Купленная. Доминация
Шрифт:
То, как резко вспыхнули чуть оттопыренные уши Вальца предательски алым и такого же оттенка поползли по его шее и щекам пятна Роршаха, могло говорить только об одном — я оказался прав.
— Боюсь, я не располагаю нужными правами о распространении административных сведений касательно постояльцев нашего отеля кому бы то ни было. Если, конечно, это не представители правоохранительных органов.
— Сделаем вид, будто я ничего из этого не слышал, а ты — не говорил. — произносить перед Егором одну из излюбленных фраз отца и следить за последующей на нее реакцией — дорого стоит. — Боже, Вальц, да расслабься ты уже. Я с ним только что говорил по телефону, и он меня там ждет. Можешь, конечно, проверить и позвонить ему в номер, но… Сам понимаешь, насколько это будет выглядеть странным —
— Я, так понимаю, вам нужен запасной ключ. — какой сообразительный мальчик, но слишком уж выслужливый. Никогда такие не нравились. Особенно нервируют, когда их так картинно разрывает на части извечной дилеммой быть или забить. Либо выполнять беспрекословно все распоряжения главного хозяина гостиницы, либо, как сейчас, поджать хвост и пойти на попятную перед сыночком очень требовательного работодателя. Все-таки сын, хочешь не хочешь, а не какой-то там посторонний с улицы человек. Не стану же я говорить Вальцу, какие у нас в семье на редкость странные с друг другом отношения, что даже родной папенька назначает официальные и неофициальные встречи со мной только через своих секретарей и Коршунова.
— Единственное, чем ты мне действительно нравишься, Вальц, так это своей понятливостью. — и опять приношу свои дичайшие извинения за возможность высказаться от всей души. Но делать кому-то незаслуженные комплименты совершенно не люблю. Людей, в подавляющей их численности, кстати, тоже.
Уже в лифте в какой-то степени мне удалось более или менее расслабиться. А до сего момента я даже не был уверен, что вообще до него дойду. Вернее, попаду ли так просто в пентхаус. К тому же, до двадцатого этажа путь не близкий, нужно собраться с мыслями, заранее подготовить вступительную речь. Правда, в моем случае самый большой козырь — это эффект неожиданности. В любом случае, у отца не будет другого выхода. А это уже по своей сути весьма редкое, я бы даже сказал, исключительно ценное явление — загнать Стрельникова старшего в безвыходную ситуацию. Иначе на кой вообще было затевать всю эту авантюру?
И почему в этом гребаном отеле, так много зеркал, вашу бабушку? Я, конечно, люблю безмерные пространства, но в этих же, бля, постоянно что-то или кто-то отражается. Видеокамеры, кстати, тоже дико раздражают, если не бесят до белого каления. Мало мне наследственной паранойи, так еще и умудряются ее обострять в подобных местах. Как раз одна такая смотрела на меня своим рыбьим глазом из-под потолка в лифте. И хрена с два отвернешься, потому что увидишь ее отражение в зеркале. Так что, не обессудьте за мою клоунскую импровизацию от пожизненного комедианта. Я всего лишь пользуюсь советами от персонального психиатра моего любимого папеньки — пытаюсь расслабиться такими вот незатейливыми способами, именуемыми в простонародье инфантильным дурачеством. Прижимаюсь лбом к зеркальной стенке лифта, глядя исподлобья в собственные глаза и заодно изучая свой фейс на наличие подозрительных кожных и прочих дефектов. Конечно же их нахожу (куда уж без них), что называется, до фига и больше. Из-за чего, естественно, поджимаю в печали губы, признавая тот факт, что время никого не щадит, даже таких засранцев и красавчиков. Потом обнажаю зубы в зверином оскале и на десерт высовываю почти на всю длину язык, подражая Джиму Симмонсу из группы Кисс. Между прочим, неплохая зарядка для мимических мышц лица, а с языком это вообще практика из йоги, называющаяся симхасаной — рычащим львом. Так что не надо думать, будто с головой у меня не все в порядке. Как раз там у меня все на своих местах. Да и развлечь дежурных из внутренней охраны отеля тоже не помешает. Кто знает, может даже отцу покажут запись. Хотя, едва ли…
А вот снять до конца легкий мандраж у меня так и не получилось. Стоило кабинке лифта остановиться на последнем уровне, а дверям издать знакомый перебор мелодичной композиции, от былой самоуверенности осталось где-то не более двадцати процентов. Все остальное
— Прости, что без предупреждения и предварительного звонка, но до тебя дозвониться еще сложнее, чем Осирису в загробный мир. — искать Стрельникова-старшего долго не пришлось.
