Купол над бедой
Шрифт:
Димитри считал, что он хорошо экипировал своих людей и сам готов к холодной погоде, но край показал свой характер с первой минуты. Резкий ветер вышибал слезы из глаз и бросал в лицо мелкий снег, тающий на коже и заставляющий губы онеметь. Совсем как в детстве на крыльце родительского дома. Пяти минут на улице князю показалось достаточно для первого дня, и он вернулся под крышу. Остальным пришедшим с ним он сказал: "Тем, кто не рос на севере - не советую, по крайней мере сегодня". Они впечатлились и решили подождать с этим опытом. Ждать погоды им пришлось три дня, первый из которых Димитри потратил на визит в недостроенный маркизом Унриалем да Шайни замок на берегу большого озера, казавшегося саалан маленьким морем. Визит этот оказался настолько же необходимым, насколько и бессмысленным.
Бедняга Унриаль действительно выглядел очень скверно. Первой мыслью, пришедшей в голову Димитри, было "его отравили". У гордости клана да Шайни, звездного мальчика, щеголя и красавца,
– Не бери никакие их лекарства, никогда". Унриаля лихорадило и время от времени он начинал дрожать, потом болезненно морщился: суставы, видимо, болели все сразу. В коротком и бессвязном разговоре молодой маркиз проклинал эту землю за холод, длинную местную зиму за снег, жителей края за черствость и тупость их диких нравов, самого себя за то, что он сюда вообще пошел, местных советников за вероломство. Особенно злобно он клял какого-то Гаранта, который его подло бросил, скончавшись без предупреждения. Когда Унриаль говорил или морщился, видно было, что у него кровоточат десны. И он был весь в каких-то мокнущих язвах. Димитри спросил: "Как давно это с тобой?" - и да Шайни обреченно сказал:
– Месяц, не меньше. Может, больше. Не помню уже.
Димитри чувствовал жалость и отвращение. И не знал, чем помочь. Зацепиться за Источник маркиз не смог, а попытка Димитри помочь ему взять энергию закончилась для страдальца лихорадкой с бредом. Князь отдал беднягу своему лекарю, впрочем, заменив охрану у его покоев на своих людей, получивших приказ не выпускать Унриаля и не допускать к нему никого без разрешения князя. Лекарь промучился короткие местные сутки и развел руками: он не знал, что делать, и с каждым часом маркизу становилось все хуже.
Димитри подумал и вызвал местного врача. Тот, приехав из ближайшего городка, Приозерска, посмотрел на Унриаля да Шайни, как на кучку падали, потом, по мерзкому местному обычаю глядя мимо князя, сухо сказал, что он этим не занимается и здесь нужен другой врач, нарколог. Толмач из саалан долго объяснял Димитри значение этого слова. Оно и подсказало князю разгадку причин драмы. Впрочем, что бы ни случилось с маркизом да Шайни, это уже могло подождать.
Пожалуй, лучшим подарком этого тяжелого дня, полного неприятных хлопот, стало явление графа да Онгая, приехавшего на самоходной повозке из столицы края, Санкт-Петербурга, едва он узнал о прибытии легата императора. Граф был похож на человека, простившегося с жизнью еще пару месяцев назад и оставившего себе лишь долг. Он сказал, что, ожидая ставленника императора, позволил себе выйти далеко за рамки имевшихся у него волей наместника полномочий и провел переговоры с Московией о возможности неофициального визита как для "добрососедского знакомства" с президентом Эмерговым, так и для изучения местного языка. Предоставление человека для последнего и договоренности с ним Москва брала на себя. Слушая доклад, Димитри думал, что граф очень сильно рисковал, как беря на себя полную ответственность за край, так и позволяя себе сношения с иностранными державами без распоряжения своего сеньора. Да Шайни однозначно оценили бы его действия как измену. Однако положение в крае было действительно критическое.
Когда да Онгай закончил, князь изъявил желание увидеть своими глазами город. И, поскольку порталы еще не были настолько надежны, чтобы пользоваться ими, он согласился ехать в самобеглой повозке графа.
Город выглядел так, как будто по нему прошлась орда. Но жизнь здесь все же была. Она была хмурой, озлобленной и не желала иметь с пришлыми ничего общего, но это была живая жизнь. И значит, была надежда на восстановление и города, и хороших отношений с жителями. Хуже было бы, если бы живых не осталось и договариваться было бы не с кем, подумал тогда Димитри. Выяснив размеры "ошибок" маркиза, легат императора взял сутки на размышление. В эти сутки он не разговаривал даже со своими людьми, осмысляя то, что увидел в городе.
