Купите девочку
Шрифт:
– Ради вас открывать? – женщина изогнулась, уперев коричневые кулачки в провалы боков.
– Ради меня! – рявкнул Пафнутьев, и только сейчас женщина сообразила, что перед ней не простой квартиросъемщик и уж никак не ветеран всех войн пришел клянчить кусок стекла или обрезок трубы. – Кто есть из руководства?
– Начальник... – сбавила тон женщина. – Но она занята.
– Кем?
– У нее посетитель... – женщина начала заискивать.
– Из прокуратуры? – продолжал сотрясать воздух Пафнутьев, уже наслаждаясь положением, в котором оказался.
– Из милиции...
– Правильно! За вас давно пора взяться!
– Видите ли, Тамара Леонидовна наказала, чтобы ее не беспокоили, она скоро освободится и тогда...
– Пьет?!
– Простите?
– У себя в кабинете – пьет?!
– Там какое-то событие... Ее дочь закончила...
– А милиция? Помогла? Теперь обмывают? – И Пафнутьев, не задерживаясь больше на пустые разговоры, с силой рванул на себя дверь, украшенную табличкой с единственным различимым словом «начальник». Жиденький крючочек, сработанный из гвоздика каким-нибудь слесарем-неумехой, тут же отскочил и обнажил тайную жизнь начальницы. Пафнутьев оказался прав – на столе стояла бутылка водки, два стаканчика, а на газетке мелковато, явно женской рукой был нарезан помидор, и хлеб был нарезан плохо, рвано как-то, и колбаса была нарезана просто отвратительно – крупноватыми несъедобными кусками. Что-то проступало в этой стыдливой пьянке недостойное тостов высоких и любвеобильных. Умильная, немного жалостная от обилия помады улыбка начальницы на его глазах необратимо и страшновато превратилась в гримасу ненависти и недовольства. Милиционер, поняв, что пробил его час, гневно повернулся к Пафнутьеву вместе со стулом. Но Пафнутьев не дал ему возможности произнести ни слова.
– Безобразие! – пророкотал он и, взяв у стены стул, придвинул его к столу и сел. В упор посмотрел на начальницу, которую стоявшая на шухере женщина назвала Тамарой Леонидовной. – Администрация пьет! Милиция пьет! А прокуратура? Хуже? Чем для вас прокуратура хуже?
– Простите, – пролепетала подавленная таким напором начальница. – Может быть, вы...
– Пафнутьев Павел Николаевич. Начальник следственного отдела прокуратуры. Прошу любить и жаловать!
– Очень приятно, – улыбнулась наконец начальница, показав красные от помады зубы.
– Слышал, – кивнул милиционер, одергивая пиджак.
– Присоединяйтесь, – женщина молниеносно вынула из тумбочки третий стакан, не очень свежий, мимолетно отметил Пафнутьев как бы даже помимо своей воли. Тяжело пить из такого стакана – между гранями на дне скапливается всякая грязь от жирных пальцев, помидорного сока, колбасных отложений. Правда, все это с внешней стороны, но когда пьешь, грязь видна увеличенно, дно стакана становится лупой.
– Спасибо, только что от стола, – отказался Пафнутьев, но его уже не слушали. Милиционер придвинул ему самый красный кусочек помидора, женщина плеснула в стакан водки, наполнив его почти наполовину. «Неважная водка, – отметил про себя Пафнутьев, – но в смеси с финской, которой меня угостил Овсов, авось она окажется и не столь смертельной, не столь». – Ну что ж... Тогда за содружество трех ветвей власти! – брякнул Пафнутьев и даже сам удивился ловкости, с которой у него вырвались эти слова. «Мастак ты, Паша, стал тосты толкать, не каждый за тобой угонится, не каждый».