Отец как раз в это время находился в гостиной, в зоне лаундж-бара и неспешно попивал кофе перед захватывающим дух видом из панорамного окна. Еще одна схожая привычка, при чем двойная — страстная любовь к бескрайним пространствам и крепкому кофе перед завтраком. Хотя увидеть Глеба Стрельникова в нетрадиционном для его делового образа вельветовом халате и… в тапочках, для этого действительно нужно иметь очень крепкие нервы.
— Для этого и существует вспомогательная связь через профессиональных посредников. — он даже не обернулся на мой голос, будто определил мое появление в номере еще до того, как я рискнул с ним заговорить. Не удивлюсь, если так оно и было. — Ты ведь знаешь, как я не люблю подобного рода сюрпризы.
— Откровенно говоря, я не знаю, что ты вообще любишь. А рисковать по жизни — это уже мое извечное пристрастие.
— Надеюсь, данная выходка была у тебя последней. — он наконец-то отвернулся от окна, соизволив обратить свой царский взор переполненный, как обычно, то ли абсолютной апатией, то ли неизлечимой (в его случае) атараксией прямо на меня. Я как раз сокращал последние шаги к его месторасположению. И, надо отметить, изначального волнения за прошедшую минуту не поубавилось ни на йоту. А ведь это он стоял передо мной в этом нелепом халате. Или я просто не привык его видеть в столь естественном для других домашнем виде, или банально уже забыл, когда его видел таким в последний раз. Наверное, в очень далеком детстве. К тому же, сам халат нисколько не портил его презентабельной внешности. Казалось, он и костюм клоуна облагородит собою за нечем делать.
— Ну уж прости за возможность выкрутиться из тройного штопора в процессе акробатического винта, в который ты же меня и попытался загнать, предварительно поставив в позу рака. Спасибо хотя бы за то, что не сделал это со мной на людях.
Всегда восхищался реакцией отца на любые мои (и не только мои) попытки его хоть как-то и чем-то поддеть. Максимум, мог слегка поджать губы, чуть прищурить глаза и повести едва заметным глазу неопределенным жестом головой. И поди разбери, что это было — недовольство или же, наоборот, достойная оценка моим сценическим талантам.
— Так ты все это устроил только за возможность полететь сегодня в Альпы?
— Зачем спрашивать, если и так знаешь ответ на свой вопрос. — я протянул ему папку с документами, переложив остальную, не поместившуюся в карманах куртки ношу, во вторую руку.
При чем большинство подобных моментов происходили едва не по одному и тому же сценарию. Отец никогда (и не только у меня) не спешил что-либо брать в свои руку, намеренно затягивая со своим на данный счет решением. И ведь запросто мог решить не в пользу просителя. Он даже никогда не смотрел на то, что ему пытались подсунуть под нос. А если вспомнить о том факте, что я был его на пару сантиметров выше и стоял сейчас перед ним в берцах с массивной подошвой, то ощущением, будто это я взираю на него снизу вверх придавливало в такие минуты невероятно убийственным.
— И я, между прочим, попросил прощение сразу, как только сюда вошел. Неужели это сейчас вообще никак не оценивается? Я твой сын, как-никак. Понимаю, ты никому не делаешь поблажек и в первую очередь близким тебе людям, но я тоже получил место в твоей компании не за одну только одинаковую с тобой фамилию. К тому же я не вижу разницы, когда тебе передавать исправленную работу, сейчас или после твоих… праздных развлечений.
— Я мог в этот момент находиться здесь не один, Кирилл. Или в той же спальне. Тебя бы и это не остановило? Хотя, о чем это я? Данный факт тебя как раз и не остановил.