Купленная. Игра вслепую
Шрифт:
Но самое страшное во всем этом, я просто обязана была ответить на его предложение хоть чем-то. Не важно чем, лишь бы не выглядеть при этом до смерти напуганной жертвой серийного маньяка.
— Смотря, как именно ты собираешься мне все это показывать. Либо с целью меня запугать, либо просто банально похвастаться своими мальчуковскими игрушками.
Как жаль, что ему не пришло это в голову еще неделю назад, когда он не имел никакой нужды притворяться, и когда мне не приходилось отвечать ему тем же. А теперь меня едва не насильно заставляли это делать — переступать через собственные страхи и буквально давить себе на горло, чтобы сказать ему то, чего я не хочу говорить, улыбаясь так, как не хочу ему сейчас улыбаться. Может я наивно все это время ждала, когда
— А два в одном не предусматривается?
— Зависит от того, чего на самом деле ты хочешь добиться.
— Тогда идем, раз такая смелая, — как будто иначе он бы меня туда не повел, взяв при этом за ручку, как маленькую девочку.
Хотя я и до этого не представляла, как буду себя вести в дальнейшем. Пришла, да. Выдержала первый поцелуй и первые, пока еще щадящие объятия, но вот что дальше? Подыгрывать в игре, в которой мне заведомо предусмотрена роль проигравшей, еще и с самого порога ведут в коллекционную комнату профессионального потрошителя? Я точно сошла с ума. И если каким-то чудом сегодня выживу, не представляю, как вообще буду говорить об этом с Киром.
— Тут совсем немного, небольшая, но зато самая-самая ценная, по моему личному предпочтению часть.
Еще одно помещение, которое закрывалось на несколько замков, включая кодовый. Но, как выяснилось через несколько секунд, это было не просто домашнее хранилище с частной коллекцией редких вещей, а вполне функциональный для любого время суток рабочий кабинет, где кроме классической мебели из натурального дерева и темно-шоколадной кожи присутствовали массивные стеллажи-тумбы из небьющегося стекла с дополнительной внутренней подсветкой. Если по началу я безумно боялась переступать порог этой комнаты, то уже через пару шагов внутри ее необъятного пространства, я напрочь забыла о всех своих последних удушающих страхах. Их сменило вначале недетское любопытство, а потом уже и разросшийся не на шутку чисто любительский интерес. На другой уровень я все равно не тянула, только на зрительский — ходить с открытым ртом между декоративными полочками и не менее роскошной мебелью кабинета, не зная, за что хвататься взглядом в первую очередь. То ли за инкрустированный резными накладками внушительный массив мореного дуба, то ли за более мелкие экспонаты в виде металлических орудий пыток весьма шокирующих конструкций или более искусных ножей и ножен всевозможных размеров и форм. В их подлинности, как и в исторической ценности я нисколько не сомневалась, пусть и не имела никакого понятия, к какому веку и стране принадлежала та или иная вещь.
— Это что, настоящая инквизиторская груша? — не знаю, почему я назвала ее инквизиторской, наверное, ляпнула то, что первое пришло в голову при виде данного одновременно и жуткого, и искусно отлитого из отшлифованного металла латунного цвета механического приспособления. При чем лежала она на одной из средних полок самого близкого к окну углового стеллажа раскрытой во всей своей пугающей красе подобно пасти хищного цветка из какого-нибудь фильма-ужастика. Три массивных "лепестка" с очень красивым рельефным рисунком на каждом сегменте и ручка-кольцо центрального винтового стержня из литого орнамента-"герба".
— Вообще-то, это груша страданий или просто, железная груша.
Единственное, за что я буду благодарить Глеба в этот день, так это за его временную ненавязчивость. Как будто он на самом деле устроил для меня данную экскурсию только для того, чтобы потешить свое собственное самолюбие, как исключительного коллекционера и истинного ценителя подобных вещей. И заодно понаблюдать за моей естественной реакцией, которая потихоньку менялась из внутренне напряженной на неподдельно восхищенную.