Стаканы глухо звякнули, и все трое выпили. Может быть, водка отмоет помаду с ее зубов, успел подумать Пафнутьев, но когда женщина выпила и улыбнулась, он убедился, что надежды его были напрасны – зубы у нее сделались еще краснее, теперь к ним прилипла еще кожица помидора.
– Значит, так, – сказал Пафнутьев, закусив колбасой, которую ему выделили случайные собутыльники. – Самохин. Меня интересует гражданин Самохин Михаил Михайлович.
– О боже! – простонала начальница. – Опять влип?
– Да.
– Что на этот раз?
– Вчера задержан возле универмага. Продавал девочку. А лицензии на право продажи при себе не имел.
– Как не имел? – ужаснулась начальница, имея в виду, что не бывает лицензий на подобную торговлю. Но Пафнутьев пожелал понять ее иначе.
– И меня удивило! Ни справки, ни лицензии... Кошмар какой-то! Что происходит в стране?!
– Наверное, в роддоме спер, – мрачно проговорил милиционер, из чего Пафнутьев заключил, что парень этот, красномордый и непритязательный, судя по невысокому качеству водки и вампирьим зубам начальницы, знает Самохина достаточно хорошо.
– А при чем тут роддом? – спросил Пафнутьев.
– Роддом у нас за забором... Вот Самохин и взялся по совместительству обслуживать. Он там больше пропадает, чем на основной работе. Вечно у них что-то ломается, ремонт требуется только срочный, терпеть они не могут, дети кричат, матери, естественно, матерятся... И спирт, опять же, у них бывает, и сестрички бегают по коридорам без присмотра... Вот Самохин там и ошивается. В мастерской не застанешь.
– И что... Можно вот запросто спереть ребенка?
– Сами видите, – печально кивнула женщина и разлила остатки водки. Порывшись в тумбочке, она вынула еще один помидор, и милиционер тут же разрезал его ножом, сработанным из обломанного полотна. Похоже, заточка была хорошая, из разрезанного помидора не выдавилось ни капли сока.
– Будем живы! – поднял стакан милиционер.
– Не возражаю, – Пафнутьев чокнулся, выпил, помолчал, прислушиваясь к себе, к тому, как встретил его организм водку. Резких протестов он не услышал и потому с облегчением бросил в рот кусочек помидора. – А где его мастерская, этого Самохина?
– Вряд ли вы его застанете там.
– Хотя бы отмечусь!
– По этой улице двенадцатый дом, – сказала начальница неохотно. – В полуподвале. Кавардак у него там, но вы уж простите... Даже такого сантехника найти непросто... Да, а что с ребенком? – вспомнила она. – Ему удалось продать девочку?
– Удалось.
– И сколько же он запросил? – спросил милиционер, сдергивая с себя форменный галстук – становилось жарко, а уходить он не собирался.
– Три бутылки водки.
– Мог и больше запросить, – сказал милиционер раздумчиво, что-то прикинув про себя. – Но это надо на любителя нарваться, не каждый возьмет, покупатель нынче капризный пошел, переборчивый.
– Он нарвался, – успокоил его Пафнутьев, поднимаясь. – Спасибо, ребята, было очень вкусно. До скорой встречи! – произнес он обычные свои прощальные слова, но начальница поняла его буквально.
– Вы еще придете к нам?
– Обязательно.
– Ждем, – она улыбнулась со всей доступной обворожительностью, даже привстала, но Пафнутьев поспешил к выходу, чтобы не увидеть еще раз жутковато-красноватую улыбку домоправительницы.
На улицу он вышел с облегчением. Весна продолжала набирать силу, ручьи радовали глаз солнечными бликами, в воздухе разливался запах теплой коры, оттаявшей земли, в прогретых дворах жгли костры из прошлогодней листвы, просохшего мусора. Запах дыма волновал и тревожил Пафнутьева, будто было ему лет двадцать, будто шел он, глупый и влюбленный, раздвигая собой весенний воздух и улыбаясь встречным зажигалочкам, как когда-то называл он юных и дерзких.