненно-рыжие. И мордашка смазливая.... Ноги - длинные-длинные: растут, что называется, от самых ушей. Ну, и вся фигурка - на высшем международном уровне. То бишь, девяносто-шестьдесят-девяносто.... Может, братец, стоит всерьёз приударить за этой "глянцевой" фифой? Для пользы общего дела, я имею в виду, а? Тем более что и глазёнки у барышни соответствующие: тёмно-тёмно-зелёные (контактные косметические линзы?), шаловливые и развратно-легкомысленные. Выгорит, ей-ей.... Да, шучу я, шучу. Не напрягайся ты так, пожалуйста. Дурилка картонная. У нас же теперь - только одна Олечка Гущина на уме. Одна единственная, прекрасная и неповторимая. А про всех остальных женщин-девушек этого бренного и многогрешного Мира мы с тобой напрочь забыли. Навсегда. Забыли и растёрли. Ну, как в том знаковом стихотворении.... Мир жесток. И непонятен. А глаза - так часто - лгут. Этот вечер мне приятен. И приятен - мой маршрут. А глаза, что часто лгали. В невозвратности - теперь. В сонме - ветряной - печали. В списке - ветряных - потерь. А весна, уж, на подлёте. И овсянки - вдалеке. Ткут мне песню - об исходе. Ткут мне песню - на заре. У меня была - овсянка. Улетела - без следа. Мчатся вдаль лихие санки. В небе синяя - Звезда. Мы домчались, морды в мыле. Не грусти, лошадка, в такт. А овсянку мы забыли. Как потерянный - пятак. Мы забыли и - растёрли. Словно мошку - на стекле. Дождик льёт - легко и мокро. Так бывает - на заре. Так олени - сытный ягель. Жадно лижут - в сентябре. Очень мокрыми - губами. На отъявленной заре. Путь весенний - всё на санках. Грусть всё тише и нежней. И свистит опять - овсянка. Без особенных затей.... Хорошо сказано. Честью клянусь, хорошо.... Да, а забыть сероглазую Олечку у тебя так и не получилось. Хотя, конечно, и старался, морда одноглазая. Но - не получилось. Даже в первом приближении. И во втором. И в третьем. Знать - Судьба...".
– Эй-эй! Кавалер симпатичный!
– произнёс - с лёгким иностранным акцентом - грудной женский голос.
– Вы, никак, уснули?
– А, что? Извините. Просто слегка задумался.
– Бывает, конечно...
– Это - моя внучка Сонечка, - добродушно улыбнувшись, сообщила Ульяна Макаровна.
– Вот, лапушка драгоценная, приехала навестить древнюю бабулю. И гостинцев щедрых привезла. Как и полагается. Заграничных.
– Софи Гарднер, - изобразила лёгкий книксен девица.
– Яковлев, - вежливо кивнул головой Сергей.
– Рад нашему знакомству.... Вы, кажется, являетесь гражданкой США?
– У меня несколько паспортов - разных стран.
– А занимаетесь, если, конечно, не ошибаюсь...м-м-м, чем-то религиозным?
– Откуда, милейший кабальеро, такая недетская осведомлённость?
– озабоченно нахмурилась рыжеволосая барышня.
– Вы работаете в российской ФСБ?
– Бог, однако, миловал. Просто в нашем легендарном Купчино все - и про всех - всё знают. Ну, или же очень-очень многое. Фирменная особенность такая...
– Обязательно учту на будущее. Спасибо, странствующий идальго, за своевременное предупреждение.... А "религиозная полоса" у меня уже давно закончилась. Почти полтора года тому назад. Нынче же занимаюсь кинематографом.
– В качестве актрисы?
– Как вы говорите - Бог миловал. Только лишь в качестве режиссёра и продюсера.... Жанр? Любовь, естественно. Откровенная, серьёзная и всеобъемлющая. А также немного ужасов и мистики.
– А, вот, наш Сергей Сергеевич решил в полицейские податься, - вмешалась в разговор Ульяна Макаровна.
– Будет теперь трудиться в качестве полновесного заместителя начальника "пятнадцатого" отделения. Завидная карьера, ничего не скажешь.
– Откуда вы узнали?
– опешил Сергей.
– От старого и облезлого верблюда, - слащаво улыбнулась старушка.
– Шучу я, шучу.... Просто мы, Серенький, в Купчино живём. А здесь, как ты сам недавно сообщил, все - и про всех - всё знают. Хи-хи-хи...
– Ну, да, конечно. В Купчино.... А где же, Макаровна, ваша подружка закадычная? Почему её не вижу? Поссорились?
– Очень надо. Просто к Матрёне гость приехал - старинный сослуживец по прошлым Временам. На сутки, Серенький, раньше тебя. Кличут Дмитрием Силычем. Только болезненный он какой-то, на улицу почти не выходит. То ли туберкулёз. То ли, наоборот, застарелая ишемическая болезнь. Вот, Ивановна с ним и нянькается. Обихаживает, то бишь, дружка сердечного.... Сонечка, милочка, тебе уже пора. Люди ждут. Нехорошо, девонька, опаздывать.
– Ах, да.... До встречи, будущий шериф.
– Всех продюсерских благ. И грандиозных успехов на "киношном" поприще...
Сергей уже подходил к перекрёстку, когда сзади раздался сытый самодовольный рык, и мимо него уверенно проследовал знакомый тёмно-синий "Джи Эм Си". Проследовал, оказался на Будапештской, ловко развернулся и поехал на юг. А за ним, бодро похрюкивая, тут же покатил микроавтобус, ранее припаркованный возле тротуара.
"Микроавтобус? Ну-ну.... Уточняю: дорогущий "Мерседес" молочно-белого цвета", - не удержался от развёрнутых комментариев дотошный внутренний голос.
– "А данное автотранспортное средство, между прочим, плотненько так забито. Причём, молодыми и симпатичными юношами-девушками. Понятное дело, кино про серьёзную любовь.... Интересно, а куда они все поехали? Не, понятное дело, что на кинопробы. Но куда конкретно? На природу? Или же, например, к знаменитым музеям Павловска и Пушкина? Скоро, братец, узнаем. С помощью установленного "маячка", ясен пень...".