Куприн: Возмутитель спокойствия
Шрифт:
Нового Куприна лепили все кому не лень. Одни киевские студенты чего стоили: споры до драк между сторонниками народничества и марксизма, зачитанные до дыр Ницше и Шопенгауэр, «украинская национальная идея», «польская национальная идея»... Вчерашнему офицеру, должно быть, было интересно до жути. Совершенно другая жизнь.
В этой жизни нужно было разбираться. Куприна продолжали печатать в петербургском «Русском богатстве», и он внимательно прочитывал все номера, обращал внимание на новые имена, не зная, что и новые имена, в свою очередь, следят за его публикациями. Видел имя Ивана Бунина, а Бунин, как вскоре выяснится, видел его имя. В 1895 году Куприн отметил рассказ Горького «Челкаш», даже дважды перечитал, а вскоре получил письмо из Самары. Некий Иегудиил Хламида (еще один, журналистский, псевдоним А. М. Пешкова) предлагал подключиться к редактированию «Самарской газеты». То есть «Иегудиил» следил за Куприным, а тот — разве о Самаре мечтал? Да и мог ли он подумать, что Горький через пару лет
Куприн пока что набивал руку и внимательно следил за тем, что модно в столице. У него был долгий ученический период. При чтении его ранних вещей не покидает ощущение несамостоятельности автора, искусственности сюжетов и героев — не творчество, а ремесло. Об этом говорил и Бунин: «...беда в том, что в талантливость Куприна входил большой дар заражаться не только мелкими шаблонами, но и крупными, не только внешними, но и внутренними. И выходило как будто так: требуется что-нибудь подходящее для киевской газетки? пожалуйста, — в пять минут сделаю и, если нужно, не побрезгую писать что-то вроде того, что “заходящее солнце косыми лучами освещало вершины дерев...”; надо написать рассказ для “Русского богатства”? и за этим дело не постоит, — вот вам “Молох”» [47] .
47
Бунин Ив. Перечитывая Куприна // Современные записки [Париж]. 1938. LXVII. С. 311.
Конечно, повесть «Молох» (Бунин ошибочно называет ее рассказом), напечатанная в «Русском богатстве» в 1896 году, не была, что называется, выстрадана автором. Это история любви инженера крупного сталелитейного завода, которому избранница предпочла паука-капиталиста. Зато повесть отметили входившие в моду марксисты, для которых инфернальная символика в описании производства, того самого Молоха [4*] , требующего теплой человеческой крови, была подарком.
Остается неясным, почему повесть приняло народническое «Русское богатство», ведь народники противостояли марксистам. Неясно и то, как уважаемый редактор журнала Николай Михайловский пропустил такие фразы: «бледное лицо Боброва искривлено внутренним страданием»; или: «сильный озноб потрясал его тело»; или: «большой белый прекрасный лоб прежде всего обращал на себя внимание на его лице». В этом Куприну вообще не везло: у него никогда не будет хорошего редактора.
4*
Молох (с кем герой повести сравнивает завод) — легендарный идол, бог огня и войны, которому древние моавитяне приносили человеческие жертвы. — Прим. ред.
Зато ему везло с женщинами. В Киеве он встретил Анну Георгиевну Карышеву. Это был многолетний роман, о котором муж Анны Георгиевны, известный киевский нотариус, знал, но смотрел на него сквозь пальцы. Куприн помогал в физическом воспитании трех сыновей этой семьи и постепенно, подобно Тургеневу, присел «на краюшке чужого гнезда». В отличие от Тургенева, он не мог материально участвовать в жизни Карышевых, напротив, в некоторой степени поступил к ним на иждивение.
Такой вот «семьей» они и прибыли весной 1897 года на дачу в Люстдорф, под Одессой. За неимением других данных допустим, что это была первая встреча нашего героя с «городом у Черного моря». В дальнейшем Одесса станет для него необходима как воздух. Он будет сбегать сюда из Петербурга в периоды тяжелых депрессий, усталости, разочарования. Он будет лечиться Одессой, подолгу жить здесь, напишет об Одессе один из лучших своих рассказов — «Гамбринус» (1907), чем навсегда пленит капризные сердца одесситов. Сейчас же этот город и Карьппевы подарили Куприну судьбоносную встречу.
Бунин
Здесь и сейчас — в весеннем Люстдорфе 1897 года — началась одна из самых мучительных историй в жизни нашего героя. История многолетней ревности, раздражения, отчаяния, одним словом, его соперничества с Иваном Буниным. Куприн проиграет: в 1933 году не ему, а Бунину присудят Нобелевскую премию...
