Куприн на поединке в любви и творчестве
Шрифт:
Ну а теперь посмотрим, как это было в Российской империи, как относились к воспитанникам младшим воспитанники старшие.
Поединок с «дедовщиной»
Заметим, что Александр Иванович Куприн работал над романом, как говорится в писательском цехе, «скалывая с себя». Писал с натуры, ничего не измышляя, а рисуя на страницах книги то, что видел сам в свои детские-кадетские годы.
Едва его главный герой повести «Кадеты (На переломе)» Буланин был зачислен в корпус, если точно, в ту пору в военную гимназию, старшие воспитанники сразу стали обижать…
Вот эпизод. Подходит к
«– Ты оглох, что ли? Как твоя фамилия, я тебя спрашиваю?
Буланин вздрогнул и поднял глаза. Перед ним, заложив руки в карманы панталон, стоял рослый воспитанник и рассматривал его сонным, скучающим взглядом».
Итак, первое знакомство с тем пороком, который впоследствии, уже в наше время, наименовали «дедовщиной» и который, как уже говорил, журнашлюшные слуги разрушителей Социалистического Отечества приписывали исключительно Советской армии.
Старший начинает придираться к новичку:
«– Ишь ты, какие пуговицы у тебя ловкие, – сказал он, трогая одну из них пальцем.
– О, это такие пуговицы… – суетливо обрадовался Буланин. – Их ни за что оторвать нельзя. Вот попробуй-ка!»
Попытки оторвать пуговицы долго не удавались, пока не призвали на помощь главного «силача», как бы сказали теперь «деда».
Вот он в повести, во всей красе. Предтеча героев фильма «Делай раз» и прочих омерзительных сочинительств эпохи перестройки и развала:
«Пришёл Грузов, малый лет пятнадцати, с жёлтым, испитым, арестантским лицом, сидевший в первых двух классах уже четыре года, – один из первых силачей возраста. Он, собственно, не шёл, а влачился, не поднимая ног от земли и при каждом шаге падая туловищем то в одну, то в другую сторону, точно плыл или катился на коньках. При этом он поминутно сплевывал сквозь зубы с какой-то особенной кучерской лихостью».
Яркая характеристика. В суворовских военных училищах подобных экземпляров не было – их просто не могло быть. Если уж появлялся неуспевающий, его не оставляли на второй, третий и так далее год, а отчисляли. Не было и этаких чудовищ с жёлтыми, испитыми, арестантскими лицами, потому что физподготовка и спорт просто не позволяла становиться такими.
Не было и издевательств, тем более столь бессмысленных – оторвать не известно ради чего пуговицу, испортить курточку. Не было и унизительных «маслянок». Хотя старшие, конечно, проходили в буфет без очереди и пользовались другими различными преимуществами, от которых не было унижений для младших.
В военной же гимназии Грузов, поиздевавшись над фамилией Буланина, спросил:
«– А ты Буланка, пробовал когда-нибудь маслянка?
– Н… нет… не пробовал.
(…) – Вот так штука! Хочешь, я тебя угощу?
И, не дожидаясь ответа Буланина, Грузов нагнул его голову вниз и очень больно и быстро ударил по ней сначала концом большого пальца, а потом дробно костяшками всех остальных, сжатых в кулак.
– Вот тебе маслянка, и другая, и третья?.. Ну что, Буланка, вкусно? Может быть, ещё хочешь?
Старички радостно гоготали: “Уж этот Грузов! Отчаянный!.. Здорово новичка маслянками накормил”.
Буланин тоже силился улыбнуться, хотя от трёх маслянок ему было так больно, что невольно слёзы выступили на глазах».
В повести стараниями Грузова «пуговица отлетела с мясом, но толчок был так быстр и внезапен, что Буланин сразу сел на пол.
…Как он ни старался
Отвратительные порядки! Они страшны тем, что насилие над личностью, подавление личности, унижение не проходят даром. Таким образом может быть сломлен характер, таким образом можно превратить отрока, почти ещё ребёнка, в некое существо среднего рода. Это может сломать характер не только будущего командира, но и мужчины вообще, ну а последствия известны. Как человек, потерявший своё лицо, своё «я», сумеет впоследствии построить свои отношения с женщиной, как поставить себя мужем, то есть мужественным и авторитетным главой семьи, уважаемым отцом?
В детстве, отрочестве и юности надо искать причины многих семейных неурядиц и драм. Необходимо жёстко пресекать поистине омерзительные и преступные деяния Грузовых. Не каждый может самостоятельно противодействовать творимому Грузовыми беспределу. Тут велика роль командиров, которых в военных гимназиях практически не было, что мы видим и в повести «Кадеты (На переломе)».
К счастью, этаким вот Грузовым, в реальности Калмыковым, если вспомнить воспоминания кадета Скрябина, не удалось сломать характер, волю, воинских дух и мужское достоинство Куприна, но всё же положение дел в военной гимназии влияние на характер, что мы увидим далее, оказало. А что касается вот этого самого грузовско-калмыковского беспредела, то они трансформировались в пресловутую дедовщину, и мне тоже довелось повоевать серьёзно с этим пороком, командуя немного взводом, четыре года отдельной ротой, в которой было по штатному расписанию 238 человек (почти батальон), и немного батальоном. Боролся с этой мерзостью бескомпромиссно, без оглядки на то, что в ту пору – 70-е годы – такая борьба выливалась в недовольство командования, желающего, чтобы не было судимостей. Но Грузовы должны быть в дисциплинарном батальоне. И я пополнял ими таковой батальон регулярно, пока рота не стала идеальной… Издевательство над человеком, который не может ответить в силу обстоятельств, созданных порядками в том или ином подразделении, не просто преступно, оно не имеет названия…
К счастью, в советской военной школе – в училищах – подобного и близко не было, ну а в войсках… Там всё зависело непосредственно от командиров и прежде всего от порядочности и принципиальности командиров рот…
Детище военного министра и либерала Милютина – военные гимназии были рассадниками безобразий, поскольку преобразованы из кадетских корпусов путём разрушения военных порядков и превращения их в нечто полугражданское, полутюремное. А ведь ещё недавно корпуса готовили блистательных выпускников, сильных духом, твёрдых в своих убеждениях.
Куприн говорит о возвращении и порядков прежних, и прежних наименований.
«Как раз в том же году военные гимназии превратились в кадетские корпуса. Сделалось это очень просто: воспитанникам прочитали высочайший указ, а через несколько дней повели их в спальни и велели вместо старых кепи пригнать круглые фуражки с красным околышем и с козырьком. Потом появились цветные пояса и буквы масляной краской на погонах.
Это было время перелома, время всевозможных брожений, страшного недоверия между педагогами и учащимися, распущенности в строю и в дисциплине, чрезмерной строгости и нелепых послаблений, время столкновения гуманного милютинского штатского начала с суровым солдатским режимом».