Купейные рассказы
Шрифт:
– Тихо ты! Видишь, Георгии очумел от избытка нетипичной информации. Не гони лошадей. Пусть очухается. Мужик-то он неплохой. Свойский. Работает давно. Мебель не портит, помещение тоже. Раньше, бывало, промахивался, мимо унитаза отливал. Я, господа, помню, тот жаловался. Так и этого в последний год за ним не замечалось. Старается. Попадает. Пусть оклемается. Помолчим.
Жорик и вправду слегка очумел. Крутил шеей. Глазами хлопал, пытался осмыслить происходящее, и постепенно складывалось в его голове, что ничегошеньки ему не кажется, а все это есть на самом деле здесь и сейчас.
Он вспомнил, что еще по дороге, когда глянул первый
– Еще бы тебе не дрожать. Запихнули в бутылку, залили сверху литр сорокаградусной, на мороз выставили, и еще неизвестно, что дальше сделают!
– А чего сделают? – тогда жалостно глянул из бутылки перчик.
– Не боись! Праздник сегодня будет! Водку выпью, а тебя отпущу на волю и пропуска не спрошу.
– Чего за праздник-то? – опасливо шмыгнул перчишка.
– А завтра Рождество Христово! А вдобавок мы с Ленкой дежурим!
Жорик тогда думал, что это он сам с собой шуткует. Ан нет! Эта вся камарилья уже тогда начиналась, да он не знал и подозревать не мог подобного! Вот и дошутковался.
Георгий снова по привычке взглянул на часы. Нет, они не были поломанные и никакие не шесть ноль шесть показывали, а шесть шестьдесят шесть!
– Э, да вот тут в чем дело, – сообразил наконец охранник.
А в педантичном мозгу не соглашалось, говорило, что шесть шестьдесят шесть это всего-то семь ноль шесть, а значит, часы идут, и вообще, дела в порядке и ждать ему встречи с возлюбленной осталось всего-то один часочек.
3
А к Елене Михайловне в это время заявился проверяющий. Сам заместитель начальника «Мангусты» подполковник Колытайло. Занудный и упертый, как ржавый шуруп в еловой доске. Колытайло симпатизировал полненькой Леночке, но и симпатия эта была такой же занудной, как все у него. Для начала прошелся по зданию, проверил печати на дверях, потом огнетушители и песок в пожарном ящике, потом начал листать журнал приема и сдачи дежурств. А там… то недоучки охранники записывали с ошибками, то вообще ничего не писали, а только ставили закорючку, мол, сдал-принял, происшествий не было. Отставной милицейский канцелярист вздыхал, качал головой, но на лице его при этом ничего не выражалось. Красновато-серое, неподвижное, оно напоминало сдувшийся резиновый шар с нарисованными глазами, к которому приделали уши и нос. И пахло от подполковника чем-то резиновым. Замечания подполковничьи Елены не касались, потому она поддакивала, вздыхала вслед за его вздохами и выражала согласие и возмущение, какое обычно высказывают умные женщины, чтобы понравиться начальству.
И Колытайло растаял. Улыбнулся. Сверкнул золотыми зубами и взял Елену за руку.
– А вы знаете, уважаемая Елена Михайловна, – начал он, – как это важно, чтобы все было правильно.
– Как, Вениамин Ефремович? – лукавая Ленка вся превратилась во внимание, разве что ручку не взяла записывать, чтобы после на ночь вместо «Отче наш» повторять.
А Колытайло распузырился. И начал он от Адама и Евы или, как еще говорят, от печки, и затрындычил, занудил, загундосил. Уж Ленка десять раз пожалела, что спросила, хотя чего бы это изменило? Да ничего.
Подполковник гундел, а Елена соображала, как бы этак ненавязчиво его выпроводить.
– Ой, Вениамин Ефремович, – сказала она, – никак сигнализация на машине вашей сработала, как бы бандиты какие не угнали. Я слыхала, в прошлое дежурство угнали неподалеку иномарку, так до сих пор не нашли.
Колытайло прислушался. Во дворе и вправду завыла сигнализация. Он быстренько надел фирменную фуфайку с каракулевым воротником и побежал проверять. Машина стояла нараспашку, но около никого не наблюдалось. Только щенок маленький, рыжий забился внутрь и дрожал от холода. Морда у него была жалостная и тоскливая, а на здоровенных коричневых глазах слезы наворачивались от счастья, что вот нашелся хозяин и спаситель. Щенок радостно вилял грязным хвостом, отчего предмет гордости подполковника – меховое, из оленьей шкуры, сиденье вымазывалось. Колытайло схватил гаденыша и попытался вышвырнуть на двор. Тот уперся, завизжал, завыл, будто его пилили на куски и оставили целой только глотку, для того чтобы та орала на всю окрестность.
– Заткнись! – скомандовал Колытайло.
Щенок завизжал еще громче, истошней, самозабвенней. Мол, пусть народ знает, какие в руководстве охраны изверги, выгоняют несчастных животных на мороз. Колытайло пытался схватить, щенок не давался, уворачивался, вырывался. Наконец подполковник уцепил грязную тварюгу за шиворот, выволок из кабины, поднял повыше, потряс, прошипел: «Заткнись!» и перчаткой смазал по морде. Не больно, а так, чтобы заткнулась и не позорила его. Псина действительно замолчала. Потом выставила короткую окоченевшую штуковинку и пустила струю.
– Ты чего делаешь? – заорал мангустовский замначальник.
– А не дерись! – ответил щенок. – А то привыкли руками махать да по мордам перчатками. Я вас отучу ручонками-то дрыгать!
Колытайло разинул рот, и вредный кобелек очередную струю направил прямо в образовавшееся в подполковнике отверстие. Что не попало внутрь, потекло по обмундированию. «Мангуст» захлебнулся, закашлялся, выпустил животное и стал отплевываться. Возвращаться к обворожительной Елене не представлялось возможным. Вениамина Ефремовича трясло от унижения, злости и обиды. Он прополоскал рот жидкостью для помывки стекол, вытер сиденье, потом одежду, сел за руль и умчался. А за ним, покуда не выехал со двора, скакал и тявкал щенок.
Когда автомобиль укатил, Рыжий замолк, самодовольно ухмыльнулся и проворчал:
– Вот так-то! А то привык с незамужними женщинами в рабочее время трепаться! У меня быстро угомонишься!
Елена Михайловна не поняла, что приключилось с начальником. Чего это он не прощаясь укатил.
«Ну, прямо по-английски, как денди какой», – подумала она.
Решила, что и слава богу, а то нудил бы еще невесть сколько. Закрыла парадную дверь и принялась распаковывать еще горячую жареную курицу размером с гуся, которую приготовила дома и вытащила из духовки прямо перед выходом на дежурство, чтобы угостить и произвести впечатление на Георгия. Потому что давно вычитала в старинной книге, да и по своему опыту знала, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок.
Потом задумалась, может, у замначальника сердце заплохело или давление, и лежит он сейчас в сугробе, помирает. Выглянула на улицу, но не увидела ни подполковника, ни его машины, а только симпатичного веселого щенка у двери. Запричитала:
– Ах ты, маленький, замерз, изголодался, заходи, согрею тебя, накормлю.
Щенок не заставил ждать, шмыгнул в здание и сгинул в длинных коридорных закоулках. Женщина не стала разыскивать и звать животину. Решила, что как проголодается, сам придет.