А начиналось все весело, да еще и в «веселом селе» — так переводится с немецкого название Люстдорф. Песчаные пляжи, пряный ветер, томящий зной и южная свобода нравов. Карышевы поселились на даче, где уже жил поэт Александр Митрофанович Федоров, у которого гостил приятель — молодой поэт Иван Алексеевич Бунин. Бунин и рассказал, как они с Куприным познакомились (хотя, конечно, это его версия, к тому же изложенная более чем через полвека).
Это случилось 29 мая 1897 года. С утра лил дождь. Бунин и Федоров скучали. Федоров вяло сообщил, что с Карышевыми приехал писатель Куприн. Бунин вспомнил, что видел эту фамилию в «Русском богатстве», предложил пойти познакомиться. Карышевы сказали, что Куприн купается. В такую-то погоду!
«Мы сбежали к морю и увидали неловко вылезающего из воды невысокого, слегка полного и розового телом человека
48
Бунин И. А. Куприн // Бунин И. А. Собрание сочинений: В 9 т. М.: Художественная литература, 1967. Т. 9. С. 393.
Федоров (правда, тоже через много лет) в целом рассказывал то же: «У меня в то время гостил Бунин, как брат. <...> Он (Куприн. — В. М.) недавно перед этим оставил военную службу, путь куда ему открыл кадетский корпус, и, по его рассказам нам, три года постранствовал, был и актером в провинции на пробных ролях, и репортером в провинциальных газетах, но мечтал о серьезной литературе и относился ко всем житейским невзгодам по молодости своей и беспечности весьма юмористически» [49] .
49
Цит. по: Рогозина Н. М. Воспоминания А. М. Федорова об А. И. Куприне (по неопубликованным материалам очерка «А. И. Куприн») // Вестник Ленинградского государственного университета им. А. С. Пушкина. 2013. Т. 1. № 1.
Так на люсгдорфском берегу возникло трио, довольно долго хранившее добрую дружбу. Наверное, Куприн в этом трио был Портос, Бунин — Д’Артаньян, Федоров, несомненно, Арамис. Он был «по-мушкетерски» красив: аккуратная бородка, усы, томный и озорной взгляд. Эстетствовал. Бунин в те годы — заводной, острый на язык, тонкий, с мягкими, приятными чертами лица, ниточка усов, взгляд с чертовщинкой.
В том, что эти трое быстро подружились, нет ничего удивительного. И юг этому способствовал, и общность интересов. И потом они были ровесники: Бунин и Куприн одного года рождения, Федоров всего на два года старше. Они быстро перешли на «ты». Придумывали друг другу смешные имена и прозвища: Куприн называл Бунина Сережей, Петрушей, Валерием, Сашей, тот Куприна — Васей, Купришкой. Федорова в шутку звали «Федореско». Александр Иванович, возможно, ближе сошелся с Буниным, потому что Федоров был человек семейный, а Бунин в то время свободен как ветер.
Поделившись с новыми приятелями теми деталями своего прошлого, которыми счел нужным поделиться, Куприн, в свою очередь, быстро понял, что Бунин гордится своим дворянским происхождением и тем, что из его рода был Афанасий Бунин, отец поэта Василия Жуковского. Богатством тем не менее знатный отпрыск похвастаться не мог, перебивался случайными заработками. В последнее время жил в Петербурге, до того в Полтаве, а родился в Воронеже. Сразу стало ясно, что Бунин более искушен в литературных делах. Он уже выпустил сборник стихов; совершенно спокойно рассказывал о том, что знаком со Львом Толстым, с Чеховым, что в столице успел завести связи, например, в журнале «Мир Божий», который в некотором роде оппонент «Русского богатства»...
Федоров был скромного происхождения. Родом из Саратова, отец — пастух, рано умер, он остался сиротой, хлебнул лиха, кое-как перебивался, но теперь всего себя посвятил литературе, тоже печатается в «Русском богатстве», уже выпустил в Москве первую книгу стихов, благосклонно встреченную критикой. Куприну пока оставалось молчать. Не мог же он блеснуть «Киевскими типами» в 24 странички! Срочно нужна была книжка посолиднее. На том и расстались до следующего лета.
Однако Люстдорф подарил Куприну еще одно знакомство, ставшее многолетней дружбой. Одесский спортсмен Сергей Уточкин заразил его любовью к норвежскому писателю Кнуту Гамсуну, и под влиянием этой новой страсти Куприн написал повесть «Олеся» (1898) о любви городского образованного человека и полудикой лесной девушки, внучки колдуньи. Вместе с открытием Гамсуна в жизни Куприна началась новая полоса. Отныне он исступленно искал тех же эмоций, что испытал герой гамсуновского романа, лейтенант Глан: один, в лесу, отгородившись от цивилизации. Тем более что это отвечало зову его души, и у него был Стася Нат, который мог ему обеспечить эти эмоции.