Купите девочку
Шрифт:
– Привет, Шанец! – приветствовал он его, протягивая сухую узкую ладонь. – Жив?
– Местами.
– Возникли проблемы?
– Пока нет, но возможны...
– Правильно. Проблемы надо устранять до того, как они возникли, до того, как они проявили свою силу и власть. – Бевзлин сел в кресло у окна. – Присаживайся, – рядом стояло такое же кресло. – Хочешь выпить? – он указал на бутылку с минеральной водой.
– Воздержусь, – Шанцев осторожно опустился в кресло, уже этим выражая уважение к хозяину и признавая его первенство. Хотя смертельно хотелось ему просто упасть на мягкое податливое сиденье и провалиться в него до самого пола.
Бевзлин выглядел беззаботным, смешливым, его белые зубы сверкали, глаза светились участием, легкая свободная одежда создавала впечатление молодости и уверенности. Но Шанцев знал, хорошо знал, насколько все это далеко от истинного Бевзлина. А впрочем, нет, он и истинный был такой же, смешливый и легкий в поведении, но это не мешало ему принимать решения, которые не то чтобы оказывались жестокими или безжалостными, просто они были нечеловеческими. Он не обладал качествами, которые принято ценить, – сочувствием, готовностью помочь или хотя бы понять. Бевзлин не умел прощать, не то чтобы не хотел, не умел. Его решения были быстры и правильны, но опять же с точки зрения робота, который выбирает наиболее рациональный путь, не считаясь ни с чем, кроме конечного результата.
– Говори, Шанец... Слушаю.
– Этот старик, который зарезал двух наших ребят...
– Я уже принял меры. Его нет.
– Знаю... Следователь доложил.
– Следователь? Он наш человек?
– Не думаю.
– Мешает?
– Пока нет... Но может.
– Помочь убрать?
– Рановато... Пока он ничего не сделал. Но заинтересовался. Его человек работает в домоуправлении... Выясняет, какие квартиры кому принадлежали, с каких пор, на каком основании.
– Ишь ты! – не столько возмутился, сколько изумился Бевзлин. – Любознательный, значит?
– Да. Очень. Дело еще вот в чем... Он успел раскрутить старика. И теперь, вполне возможно, знает гораздо больше, чем ему положено.
– Шустрый, значит? Наш пострел везде поспел? – весело спросил Бевзлин. – Сказано, давно сказано, еще в Библии... Знания рождают скорбь. Чем больше знаний, тем больше скорби.
– Хорошая мысль, – согласился Шанцев.
– Ты с ним разговаривал?
– Да.
– Он как, поддающийся?
– Мне показалось, что с ним можно договориться... Но слава у него дурная.
– Патриот?
– Энтузиаст. Фанатик.
– Законы уважает?
– Не всегда... Иногда не прочь все законы послать подальше и сделать, как сам считает нужным.
– Это же прекрасно! Значит, наш человек!
– Сомневаюсь, Толя... Сомневаюсь.
– Кто его окружает?
– Есть жена...
– Хороша собой?
– Достаточно хороша.
– Лишить жены. Хотя бы на время. Эти следователи очень привязчивы, они страшно переживают, когда лишаются детей, жен, любовниц... Есть кто еще?
– Друг, директор гастронома...
– Хороший гастроном?
– Ничего... В порядке заведение.
– Купи его. Не нужен ему гастроном. Перебьется.
– Есть парнишка... Помощник, юный друг, как говорится.
– Пусть исчезнет! – рассмеялся Бевзлин. – Для начала. Тебя что-то смущает?
– Толя, послушай меня... Я навел справки об этом Пафнутьеве. Крутой мужик, оказывается. Он побывал в хороших переплетах...
– Круче нас с тобой? – радостно удивился Бевзлин. – Неужели такое возможно?
– Не круче, конечно...
– Но где-то рядом? – подсказал Бевзлин. – Слушай меня, Шанец. Если он крутой, но не наш – убрать. Если крутой, но наш – приблизить, нагрузить работой, поощрить. Ведь он начальник следственного отдела? Хорошо бы на этом месте иметь своего человека, а?
– Хорошо бы, – согласился Шанцев.
– Значит, так... При малейшем сомнении – убирай. Без следов. По нашему законодательству, если есть труп – есть убийство, если трупа нет, то и убийства нет. Помочь? – Бевзлин улыбнулся белозубо, широко.
– Справлюсь. – Шанцев прекрасно понимал, что за предложением помощи скрывается обыкновенное подзуживание, подзадоривание, которое не будет продолжаться слишком долго. Бевзлин хочет убедиться – действительно ли он справится или же ему придется помогать. Знал Шанцев – дорого обходится помощь Бевзлина, слишком дорого для любого, кто на нее соглашается.
– Еще... Он знает только о старике и обо всем, что с ним связано? Больше он ничего не знает?
– Я подробно с ним поговорил. Ни малейшего намека на остальное не было. Он бы дал понять. Очень уж хотелось ему прищучить меня... Нет, он бы не удержался.
– Хорошо. Приму меры. Но основное лежит на тебе. Вопросы есть?
– Вопросов нет.
– Будь здоров, дорогой друг! – весело рассмеялся Бевзлин и, легко, пружинисто поднявшись из кресла, протянул Шанцеву узкую ладонь.
Андрей не сразу понял, что с ним происходит. Какая-то непривычная раздраженность сменялась неуверенностью; уже вернувшись вечером домой, он неожиданно спохватывался, одевался и выходил в весенний город. Мать смотрела на него озабоченно – она тоже не понимала, что с парнем. Отшагав по улицам час-полтора, Андрей возвращался, молчаливый и сосредоточенный, быстро принимал душ и ложился спать, так и не обронив ни слова.
– У тебя все в порядке? – спросила как-то мать, не выдержав тягостного его состояния.
– Конечно, нет, – улыбнулся Андрей. – Разве может быть у человека все в порядке? Так не бывает.
– Что-то тебя водит, Андрюша...
– Поводит-поводит и перестанет, – успокоил он мать и, коснувшись рукой ее плеча, ушел в свою комнату. И только там, наткнувшись взглядом на фотографию женщины, он как бы встряхнулся. И понял, что дело в ней, в этой красавице со строгим, печальным взглядом, обнаженной грудью и распущенными волосами. Андрей взял портрет в руки, всмотрелся в ее лицо, глаза и вдруг осознал, что, никогда не видя ее живой, смертельно по ней соскучился, что хочет ее видеть.