Курьер. Книга 1
Шрифт:
— Схвати его под коленки, — скомандовал я Грэю, вспомнив, наконец, последний этап, который решал всё: будет жить Асахиро или уже нет.
"Времени будет секунды три-четыре от силы", — мрачно подумал я и добавил:
— По моей команде согни ему ноги в коленках и обхвати коленные чашечки.
Грэй кивнул, сбоку от меня кто-то шепнул:
— Шприцы готовы, мистер Преображенский.
— Начали! — решился я и кивнул Грэю, а сам вонзил пальцы с обеих сторон в шею Асахиро, погружая их как можно глубже и от души моля всех потусторонних не зацепить трахею и гортань, не продавить их.
Грэй отреагировал моментально, я сделал круговое движение,
— Колите прямо в сердце один за другим! — крикнул я, ничего не видя вокруг, мало что соображая и пытаясь в этих расстроенных чувствах подняться на ноги и прийти в себя.
— Лежи, я тебе говорю! — раздался страшный напряжённый рык Грэя, до меня донеслись звуки борьбы, неясный шум, кто-то выругался, охнул, затем что-то покатилось, и тут я руками разлепил глаза и поднял голову.
Что-то красное тотчас их застило, я машинально смахнул ладонью, из разбитой — в который раз уже! — переносицы тоненьким ручейком потекла кровь, защипали рассечённые брови, и в этот момент страшно по-заячьи закричал кто-то у меня над головой!
Одним резким движением я вскочил на ноги, собрал воедино разбегающиеся глаза и увидел, как окровавленный скелет улыбается страшно остатками зубов, мой взгляд скользнул ниже, я увидел торчащие из бешено колотящегося сердца и колыхающиеся шприцы, мазнул по суматошно работающим, брызжущим кровью остаткам лёгких, и тут он коснулся руки этого страшного невообразимого ужасного живого мертвеца, которая схватила под подбородок того самого толстенького оператора Грина, развернув его спиной к себе, пальцы второй руки нервно постукивали его по лбу.
— Не надо, — мгновенно охрипшим голосом произнёс я, нетвёрдо стоя на шатающихся ногах, — не нужно, Асахиро! Не…
И скелет, рассмеявшись страшным булькающим визгливым смехом, сделал руками одно-единственное короткое движение. Раздался лёгкий хруст, и бездыханное тело молодого парня мешком осело на пол. Скелет развёл руками, виновато улыбаясь, внезапно его взгляд коснулся моего лица, он вдруг поднял руки, будто защищаясь в испуге, задрожал, скукожился, съёжился и вроде бы даже всхлипнул. Тишина воцарилась мёртвая, я стрельнул глазами влево, вправо — лица у всех ошарашенные, напуганные, Грин чуть в стороне и позади меня замер с выпученными глазами, на лице выражение полнейшего недоумения. Скелет глянул на меня одним глазом из-под поднятых в защите рук, я окончательно растерялся…
И в этот момент мощная длань разъярённого Грэя повергла его на пол, и этот будто стало отмашкой для старта: меня толкнули в одну сторону, в другую, завизжали, закричали, вопли испуганных хладнокровными жестоким и напрасным убийством людей заполонили весь зал, толпа из пары десятков человек, до того сгрудившаяся возле меня и наблюдавшая безмолвно за ходом реанимации, теперь бесновалась и кидалась из стороны в сторону, пытаясь одновременно и убежать, и скрыться, и защититься…
Асахиро, рухнув на пол от удара Грэя, скрючился, собрался в клубок, поджав под себя все конечности, и завыл, как воют, наверное, одинокие путники, заблудившиеся ночью в лесу, полном голодных волков и прочей живности, зарыдал и заплакал, отмахиваясь руками и выставляя их так, будто собрался защититься от посягательств с моей стороны на свою жизнь. Мы с Грэем обменялись непонимающими взглядами, я подошёл к курьеру и присел возле него — следовало хотя бы вытащить шприцы из его сердца, однако Асахиро вдруг забился как дикая неприрученная птица в клетке, явно пытаясь отползти от меня подальше и укрыться где-нибудь, спрятаться…
— Рухнула наша теория, Андрюха, — шепнул мне беззвучно Грэй, я едва успел вовремя поднять взгляд и прочесть это по его губам. — Придётся заново придумывать велосипед.
— Опять?! — донёсся приглушенный рык за моей спиной, и я резко обернулся и встал, чтобы посмотреть, как наш ковыляющий генералиссимус из всех сил спешит к нам в обнимку с Эланой и её молодцами, тащащими на своих немаленьких плечах громоздкое реанимационное оборудование.
Увидев сие зрелище, от которого содрогался пол и разбегались все окрестные тараканы, я понял, что всё, наше дело — труба, в очередной раз я оказался не в том месте и не в то время, и сейчас, невзирая на заслуги перед Отечеством, меня могут примитивно расстрелять или сделать внушение прямо на глазах у всей толпы, которая будет восхищённо внимать и даже похлопает в итоге в ладоши — от осознания всего этот у меня даже ресницы и брови заметно опали, были бы усы, они бы повисли как жалкие тряпочки. Но… Я недооценил Капитошкина.
— Преображенский, почему всякий раз, когда происходит ЧП с курьерами, рядом непременно оказываешься либо ты, либо твоя загадочная тень?! — прорычал он мне в ухо, схватил за руку и демонстративно потряс её, сдавив пальцы.
— Да откуда мне знать, Зизольдий Гурабанович?! — зашипел я ему в лицо в ответ. — Сами знаете: мне эта работа не особо и нужна, я бы и с театром не порывал, будь моя воля и голова на плечах. Видать, меня мама в детстве часто роняла, что у меня от рождения такой пунктик — влипать во всякие пакостные дела!
— Помолчи! — рявкнул он тихо. — И моли Триединого, Преображенский, потому что от аналитиков Центра поступили такие интересные факты, которые могут положить крест на всю нашу дальнейшую деятельность. Понял?!
Уставившись мне в глаза яростным испытующим взглядом, он молчал и лишь делал загадочный вид, а я как раз пытался понять: какое отношение услышанное имеет ко мне? У меня же алиби по поводу Ковалёва и Дегтярева. Или они ещё что-то накопать под меня смогли?!
— Элана, как он там? — громко спросил Капитошкин, не оборачиваясь и продолжая буравить меня взглядом.
— Он мёртв, Зизольдий Гурабанович, — раздался спокойный — чересчур спокойный! Неужто истерика близится? — голос нашего главного врача. Я против воли вытаращил глаза и едва не задохнулся от неожиданности: как мёртв? А инъекции? А био-стимуляция? — Инъекции помогли ему продержаться, возможно, они и удержали бы его в жизнеспособном состоянии, но мышечное напряжение и резкий скачок кровяного давления решили всё — сердце не выдержало нагрузки и разорвалось. Шоковая стимуляция его не спасёт, проводить её я не рекомендую — имеющиеся травмы и повреждения несовместимы с жизнью, их не залечит даже кольто и хроно-консервация.
— Я всё понял, — кивнул Капитошкин. — А с Леонардо что?
— Перелом шейных позвонков, — раздался холодный голос, — однако смерть наступила до этого в результате обширного инфаркта и внутреннего кровоизлияния в мозг.
Капитошкин закрыл глаза и вздохнул, руки его мелко-мелко дрожали, лицо покрылось сеточкой мелких кровяных сосудиков, побагровело и налилось дурной кровью.
— Я могу идти, Зизольдий Гурабанович? — спросила Элана, поднимаясь с пола.
— Разумеется, — кивнул он. — Свободна.