Куплю свадебное платье
Шрифт:
Продуктовые вывески палаток и ларьков не предвещали никакой возможности найти в них скорую медицинскую помощь, я сделала было полшага к парикмахерской, но в то утро и на ней висел замок, и я вернулась. Томность и тишина улицы Восьмого марта не сулили близкого начала конца моих страданий — было ровно пять часов с секундами.
Мимо прошли и вернулись две сомнамбулы в брюках, предложив:
— Пойдемте, дамы, у нас тут койка, поспите-отдохнете…
С. Н. Никулина что-то сказала, я повернулась.
— Мы ж пошутили! — крикнул один из них, спотыкаясь о бордюр. Тихая улица.
— Ну что, куда? — тоскливо заныла я.
— Давай к остановке, а там спросим, где тут приемный покой и…
Около нас притормозили две бродячего вида собаки и стали ждать, что мы будем делать с углом дома. Мы стояли, собаки встали в очередь и ждали, около нас остановился белый «Линкольн», и я сразу подумала, что у меня начался бред.
Главное — произвести впечатление.
Нет-нет, главное — в любой ситуации постараться выжить…
Нет же! Самое главное — не проворонить, не упустить, схватить свою мечту за хвост, пока ее не схватили другие красавицы!
— Вы — ангел! — выдохнула я, прикрывая щеку воротником, и упала прямо на водителя этой удивительной машины буквально за секунду до того, как он подошел к нам, всего лишь за секунду, меня подвел мой единственный открытый глаз. Но водитель умудрился меня поймать, и я не упала в пыль, где сидели две любопытные собаки, ждущие того приятного момента, когда мы отойдем от угла трехэтажного дома по улицам Восьмого марта и соседней Кастанаевской и освободим им вожделенное место — телеграф, где собачьи точки и тире пишутся годами и даже сотнями лет.
— Ну вот, — тягуче засмеялась София, пытаясь вырвать меня из рук мужчины. Скажу сразу, ей это не удалось, я лежала и не шевелилась. Мне было так плохо, я даже не дышала с минуту, надеясь мирно и незаметно помереть.
И когда меня наконец оторвали от земли, я обнаружила себя на заднем сиденье машины, а впереди, рядом с водителем, щебетала София, ее даже не было видно за креслом, только хихиканье этой предательницы разносилось по салону.
«До остановки довезите», — хотела попросить я, но не смогла и слова вставить.
Машина остановилась в центре, у памятника вождю всех слепых, где на доме среди прочих вывесок радостно белела эмалевая табличка:
Дантист Горностаев
ЧАСТНЫЙ КАБИНЕТ
Я начала вылезать, а София, не отрывая взгляда от водителя, сообщила, даже не повернувшись:
— Мы же деньги забыли! Наташ, слышишь? Мы же деньги забыли в гостинице, вот дуры!
Я втянула обе ноги обратно в машину и заплакала навзрыд. Десна болела так, словно в ней торчала не кость, а змеиное жало.
— Кто вас обидел? — с водительского кресла раздался удушливый старческий голос.
Я даже перестала рыдать, настолько не вязался голос с полным сил мужчиной, который смотрел на меня, как обычно дезинфекторы смотрят на помирающих тараканов. Со спокойным вниманием: ну, сколько тебе еще осталось жить, хорошая моя?
«Какой детинушка!» — разглядывая водителя вблизи, ахнула я. Лет сорока или больше? Плечи и голова представляли собой начало многостворчатого шкафа, а что же внизу? — задала я работу своим мыслям и начала усиленно гадать.
Только с лицом у него что-то; непорядок, в общем, с лицом. На первый взгляд, оно состояло из отдельных фрагментов… Видимо, с год назад с водителем случилась непредвиденная аварийная травма, и его, возможно, собирали по кусочкам.
У нас в Сапожке с такими лицами ходила парочка бывших бандитов из Санкт-Петербурга, на пенсии. Оба с хроническими улыбками. По их же рассказам они, управляя джипом, на обычной скорости съехали в кювет, налетев днищем на ограждающий столб, и вся арматура впилась одному из них в верхнюю часть лица, а другому — в нижнюю.
И обоим фрагменты лиц и остального зафиксировали миниатюрными титановыми пластинками, чтобы человеческий облик не покинул их после аварии раз и навсегда. Милые парни, простые, ходили по Сапожку и горланили песни по ночам. Я вздохнула, глядя на титановый нос водителя, и всхлипнула…
Водитель переменился в лице, вылез из машины, посмотрел снова и начал вытаскивать меня с заднего сиденья на асфальт.
Я уперлась.
В маленькой капсуле приемной сидел такой же маленький дантист и зевал, показывая неприличное количество белых зубов. Я таких странных врачей никогда не видела. Почти с меня ростом, может быть, выше сантиметра на три, усталые глаза и рыжие волосики, приглаженные по обе стороны головы. Меня словно током ударило! Я никогда, никогда, никогда еще не видела такой страшненькой и смешной красоты в другом человеке.
«Я его люблю!» — стукнула мне по голове невидимая любовная балка с неба, наверное, какой-то ангел перепутал ее со стрелой или кидал на какого-то слона, а упала она на меня. И в голове у меня образовалась дыра, из которой звезды любви поплыли по воздуху к этому человеку.
Я в свои неполные девятнадцать дантиста видела лишь однажды, когда сломала клык о кокосовый орех. У меня здоровье, про которое обычно говорят коротко: не жалуюсь.
А дантист сперва стал кашлять, потом смеяться — видимо, нечасто его в шесть утра посещало трио из лилипутки в красном трико и черной саржевой юбке, девицы с костью в зубах и здоровенного амбала со штопаным лицом и ключами от «Линкольна» на пальце.
— Горностаев Дима, врач-стоматолог, — представился он. — Здравствуй, Валер, — кивнул дантист водителю и повернулся ко мне.
И через неделю я стала Горностаевой.
Дима: — Глаза цвета горячего миндаля, гладкие блестящие волосы и раскрытые губы. Из них торчала маленькая косточка… Ну и что?
Куплю свадебное платье
Планету снова накрыли метеоритные дожди, а я собралась замуж.
Когда я увидела Диму, то подумала — от него у меня появится чудесный мальчик или ушастенькая девочка. Димины уши колыхались от ветра из окна, и сразу возникала мысль — со слухом у него все в порядке.