— Я и не представляла, что она такая… большая…
— Эта, скорей всего, анальная, для содомитов. Хотя да, груша считается одним из самых страшных пыточных орудий эпохи процветания Святой инквизиции. Даже сложно представить, какую нужно иметь извращенную фантазию и непомерно садистскую натуру, чтобы создавать все эти ужасные вещи, выдавая их за богоугодных помощников христианской добродетели. — странно было слышать все это из уст того, кто занимался коллекционированием столь до жути пугающих экспонатов и в свободное от работы время "пытал" в комнате боли своих купленных для данной цели "рабынь". Хорошо, что в эти минуты я не так остро реагировала на звучание его невозмутимо спокойного голоса. Впрочем, как и на его близость, пусть и понимала, что это ненадолго. Я же не буду все тут разглядывать до потери пульса с одержимой дотошностью средневекового искусствоведа и профессионального ценителя исторических ценностей. Рано или поздно моя экскурсия должна будет закончится вполне предсказуемой финишной прямой.
— Сложно вообще представить, откуда у людей берутся подобные фантазии и желания. Почему их так тянет в эту… Тьму. Отнимать чью-то жизнь или… кого-то калечить ради деградирующего человека удовольствия? Неужели оно того стоит? Потерять свою человечность, чтобы в полную меру наслаждаться страданиями невинных и слабых?..
Понятия не имею, чем конкретно мне ударило в голову произнести вслух всю эту чушь. Но, такое ощущение, будто оно само вырвалось на волю, как только мое тело и разум испытали долгожданное послабление после недавних потрясений. Поэтому я и не выдержала? Сказала то, чем изводилась все последние дни, завуалировав свои прямые обвинения столь "банальными" мыслями вслух? И судя моей враз оперившейся смелости, я определенно сошла с ума.
— Человеческая природа не совершенна, а от того и непредсказуема. Хотя отличия все-таки имеются. Тот, кто насилует против воли, естественно осуждается и предается законному правосудию (по крайней мере, в наши дни и в нашем государстве). Но если обе стороны идут на подобные вещи с обоюдного согласия, тогда эта Тьма уже зовется Темой и судить этих безумцев мы можем только в своей голове.
Я медленно перешла к соседнему сегменту стеклянного стеллажа, так и не посмотрев в сторону близстоящего Глеба. Все-таки страхи и связанное с ним волнение никуда так и не делись. Может лишь немного поубавили свои остервенелые атаки, но не более того. Опасность никуда не исчезла, и окружающие меня предметы еще больше доказывали, что все мои переживания не беспочвенны. Мало того, что я сама, добровольно пришла в логово к убийце, так теперь еще и он завел меня в комнатку, набитую под завязку коллекционным оружием и предметами средневековых пыток. Тут и у самых стойких запросто сдадут нервы, что уже говорить о напуганной до смерти двадцатилетней девчонке, которая в этот самый момент любовалась внушительным кинжалом возможно из того же далекого средневековья, но идеально сохранившегося до наших дней.
— Но разве у первой стороны не могут ни с того, ни с сего сорвать тормоза, которые вполне способны довести человека до точки невозврата? Ведь соблазны на то и соблазны, а Тема-Тьма раскрывает в людях только их темные стороны, что и приводит в конечном счете к усиленной стимуляции тех самых бесчеловечных пороков. И, разве власть не развращает? Власть над другими людьми, над их жизнями? Держать в руках чью-то судьбу и ни разу не воспользоваться столь исключительным искушением? Это же как наркотик. Наркомания, от которой нету ни лекарств, ни действенных видов лечения. Чтобы достичь желаемого эффекта, надо постоянно увеличивать либо дозу, либо частоту приема нужного наркотика…
— Как удивительно точно ты описала данный порок. Особенно, когда это касается жажды обладания жизнью одного конкретного человека. Или одержимости этим человеком на грани едва контролируемых пристрастий и порывов.
Даже не знаю, специально ли он все просчитал заранее, или же оно вышло само собой по чистой случайности. Ведь не мог же он вложить мне в уста все то, что я вдруг рискнула вывалить ему на голову, преследуя лишь собственные на то цели? Но воспользовался он моими словами именно так, как было удобно ему, перекрутив их в нужную ЕМУ сторону.