Кураж
Шрифт:
Гравес понял, что имеет в виду комендант. Палач оплачивался государством, а за веревку предъявляли счет родственникам повешенного. Он улыбнулся.
Лицо полковника начало медленно багроветь, усики поползли вверх.
– Вы еще позволяете себе смеяться, штурмбанфюрер?
– Никак нет, господин полковник. Улыбаюсь, предвкушая удовольствие работать с вами. Ваш предшественник был чрезмерно осторожен, только и повторял: "Не надо дразнить гусей!"
Полковник фыркнул:
– Вот они его и клюнули, гуси.
– Так точно,
Комендант словно бы спохватился:
– Что ж вы не садитесь, штурмбанфюрер? Прошу.
Гравес поблагодарил кивком и сел, вернее, провалился в низенькое глубокое кресло. Раньше его здесь не было. Полковник получил возможность взирать на собеседника сверху и помягчал.
– Мы должны работать в контакте, господин штурмбанфюрер. Независимо от ведомства. У нас единые задачи. Порядок любой ценой! И не церемоньтесь. Вешайте.
– Служба безопасности, господин полковник, только сеть, очищающая водоем. Осмелюсь заметить, что виселицы числятся за комендатурой. Вы здесь бог и судья!
– Так очищайте, Гравес, очищайте. Я подпишу любую смертную казнь. И не расстреливать, а вешать. Вешать! Казнь должна устрашать, так учит фюрер.
Доктор Доппель, вернувшись к себе в кабинет, занялся поливкой кактусов. Он переходил с лейкой от горшка к горшку, неторопливо поливал в них землю и насвистывал. Мелодия была однообразной и напряженной. Доппель думал.
Внезапно поставив лейку на пол, он решительно надел пальто с меховым воротником, нахлобучил меховую шапку и, предупредив Отто, что он в гостинице, вышел.
Гертруда Иоганновна, увидев озабоченное лицо компаньона, выпроводила сыновей, молча поставила на маленький столик у диванчика бутылку коньяку, рюмку, заварила кофе. Доппель ценил знаки внимания.
– Гертруда, сегодня вас представят новому коменданту полковнику Фрицу фон Альтенграбов. Имейте в виду: он - фанатик, - сказал Доппель без обиняков.
– То есть?
– Гертруда Иоганновна подняла тоненькие брови.
– Я сам старый член партии, но фанатизм мне чужд. Мир развивается в русле здоровой предприимчивости. Не надо ликвидировать кузнеца, если сам не можешь подковать лошадь. Не надо уничтожать лошадь, если придется идти пешком.
– Доппель разговаривал как бы сам с собой, самого себя в чем-то убеждая.
– Фанатики готовы пробить стену головой. Зачем? Ее спокойно можно разобрать по кирпичикам. Мы с вами неплохо работаем, Гертруда. Клиентура довольна. Мы имеем свою долю. "Акила нон кантат мускас". Орел не ловит мух.
– Что-то туманно, - сказала Гертруда Иоганновна.
Доппель улыбнулся.
– Мысли вслух. Вам надо понравиться новому коменданту, Гертруда.
Она пожала плечами.
– Будьте умницей. Он несколько странный человек. Обижен ростом. Не улыбайтесь при нем. Может подумать, что вы смеетесь над ним. Плюс ко всему он ранен в живот. У него строгая диета. Пусть Шанце готовит для него что-нибудь специально. Кстати, не найдется ли у вас жесткая подушечка?
– Подушечка?
– На которой можно сидеть. Полковник в своем кабинете сидит на подушечке. Чтобы казаться повыше. И учтите, он - личный друг Гитлера.
Когда Доппель ушел, Гертруда Иоганновна спустилась вниз на кухню.
В каморке у Шанце сидел незнакомый лейтенант. Над низким лбом блестел аккуратный напомаженный пробор, белое лицо словно обсыпано мукой, и на нем яркое пятно пухлых красных губ.
Лейтенант бесцеремонно уставился на нее.
– Адъютант нового коменданта, фрау Копф, - буркнул Шанце.
– Очень приятно, - она приветливо протянула руку.
Лейтенант вскочил, прилип губами к руке. Губы были мокрыми. Экая пакость!
– Лейтенант Гласкугель, - он хохотнул тоненько, словно всхлипнул.
– Очень редкая фамилия.
– Добро пожаловать, господин лейтенант. Я как раз зашла дать инструкции повару по поводу обеда для господина коменданта. Что пьет господин комендант?
– осведомилась Гертруда Иоганновна.
– Минеральную воду. А остальное пью я, - лейтенант снова всхлипнул.
– Угостите лейтенанта, Гуго, - сказала Гертруда Иоганновна и, кивнув, вышла.
– Угощай, фельдфебель, раз хозяйка велела. Сам-то не догадался!
Шанце откровенно поморщился. Он ценил независимость и терпеть не мог развязности. Но достал из шкафчика початую бутылку самогона, плеснул в стакан до половины, положил на тарелку соленый огурец и кусок хлеба.
И тут в каморке появилась Злата с деревянным ящичком в руках.
– Соль, герр Гуго.
Шанце указал пальцем в угол.
Девочка поставила на указанное место ящичек с солью.
– Какие синенькие глазки!
– воскликнул лейтенант, протянул руку и сжал пальцами Златины щеки.
Она резко отстранилась.
– Ходить, ходить, шнеллер!
– прикрикнул сердито Шанце и подтолкнул девочку к двери.
Злата торопливо вышла. Лейтенант щурился ей вслед.
Доппель привез полковника фон Альтенграбов ровно в 14.00.
Гертруда Иоганновна встретила их в вестибюле. Серое строгое платье с закрытым воротом сидело на ней, как армейский мундир. Она вскинула правую руку:
– Хайль Гитлер!
Гости ответили. Доппель представил ее полковнику.
Комендант руки не подал, только кивнул слегка. Она стояла перед ним навытяжку, но не тянулась. Все в ней казалось естественным.
– Милости прошу.
Она проводила гостей в ресторан к угловому столику. Положила наскоро сооруженную подушечку на сиденье стула.
– Надеюсь, удобно, господин полковник.
– Вполне, - комендант кивнул, уселся и стал казаться выше ростом, хотя тонкие ноги его, обтянутые блестящими гладкими голенищами сапог, не доставали до пола.
– Садитесь, Эрих, - пригласил он и повернулся к Гертруде Иоганновне.
– И вы тоже.
– Я на службе, господин полковник.
Комендант удовлетворенно хмыкнул: хорошо, что фрау ревностно относится к службе.