Кураж. В родном городе. Рецепт убийства
Шрифт:
Я улыбнулся в ответ. За несколько недель, что прошли с того дня, как Пип сломал ногу, я ближе узнал Эксминстера, и с каждым днем он все больше мне нравился. Не только потому, что был отличным знатоком своего дела и трудился без устали. На него можно положиться во всем. Он не подвержен настроениям, и, имея с ним дело, не нужно каждый раз задумываться, какое у него нынче расположение духа. Он всегда один и тот же: без бурных приступов веселья, но и без внезапной раздражительности — просто разумный человек. То, что думает, — говорит прямо. Поэтому
Но, с другой стороны, он во многих случаях вел себя глубоко эгоистически. И на первом, и на втором, и на третьем месте у него соображения собственного комфорта и удобства. Сделать кому-нибудь любезность или одолжение он способен только в том случае, если ему абсолютно не требуется жертвовать своим временем или прилагать какие-то усилия.
Похоже, мое общество было ему приятным с самого начала. Да и мне удобно с ним. Он вскоре предложил, чтобы я оставил официальное обращение «сэр» и называл его попросту Джеймсом.
Возвращаясь со скачек в Бирмингаме, мы проезжали мимо ярко освещенных афиш.
— Дирижер сэр Трелони Финн, — прочел он вслух. — Не родственник, полагаю?
— Сказать по правде, это мой дядя.
Последовало гробовое молчание. Потом он спросил:
— А Каспар Финн?
— Мой отец.
Молчание.
— А еще кто есть?
— Госпожа Оливия Коттин — моя мать.
— Господи! — воскликнул он. (Я усмехнулся). — Вы что, скрываете все это?
— Совсем наоборот, — весело ответил я. — Им нужнее, чтобы я помалкивал. Для них иметь в семье жокея — неприлично. Это их шокирует.
— Это многое объясняет, — задумчиво произнес он. — А то я уже стал удивляться, откуда у вас эта уверенность в себе… и почему вы так мало рассказываете.
Я улыбнулся.
— Я был бы весьма благодарен… Джеймс… если бы о моих стариках не начали болтать в весовой — хотя бы из уважения к ним.
Он обещал, что не проговорится, и сдержал слово. Но с этого дня его отношение стало более дружеским. Поэтому, когда он перечислял все недостатки Питера Клуни, Дэнни Хигса и Тик-Тока, я более спокойно, чем прежде, спросил:
— Уверены ли вы, что все эти слухи соответствуют действительности?
— Ну, совершенно точно известно, что Питер Клуни несколько недель назад пропустил скачки два раза подряд. Из-за непростительного опоздания. Это факт!
Я рассказал ему о том, как Питеру дважды зверски не повезло.
— И, насколько мне известно, с тех пор он ни разу не опаздывал. Так что разговоры о его ненадежности основаны только на этих случаях.
Но Джеймс упрямо твердил:
— Нет-нет, на него нельзя положиться.
— От кого это известно? — полюбопытствовал я.
— Ну, например, от Корина Келлара. И, конечно, от Джонсона, у которого он служил. И от Баллертона тоже. Хотя обычно я и не считаю нужным обращать внимание на то, что он говорит.
— А как насчет Дэнни
Дэнни — неугомонный кокни, небольшого росточка, но храбрец отчаянный.
— Он слишком азартно играет на скачках, — категорически объявил Джеймс.
— Кто это говорит?
Я знал, что Дэнни нарушал правила, делая ставки на лошадей, но, судя по тому, что я слышал от него в раздевалке, речь шла о сумме не более пяти или десяти фунтов. Вряд ли какой-нибудь тренер стал бы косо смотреть на него из-за этого пустяка.
— Кто говорит? Ну, допустим, Корин, — неохотно сказал он.
— А Тик-Ток? Кто болтает, что Ингерсол не всегда стремится к победе?
Джеймс ответил не сразу.
— А почему я не должен верить Корину? Ему-то какая корысть? Он отличный тренер и, как все мы во многом зависит от хороших жокеев. И уж, конечно, не лишил бы себя таких, как Клуни или Хигс, если бы у него не было на то серьезных оснований.
Я подумал немного.
— Знаю, что суюсь не в свое дело, но не расскажите ли, почему вы отказали Грэнту Олдфилду? По его словам, это имеет отношение к продаже информации…
— Ну да, он продавал информацию. И я, конечно, терпеть этого не стал. — Я все еще сидел с озадаченным видом. Эксминстер проскочил мимо светофора на желтый свет и искоса взглянул на меня. — Он сообщал сведения. Допустим, мы выпускаем новую лошадь, на которую возлагаем надежды. А он тут же сообщает об этом букмекеру. Владелец лошади не может получить хорошую выдачу, потому что букмекер его опередил и испортил рынок. Трое владельцев, с которыми я имею дело, ужасно злились. И ничего удивительного, если они получили только два или три к одному, вместо шести или семи, на которые рассчитывали. Так что Грэнт должен был уйти. А жаль — он сильный жокей, как раз такой, какой мне нужен.
— А как вы узнали, что информацию продавал именно Грэнт?
— Это выяснил Морис Кемп-Лор, когда готовил одну из своих передач о том, как действуют букмекеры. Он узнал об этом случайно. И рассказал мне, страшно извиняясь. Заметив лишь, что лучше Грэнту знать поменьше. Но нельзя работать с жокеем и иметь от него секреты — это безнадежная затея.
— А как реагировал Грэнт, когда вы его рассчитали?
— Он страшно возмутился и все отрицал. Но что ему оставалось? Ни один жокей не признается, что продает информацию.
— В том-то и дело. Понимаете, мне не хотелось этому верить. Но Лаббок, букмекер, признал, что Грэнт давал ему информацию по телефону. И он платил ему за это с тех самых пор, как Грэнт начал служить у меня.
Звучало все это достаточно убедительно, но оставалось неуловимое ощущение, что где-то я что-то упустил. И я переменил тему.
— Ну а почему у Арта вечно были скандалы с Корином?
Джеймс задумался.
— Точно не знаю. Вроде бы Арт не выполнял приказов Корина во время скачек. — Он тщательно обогнал на повороте два еле тащившихся грузовика. — К чему вы клоните?