Так провалить задачу, как это сделал молодой маркиз да Шайни, надо было не просто постараться, а еще иметь особый талант. На саалан был зол весь этот мир. Империи ставили в вину разрушение уникальной культурной ценности, которая сама по себе имела общемировое значение. Но мало того: погибший дворец был местом собрания художественных полотен, статуй и других предметов искусства, которые там не только хранились, но и были выставлены для обзора желающих. Кроме Эрмитажа, маркиз "потерял" дворец музыки - филармонию. В списке потерь было еще одно здание, о назначении которого Димитри понял только то, что это, кажется, какой-то специальный театр и тоже культурная ценность, хотя и не мирового значения, но очень значимая - и для Озерного края, и для Московии. Последним широким жестом команда магов да Шайни в один день лишила город электроэнергии, от которой местные жители зависели не меньше, чем маги от Источников. И, чтобы два раза не замахиваться, погасила и Источники заодно. По всей планете сразу.
За пределами столицы края было немного получше: там с пришельцами хотя бы разговаривали, пусть и без охоты и крайне неприветливо. По крайней мере, там, где не было Зоны, это было так - и значит, хотя бы там обстановка была поправима. Но чтобы искать взаимопонимание с местными жителями, Димитри была нужна их речь. Так что всего через пять дней после своего прибытия он вылетел в Москву, встречаться с их правителем и изучать местный язык.
Самолет Димитри больше понравился, чем нет. Признавая, что переход по порталу быстрее и дешевле, князь весь час полета восхищался красотой земли с высоты, недоступной даже для драконов. Взлет и посадка переживались не сложнее некоторых заклинаний, так что дорога оставила у него скорее приятное впечатление. А вот предстоящая встреча скорее озадачивала. В самолете Димитри получил от толмача краткую биографию президента Московии Андрея Эмергова и несколько десятков его фотографий, официальных и не очень. И не понял ни одного слова. Согласно прочтенной легатом официальной сводке, за президентом числилась грязная история с предприятием "Костроматорф", которая, впрочем, не мешала ему в то время ни критиковать власть, ни утверждать, что все обвинения в его адрес суть расправа с политическим противником. Он ездил на самобеглой двухколесной повозке странного вида, покорил своих соотечественников обещаниями свобод, потом вдруг вспомнил о своем происхождении, хотя при чем тут оно, так и не объяснил, - и без перехода заговорил о чем-то, что он называл "традиционными ценностями". Для Димитри это походило на речи сумасшедшего, смешавшего в одну историю все, услышанное за день. А местных мешанина в заявлениях их лидера не смущала, они, не задумываясь, цитировали его выступления.
Москва впечатляла. Когда Димитри услышал, сколько людей называют ее домом, он сперва не поверил своим ушам. Потом, уже на земле, глядя на здания, в каждом из которых жило столько же людей, сколько можно было насчитать в небольшом городке его родного мира, князь понял, что рассказы о городе не были преувеличением, никто не пытался посмеяться над наивным чужаком и накормить его баснями. О Москве говорили правду: она оказалась огромным, никогда не спящим городом, полным противоречий, к счастью, не касавшихся князя и бывших заботой президента Московии.
Андрей Эмергов ждал его в крепости, бывшей сердцем этого чужого города. Димитри узнал храм и площадь: он видел их в альбоме, привезенном на Кэл-Алар.
Если правитель этой страны хотел поразить Димитри роскошью и мощью, то у него ничего не вышло. Местный роскошный фарфор и кружевную серебряную утварь Димитри уже видел и дома, дорогая ткань столового белья, чай свежего урожая и изящное печенье, приготовленное по сложному рецепту, ему были известны по рассказам, хоть и из вторых рук, обстановка тоже была знакома, все по тому же альбому. По-настоящему его удивил только сам собеседник. Димитри до этой встречи не мог и вообразить себе настолько неудачной композиции из манер мелкого купца, провинциального дворянина из выскочек и обычного грабителя. Даже простым и внятным требованиям кодекса вольных охотников моря поведение этого человека не вполне отвечало. Кошмарная сословная мешанина Нового мира заставляла задуматься. В ней этот человек мог оказаться главой страны, а гвардейцам маркиза сворачивали шеи, как скоту, по счету - просто за пропавших своих, не разбирая причастности. И это, возможно, делали люди, чьи предки давали личную присягу царю. Так что приходилось принимать собеседника всерьез, кем бы он ни был и как бы ни выглядел.
Князь не поверил обещаниям Эмергова, но говорить детально о политике Озерного края он был не готов. Пока не готов. Встреча закончилась заверениями в уважении друг к другу и готовности договариваться, для первого раза это было уже очень хорошо. Теперь оставалось еще одно дело, ради которого Димитри и ехал в Москву. Он хотел выполнить поручение императора в полной мере и, значит, должен был говорить с местными на их родном языке. Димитри смотрел в окно самобеглой повозки на город и людей и думал, что не хотел бы здесь жить. Слишком уж много народу, как в городах Южного Хаата, и как наверняка скоро будет на Ддайг. Его везли в плотном потоке машин в Московский университет - место, где местные учили свою молодежь своим знаниям и умениям. Нет, не магическим, речь шла о практических умениях, что в Саалан передаются внутри цехов и гильдий. И вот, один из людей, преподававших там местный язык местным же, согласился поделиться своими знаниями с чужаком.